***
Тот день я не забывал никогда. Из года в год. Из века в век. Из тысячелетия в тысячелетие. Пройдя Средиземье вдоль и поперек, я чувствовал на себе взгляд пасмурных, как грозовое небо, глаз, и это давало мне силы идти дальше. Я уплыл из Валинора вместе с остальными истари. Путь по морю был труден, но то, что ждало нас на суше, оказалось еще труднее, чем то, на что мы, как нам казалось, шли. Поначалу мы держались вместе, но со временем у каждого из нас появились приоритеты. Я отделился первым. Так появился Митрандир. Серый странник — такое имя мне дали в Средиземье, и куда бы не привела меня дорога, как и завещала Ниэнна, везде мне были рады. На юге меня прозвали Инканус, что по смыслу недалеко уходило от моего первоначального имени. Таркуном стали величать меня гномы, что охотно слушали мои рассказы и всегда просили показать пару чудес ради развлечения. Только ли ради развлечения я был послан Арде? Нет, конечно. Манвэ знал, что отправляя майар в Средиземье, он навлекает силу, равную нашей мощи. Зло всегда таилось в ожидании своего часа, и Валар не могли выжидать момента нападения скверны из тени. Мы были посланы Арде для защиты. Ради противостояния, но наш зарок был тяжкой ношей, ибо даже будучи высшими созданиями, мы обрекали себя на страдания. Дорога выматывала нас, а страх сковывал наши души. Я достаточно быстро растерял былое самообладание и гармонию души, ведь сохранять спокойствие в спокойном месте гораздо проще, чем быть рассудительным и неспешным, когда вокруг тебя сгущается сумрак. Мне помогала Нарья — эльфийское кольцо, подаренное мне Владыкой Митлонда Кирданом Корабелом. Нарья облегчало мой труд и не раз разжигало мужество в моем сердце, не давая опустить руки. Я прошел много дорог и повстречал много любопытных существ. Передо мной сходили с пьедесталов короли, их отпрыски и целые династии уничтожались в междоусобных распрях. Я наблюдал естественное течение времени и не смел вмешаться, ибо был послан ради противостояния злу совсем иного рода. Иногда мои попытки вмешаться приводили к еще более тяжким последствиям, и я дал себе клятву никогда не нарушать истинный порядок вещей. Иногда, чтобы проросли цветы, нужно выполоть сорняки, и не мне решать, кто из этих существ является корнем гниения. Но я не был беззаботным старцем, блуждающим по миру в неспешном созерцании течения времени. Иногда мои наблюдения приводили к очень интересным выводам. В Эриадоре я, неожиданно для самого себя, познакомился с хоббитами. Это необычный народец с самыми обычными проблемами и потребностями. Эти маленькие полурослики навсегда стали мне добрыми друзьями, и я с уверенностью назвал бы их самыми поразительными существами во всем Средиземье. Хоть по большей части я и общался с эльфами, но у эльдар нет и половины той самобытности, что присуща этим невысокликам. Беззаботные, шумные, очень скопидомистые и отчасти даже скаредные, но преисполненные добротой и отвагой малыши, чьей самой большой проблемой в жизни принято считать неурожай баклажанов. Про них можно говорить часами, но стоит лишь увидеть своими глазами их уклад жизни, как становится понятно, что ты ошибался абсолютно во всем. Как только я приезжал в Хоббитанию — я не хотел оттуда уезжать как можно дольше. Владения полуросликов не трогали ни войны, ни время, ни нависшая над Средиземьем угроза. Островок идиллии посреди океана кошмара. Это было одно из тех мелких, но судьбоносных знакомств, что рушат до основания выстроенную веками систему. Мир изменился буквально в считанные секунды после моего первого посещения Шира. Я не преувеличиваю. Арда разобщилась. Леса пожирала скверна. Из чрева зла стали появляться все более уродливые создания, и на пороге нас уже дожидалась тьма. Первым пал Таур-э-Ндаэделос, в