Принц и нищенка

Знобило. Все тело билось в конвульсиях то ли от холода, то ли от жары. Я еле разлепил веки и почти не видел перед собой ничего, кроме размытых светловолосых фигур. По росту смог различить отца. Видимо, вторая склоненная надо мной голова — Ариетт. Ломило кости, а дышать получалось с трудом. Прохладные пальцы прошлись по моему лбу, а я лишь слабо улыбнулся. Спина нещадно саднила. Меня разодрали? Что от меня осталось? — Тише. Уже все позади, — девичий голос еле слышался через всхлипывания, а в моих ушах и подавно будто была вата, что заглушала все звуки. — Ты меня слышишь? — это спросил отец, а я утвердительно кивнул в ответ. — Уйди прочь! Это мне? Нет. Девушка поцеловала меня холодными губами и ушла, шурша платьем. Видимо, у меня правда жар. — П...п...прости, — горло не слушалось. Не работало. Слова получились тихими и скрипучими. Мне на грудь опустилась голова Таура, и я увидел вздымающиеся плечи. Он плачет? Мой отец? Почему? Все так плохо? — П...прости меня, — я не без труда поднял руку и приложил к светлым волосам эльфа. Он схватил мою кисть и прижался к ладони лицом. Мокрая щека. — Не извиняйся передо мной! — голос надорвался. — Ты ненавидишь меня. Я сам себя ненавижу. — Не... не правда, — зуб на зуб не попадал от дрожи. — Я исправлю все, сын. Я все исправлю. Мужчина тараторил эти слова, как заклятие, а меня снова потянуло в сон. Только в этот раз без сновидений. Я просто провалился во тьму, даже не успев удивиться. Сколько я так пролежал? Неизвестно. Когда я выздоровел, лес уже сменил летние одежды на осенние и приготовился к увяданию. Слава Валар, мне ничего не откусили, и я остался практически прежним. Остались шрамы. Вдоль всей спины. Отец хотел скрыть их магией, но я не дал. Буду смотреть, когда станет снова плохо. Они отражение моих шрамов в душе. Тем более, никто не увидит ни тех, ни других. Все это время я учился жить в ладу с собой и со своим отцом. Мы стали больше разговаривать, но все равно Таур не подпускал больше никого. Ариетт для него стала подозрительной. Он часто спрашивал, что с ней, но я не сознавался в своих ошибках. Говорил, что она просто устала и тоже старается, как и все в Лихолесье, научиться жить с тем, что есть, без глупых мечтаний. Но все было хуже, чем просто плохо. Ариетт стала замкнутой, и оставаться с ней наедине значило получить новую порцию то негатива, то непонятно откуда взявшегося вожделения. Однажды она пришла в мои покои практически раздетая. На ней был лишь легкий полупрозрачный халат с вышивкой. Я полночи потратил, чтобы мирно ее усмирить и не дать раскричаться, покрыв нас обоих позором на всю оставшуюся жизнь. Узнай отец, ее бы казнили. Она как в тумане слышала мои убеждения, что я не Леголас. Пришлось пойти на хитрость. Она сначала не верила, а потом округлила глаза и согласилась. Сказала, что Леголас ее любит и не стал бы ей отказывать ни в чем. Ведь он обещал на ней жениться, когда был ребенком. Я ведь действительно так говорил, будучи еще совсем малышом. У меня просто никого больше не было, и мне казалось, что она очень красивая. Она такой и была. Только сейчас, приведи ко мне самую красивую женщину на земле, она и на шаг не приблизится к тому, чтобы я ее захотел. Мой выбор был сделан. Давно. И я не жалел. Не представляю, как можно заставить свое тело идти вразрез с душой. Хотя, если честно, я лукавлю. Можно. Мое тело давно не было мальчишеским, и я прекрасно знал о его желаниях и потребностях. Это тоже еще одна проблема, с которой просто приходиться жить. Дело во внутреннем распорядке. Если отступить от своих принципов — ты начнешь разрушаться. Я не хотел растлевать душу. Давать привыкать к ласкам ничего не значащих женщин. Это со временем стерло бы грань между хорошим и посредственным. Я не был