Я принял решение

Каких-то несколько месяцев назад приехал в Москву - столицу нашей необъятной Родины. Тогда я даже не задумывался надолго ли я приехал, вернусь ли я в свой родной Нижний, привыкну ли я к Москве. Не думал, даже не задавался подобными вопросами. Видимо, зря. Я ведь считал, что столица никогда не станет для меня родным городом. Был уверен, что если будет возможность, то я тут же, совершенно не задумываясь вернусь к себе, в Нижний. Думал, что ни на минуту не задумаюсь над вопросом возвращения. Считал, что ничего не в силе удерживать меня здесь, в Москве. Как же я ошибался! Даже сейчас, когда сижу в такси, когда нахожусь на половине пути в вокзалу, когда вроде бы уже всё решил. Даже сейчас сомневаюсь. Даже в эту самую минуту внутри не дремлют сомнения. Говорят, что на душе кошки скребутся. У меня, видимо, не просто кошки, а кровожадные тигрицы. Или пантеры. Или даже все сразу. Не хочу уезжать из Москвы. Не хочу вновь лишаться счастья, слабо, но очень уверенно замаячившего на горизонте. А я и не заметил, как увлекся ей, как по уши в неё влюбился. Сам того не замечая, я полюбил Москву, почувствовал, что она не менее родна, чем Нижний. Уехать или остаться? И почему у меня нет Йорика, которому можно задать вопрос? Может, хотя бы он помог бы мне сейчас, дал бы верный ответ. Кажется, это самый тяжёлый, самый трудный вопрос, который тревожил меня в жизни. Найти бы ещё верный, поистине правильный ответ. Уехать. Вернуться в родной Нижний Новгород. В город, где всё знакомо, где совершенно другой воздух, где царит совершенно другая атмосфера. Вернуться к давно знакомым людям. Вернуться на прежнюю, такую манящую работу. Вернуться к прошлой жизни. Остаться. Остаться в златоглавой Москве. В городе, который из чужого и неизвестного стал родным и до боли знакомым. Остаться с людьми, которые за несколько месяцев стали очень дорогими, которые помогли. Остаться и не преподавателем, и не опером. Остаться с ней, с той которая смогла растопить моё сердце, которая смогли вернуть меня к жизни. С той, которая стала очень дорогой и безумно любимой. Вернуть старую жизнь? Вернуть людей, которые были близкими, а в самый тяжёлый момент не стали помогать? Остаться в новой жизни? Остаться с людьми, которые сначала невзлюбили, а потом помогли? Остаться с людьми, которые не бросили, а вернули к жизни? Вроде бы всё ясно, вроде бы все легко и просто. Но на деле всё сложно, всё безумно тяжело и непонятно. Всё непросто, очень непросто. В голове всплывают наши словесные перепалки, которые, как мне казалось, вот-вот должны были перерасти в рукоприкладства. Вспоминает наше знакомство, которое не очень-то задалось. Вспоминается, как Катя, злобно прожигая меня взглядом, всегда защищала своих орлов. Ярко, будто как вспышка, всплывает пожар. Я-то думал, что так только после проклятой сыворотки приходят воспоминания. Тот пожар, тот ужасный сарай, те треклятые Дубки я не забуду никогда. Всегда буду помнить, как эта "железная леди" открыла мне своё истинное лицо, как показала свою слабину, так давно скрываемую внутри. Вспоминается наш первый, отчаянный, кружащий голову поцелуй. Тогда я наконец решился, наконец понял, что пора действовать. Нежные, безумно манящие губы. Прохладные, скользящие по коже пальчики. Тот день, тот момент, подаривший надежду, я не забуду никогда. Но тут же вспоминаются и последние дни. Улыбка, едва появившаяся на лице, тут же исчезает, будто никогда её и не было. Катя всегда была сильным человеком, это я успел прекрасно понять за месяцы знакомства. Вот и сейчас, когда я говорил, что уезжаю, когда заходил со всеми попрощаться, она вела себя стойко, старалась говорить спокойно. А внутри уже лила слёзы, которые так старательно старалась сдержать. Я слишком хорошо её узнал. Я не могу уехать. Не могу оставить Москву, Катю, ребят. Не могу взять и разрушить то, что едва начало строиться. Не могу. Не могу и попросту не хочу. Очень не хочу. - Привет, - произношу я, внутренне безумно радуясь, что вновь вижу её. Радуюсь, но внутри всё ещё остаются сомнения. Почему-то ещё сохраняется тревога. - Ты разве не должен быть на вокзале? - удивлённый голос, действительно потрясённый взгляд. Раз уж сама Лаврова не верит своим глазам! А глаза, её серо-голубые глаза, печальны, всё ещё полны слёз. Что ж ты наделал, Рокотов?! - Должен. Но меня там не будет, - уверенно произношу я и вижу, как девушка немного расслабляется. Чувствую, как на душе её становится легче, спокойнее. - А как же твоя работа? - нерешительно, видимо боясь, что я всё же уеду, спрашивает она. В глазах, в её глазах, которые не должны горько плакать, всё ещё сверкают слезинки. - К чёрту работу. Разберёмся, - теперь я уже точно уверен, что не уеду. Теперь я знаю наверняка, что принял верное, правильное решение. Теперь я знаю наверняка, что не только мне нужно, чтобы я остался. Осторожно провожу ладонью по ещё нежной, светло-бархатистой коже. Медленно запуска пальцы в её золотистые, словно шёлк гладкие волосы. Уверенно заглядываю в ещё глаза, уже во всю сияющие огнями радости, счастья и гармонии. Решительно накрываю ещё светло-розовые, безумно манящие губы нежным поцелуем. Как бы я хотел, чтобы этот момент длился вечно. Её, мою самую дорогую и самую любимую женщину, я готов целовать всегда и везде. Её я готов всю жизнь носить на руках. Её, мою драгоценную Катеньку, я никогда и никому не дам в обиду, её я никогда не оставлю. Чужой город запросто может стать родным. Чужая невеста - родной и очень любимой женой. Я принял верное решение.