будущем названный Чернолесьем. На холме Амон Ланк Саурон воздвиг крепость, и она, словно маяк, притягивала к себе корабли скорби и горя. Первый жребий открытого противостояния выпал гномам Мглистых Гор. Мы ничего не смогли сделать. Ничем не смогли помочь, ибо созвать всех истари оказалось сложнее, чем мы думали. Жившие обособленно народы не хотели объединяться до последнего момента, отрицая угрозу со стороны приспешника Мелькора, а эльфы, по умолчанию взявшие в свои руки бразды правления Ардой, не спешили бросаться бессмертной грудью на амбразуру. Я старался объяснить степень заблуждения Перворожденным, но они оставались глухи к моим словам. Гордые. Некогда великие и взявшие на себя смелость называться Мудрейшими. Им было далеко до своих предков. Что уж... им было даже далеко до маленьких хоббитов, день изо дня трудящихся в поле, сохраняя крупицы доброты и так важной всем нам крепости сердца. Эльдар закрылись от внешнего мира в своих изящных дворцах, и я уже видел в том длань порока. Дальше Гондор и Арнор накрыла чума, которая уничтожила под корень Кардолан. Лиходейские твари захватили Мордор, создавая огромную армию в недрах Роковой горы и грозя раздавить человеческие владения накапливаемой мощью. Минас Итиль два года держал оборону, но, не найдя поддержки, пал, оставляя после себя золу и воспоминания. Именно тогда я лично собрал воедино всю имеющуюся информацию и обратился к эльдар, в который раз взывая к благоразумию. Все получилось? Не сразу. Через много лет был собран Белый Совет, на котором решалась дальнейшая судьба Арды и была поставлена задача разгадать загадку Дол Гулдура. Это сейчас я знаю, что во всех происходивших событиях был повинен Саурон, а тогда, лишь тень Некроманта, обладающего магией, была видна из беспросветного мрака. Когда чародей явил свой лик, было уже поздно. Пики были подняты, и жернова войны крутились, совершая свой страшный помол. Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствует тот, кто сообщает о надвигающейся буре? Он чувствует себя её причиной. Он становится первым вестником смерти и первой жертвой на алтаре победы. От меня ждали надежды, которой у меня не было. Мне предстояло рискнуть собой ради добычи ответов на вопросы, что неустанно преследовали меня, и я, снедаемый отчаянием и страхом, решил лицом к лицу встретиться со злом. За сотни лет странствий моя спина согнулась, а мысли потеряли былой запал. Я все чаще смотрел вдаль и старался вспомнить серые глаза и волшебство момента, когда я позволил себе любить и быть любимым вопреки своего естества, но с каждым днем эти воспоминания блекли и теряли краски. Среди тьмы и отчаяния я уже почти не мог понять причин своего возникновения здесь. Мне приказали? Меня попросили? В том мое предназначение?***
В моей жизни было много ярких моментов, которые хочется прожить заново, но этот я не хочу повторять. Никогда. Ни за что. — Ниэнна... — будто молитву прошептал я это имя. Мне казалось, это действительно важное слово. Именно сейчас. Казалось: это именно то, что стоит говорить последним. То, с чего все началось. То, с чего начинался я, и с чего я приду к своему завершению. Мрак окутал меня со всех сторон, и свет Эру, дарованный мне с момента рождения, угасал, теряясь в непрерывном потоке скверны, охватившем все мое естество. Я стоял на коленях, сгибаясь к холодным камням и пытаясь ухватить из воздуха хоть луч надежды, но в ушах стоял набат темного наречия, и я ощущал подкатывающий к сердцу страх. Сквозь пелену этой липкой грязи не пробиться ничему. Я пришел за ответами, и я их получу сполна. Я уже знаю их, но мне не уйти с ними отсюда. Не разогнуться. Ни вздохнуть. Влажная капля упала мне на плечо, больно укусив за разодранную кожу. Я дрался на смерть. Я