ханжой, как часто говорит мой друг. Я видел женскую красоту и осознавал женскую привлекательность. Даже, возможно, иногда думал о мимолетных увлечениях. До нее. До встречи с ней. Сейчас эти мысли ушли со всем, что было до нее. Она разделила мою жизнь на "до" и "после". Сейчас я даже женские запахи различаю без каких-либо подоплёк. Интересно, а чем пахнет моя незнакомка? Морем? Не думаю. Она неповторима во всем и, возможно, ее запах станет для меня совершенно особенным. Хотя, не станет. Нам не встретиться. Я учился с этим жить. Учился находить возможность быть адекватным в реальности и более терпеливым во сне. Интересно, если я могу дотронуться до нее... пускай даже мимолетно. Смогу ли..? Что за дурные мысли! Она чистая душа. Ей ни к чему твои фантазии. Все от одиночества. Вечерами я видел семейные пары и влюбленных эльфов, гуляющих по лесу или садам, и мне становилось грустно. Они, собственно, так же ко мне и относились. Смотрели, будто я прокаженный. Не мог же я каждому объяснить, что не все так плохо? Что я вижу ее во сне, и мы даже научились общаться. На пальцах. Возможно, даже разговаривали о совсем разных вещах, даже не догадываясь, но научились же. И она снова улыбалась, видя, что я прихожу в себя. Мне хватало ее улыбки для того, чтобы прожить еще день. Отец часто задавал вопросы про мою ночную гостью. Пытался понять. Разузнать причину связи, но объяснял все только родством наших душ и дни и ночи проводил в размышлениях и молитве. Его молитвы Валар слышали, в отличии от моих. Дело было в его даре. Слышать фэа редкая способность, данная при рождении ему от Оромэ. Он был покровителем наших земель. Таурон — так звали его лесные синдар. Владыка лесов. Ходили слухи, что он периодически даже захаживал сюда, но всегда в разных образах, и никогда себя ничем не выдавал. Он лишь помогал, когда в том была нужда. Таур молился ему. Хотя, я думаю, зря. Здесь нужно что-то гораздо сильнее, чем помощь Айнур. Только сам Эру способен дать нам ответы, а помогать простому эльфу в его планы, я думаю, не входит. Если бы от этого зависела судьба Арды, а не только одного народа, — тогда да. А так. У меня не было большого выбора. Просто практиковать смирение. Шли года, и в один из ничем не примечательных дней в Дикие Земли пришла беда. Сбылись худшие опасения. Смауг. Огнедышащий дракон, выведенный Морготом и прилетевший из неизвестных краев, практически уничтожил Дейл за несколько жалких минут. Его целью был Эребор. К нашему порогу был выслан гонец, что с рассветом попросил исполнить договор и прийти на помощь гномам. Отец нехотя собрал армию и выступил к подножию Одинокой Горы, но, увидя лишь пылающие пламенем каменные стены и бегущих дварфов, повернул армию обратно. Он не захотел помогать им. Я знал, что это произойдет. Гномы Эребора сами виновны в своей алчности и жадности. Хотя решение Таура было жестоким, на мой взгляд. Я не знал истинной причины вражды между господами. Людям лесные синдар помогли перебраться в Эсгарот и отстроить его лучше. Я лично наравне со всеми сколачивал тяжелые сваи и носил провиант. За время скорби после нападения Смауга я сдружился с людьми и стал смотреть на них другими глазами. Они все от мала до велика были неприхотливы и благодарны. Дети вставали на защиту взрослых и помогали в возведении домов, освобождая стариков от работы. Девушки шили из привезенных нами тканей предметы первой необходимости, искалывая в кровь пальцы и занимаясь уборкой по ночам без отдыха и сна. Младшие дети Эру были по праву любимы Создателем. Эльфы были слабее духом. Я узнавал много судеб, и все они поражали меня до глубины души. Однажды на меня налетела гурьба только научившихся говорить детей, и они стали меня трогать и ощупывать мои уши, заливаясь радостным смехом. За ними