проиграл. Где-то вдалеке, будто через толщу воды, я услышал гром, и вторая капля ласково опустилась мне на щеку. Третья. Четвертая. Свежий воздух проник в легкие, больше не скручивая органы невозможностью сделать хоть один вздох. Ядовитый туман рассеивался, и я увидел узловатые пальцы в угольной саже. Это были мои пальцы. Мои руки. Я в Дол Гулдуре. Один. — Никто не один, Олорин, — мягкий голос прорезал пространство, и я, забыв о минутном отчаянии, разогнулся и закрутил головой в поисках источника звука. Мои глаза полоснул яркий свет, а с неба, как из ведра, полился свежий дождь, смывая с меня остатки тьмы и ободряя больной рассудок. Тонкая фигурка в сером плаще кротко стояла около разрушенной анфилады крепости, а ореол света вокруг нее разрастался, ввергая тени в бегство. Я слышал вопли злости, глохнувшие вдалеке, и видел, как щупальца зла обжигает ослепительным потоком энергии, исходящем от Валиэ. Девушка с беспокойством осматривала меня и, словно споря сама с собой, через минуту сорвалась с места, вмиг очутившись напротив моего лица. Я вспомнил. Ее необыкновенные глаза, ее бледную шелковую кожу, ее тонкие запястья и причину, по которой я брожу по свету. Ради нее. Я должен прекратить это и вернуться. — Ниэнна... — Тише, — привычная слезинка скатилась из ее глаз, и я не удержался от того, чтобы словить ее губами. Горькая. Улыбнувшись, я оглядел нас, чуть задержавшись на своей старческой руке, которая обнимала ладонью плечо девушки. Я отдернул руку и Валиэ задрожала сильнее. Голова кружилась, и окружающее пространство поплыло перед глазами, но девушка удержала меня от падения, приникая своими губами к моим. Последнее, что я услышал от нее: лишь тихий шепот, который призывал меня не сдаваться. Тихий шепот, который дарил спокойствие и приносил на эти берега крупицы утерянной когда-то надежды. Теперь я точно знал: у всего, что я делаю, есть смысл, ведь по моим следам неустанно следует она. Я слышал это в ее шепоте. Она говорила, что не сводит с меня взгляд. Говорила, что разделит со мной любую уготованную мне участь. И с тех пор я не сдался ни разу.***
Много приключений я пережил. Стал свидетелем множества событий и чудес. Прошел через войны и мирное время. Видел драконов и падающие звезды. Исходил сотни пар сандалий. Сменил десятки мантий и остроконечных шляп. Я сражался. Я дружил. Я верил в добро и нес свет через все тернии. Я не стану пересказывать вам ту историю, которую вы без сомнения знаете, скажу лишь, что на всем своем долгом веку я так и остался верен уже закоренелым привычкам, хоть и изменился во многом. Я все так же любил дождь и грозы, все так же предпочитал долгие прогулки оседлой жизни, все так же пускал кольца дыма из трубки (ох уж этот лонгботтомский табак), но больше не смотрел на мир через выбор стороны света или тьмы. Я больше не осуждал и не порицал, основываясь только на своих предпочтениях. Я понял, что в каждом из нас есть доля добра, которая борется за свое место под солнцем с нашей темной сущностью. Я поразился, насколько я был далек от того идеала, которому так легко было придерживаться в Валиноре. Мне приходилось делать выбор и порой этот выбор был труден как раз из-за личных предпочтений. Порой этот выбор был несправедлив и неправилен с любой из сторон, но я его делал. Ради того, чтобы подарить кому-то надежду. Ради того, чтобы подарить ее самому себе. Я устал. Смертельно устал и уже сросся со своим обликом старца, практически ощущая на себе тяжесть прожитых лет. И тогда, в самый пасмурный из всех дней осени, после страшной войны и десятка праздников в честь победы, я ступил на дощатую палубу белоснежного корабля вместе со своими друзьями и товарищами, и отправился обратно. Домой. К ней. И больше никогда не видел ее слез.