прибежала немолодая женщина и долго извинялась за поведение малышей, но я не обижался. Мне было в радость, что хоть кто-то светится счастьем в столь темные времена для людей Дейла. Женщина рассказала, что ее муж погиб в огне, а большинство детей — приемные. Она сказала, что при таких обстоятельствах чужих детей не бывает, и даже поведала мне историю о своей юности. Ее изнасиловали по дороге сюда. Она бежала еще ребенком из Умбара в эти края за лучшей жизнью. Голодная и вшивая. Их с семьей застали в пути наемники и ее мать замучили до смерти, отца убили, а она выносила под сердцем старшего сына, что сейчас должен был присматривать за ребятишками, но его отлучили по делам буквально на несколько минут, и вся детвора разбежалась. Уму непостижимо, с какой легкостью она рассказывала обо всем. Сердца людей так просто отпускали самые ужасные воспоминания и находили замену чем-то светлым, что у меня не было слов, чтобы выразить им свое восхищение. Эльфы умрут в ту же секунду, в которой кто-то их к чему-то принудит. Эта женщина страдала в разы больше за свою короткую жизнь, чем я за свои две с половиной тысячи лет. Я ведь просто не мог справиться с одиночеством. Это так мелочно. Так жалко. В общем, Эсгарот был отстроен, а гномы Эребора стали скитаться по землям Средиземья в поисках нового дома. Даю руку на отсечение, что они вернутся и постараются захватить свое золотишко снова. Сколько же бед это принесет всем нам? Много. Прошло еще несколько десятков лет, и мое предсказание сбылось. Торин Дубощит собрал поход к Одинокой Горе, ведомый жаждой возвращения царства гномов. Его предок, сошедший с ума и заработавший драконий недуг, скорее всего передал ему свою хворь по крови. Молодой гном заручился поддержкой своих соплеменников и даже мага. Присутствие Гендальфа в этой истории меня смутило. Майар не могут предсказывать будущее, и я не понимал, как он может ставить под удар наше королевство. Что у него было на уме в момент принятия решения организовать весь этот шабаш? Не знаю. Я сидел в зале советов совершенно один и проверял военную сводку, когда зашел мой отец: — Если он разбудит Смауга, этот лес станет лишь воспоминанием на страницах книг. Сгорит все живое. Вместе с нами! — Гномы думают, что дракон мертв. Он уже столько лет не выказывает признаков жизни. — Он дремлет. Охраняет свои сокровища. Купается в них. Я чувствую. Надо выставить по всему периметру стражу и перехватить отряд Торина. Запереть в темницах, чтобы не позволить совершить непоправимое. — Я говорил с ней. Показывал дракона. Она думает, что он умрет. Глаза Таура недобро сверкнули. — Провидица? — Не знаю. Но это могло бы объяснить связь. Трандуил прошелся по залу, сложив руки на груди, а потом, встав в пол оборота, заговорил, смотря на ажурные анфилады веранды, укрытые закатным солнцем как одеялом. — Ожерелье твоей матери. Оно у них. Если дракон больше не будет препятствовать Торину, значит, и мне тоже. Я потребую вернуть камни. — Ты же знаешь, что он откажет. — Тогда я соберу армию и заберу их силой, — даже губы отца побелели от злости. — Если дракон умер или умрет — люди тоже попросят свою часть сокровищ. Будет война. Кто поддержит Дубощита? — Даин Железностоп. У него немногочисленная армия, но вполне отчаянная. И он ненавидит эльфов. — Ты прольешь кровь ради украшения? – зря я это сказал. — И ты бы пролил. Будь это хоть носовой платок твоей призрачной подружки. Я заткнулся в секунду. Он еще мягко выразился. — Прости. — Позаботься о страже на границах. И он ушел. А я разделил стражу на два отряда. Один, под управлением Арофера, встал на охране Ирисной низины, чтобы преградить путь от Лориена. Второй, под командованием его брата Феанрода, встал на караул со стороны Рованиона. Им приходилось тяжелей. Пауков в тех краях немерено, и, скорее всего, гномов убьют раньше, чем они доберутся до дозорных. Здесь я тоже не ошибся. Отряд Торина из тринадцати гномов прибыл с восточной стороны и попался паукам на ужин, но лесные стражи подоспели вовремя и сопроводили их до Эрин Гален, заперев в темницах после разговора с отцом. Разговор, скажем мягко, не удался. Я не был удивлен. В ту ночь я нарисовал тринадцать палочек на песке, и ты сразу показала бороду и кивнула. Ты поняла, о чем я. Что-то пыталась объяснить... Подрисовала еще одну палочку, но короче, и показала, что бороды нет. Кого ты имела в виду? Надо ли говорить что им удалось сбежать? Удалось. Прямо у нас под носом. По реке. Самым нелепым образом из всех. В винных бочках. Им способствовал полурослик. Хоббит. Моя девушка из сна действительно знала наперед будущее. Самое странное во всех этих событиях это то, что я почувствовал присутствие орков, еще только когда гномы переступили наш порог. За ними охотились. Их выслеживали. У Азога Осквернителя были свои счеты с Торином, но не он преследовал их. Больг — сын бледного орка. Я своими глазами видел на нем военную амуницию. Это странно. У них есть армия? Я пытался у тебя спросить, но ты не понимала. В любом случае, ты не уходила больше. Даже периодически дотрагивалась, хотя страшно смущалась после. Твой носик морщился, когда я показывал тебе орков. Хорошо, что эти ужимки видишь только ты, иначе все королевство посчитало бы меня как минимум странным, а как максимум — выжившим из ума. Корчу рожи, прыгаю выше головы, чтобы показать рост, скалюсь. Ты одна знала меня с такой стороны, и я даже не представлял, что так приятно бывает просто подурачиться. Твои глаза светились от того, что я снова оживал. Благодаря тебе, кстати. Моим смыслом жизни стали сны. Я полюбил ночь. И звезды. Торин Дубощит достиг Эребора, и дракон был разбужен. Эсгарот стал золой на поверхности озера. Много погибло в тот день, но одному из людей удалось убить Смауга, и отец, собрав армию лесных эльфов, ушел на войну за свою единственную драгоценность. Я остался. Я каждый день кое-как рассказывал тебе события дня, и ты смеялась, утвердительно кивая и давая надежу на то, что все обойдется. Я все время проводил за переживаниями. Вернется ли отец, друг, его брат, каждый мой боевой товарищ? Не станет ли эта битва последней каплей в море и без того натянутых отношений с гномами? Что теперь делать людям? Я даже отправил обоз провизии для беженцев из Озерного Города и лошадей в придачу. Не зря. У людей Дейла ни осталось ничего. Они умерли бы с голоду в руинах без нашей помощи. Когда все закончилось и вернулась лишь половина ушедшего войска, я понял, что Азогу удалось таки собрать армию, и гномы сражались в этой битве бок о бок с людьми и эльфами. Битва Пяти Воинств — так назовут ее летописцы. После нее останется только красивая легенда про хоббита, участвовавшего в интересном приключении, но на самом деле все было не так. Для него это было приключением, а для моего народа все обернулось скорбью и непрекращающимся плачем. Мои ровесники. Чьи-то дети. Мужья. Друзья. Нас стало еще меньше, и Лихолесье по своему желанию стали оставлять семьи. Кто-то уплывал в Валинор, а кто-то искал новый дом. Лесные синдар устали от невозможности иметь детей и процветания. Двери Эрин Гален закрылись на долгие годы от внешнего мира. Надежды не было. Жизнь покидала это место, и я принял решение уйти. Уплыть. Но сначала вдоволь насмотревшись на красоты Средиземья. Я ведь могу видеть сны не только здесь? Значит, ты всегда будешь со мной, и мы вместе попутешествуем напоследок. Спрашивать у отца я не стал. Сказал как факт. Он не обмолвился и словом. Возможно, и ему следует собрать остатки народа и уплыть на Запад. Я думаю, он так и поступит. Со временем.