На все Божья воля

Окно занавешено тяжелыми портьерами, и в комнате темно настолько, что Франческо видит лишь ее нечеткий силуэт. Даже в ночном сумраке, даже тяжело больная — она прекраснейшая из всех женщин, которых он когда-либо знал. Франческо ступает осторожно — меньше всего он хочет ее разбудить. Он до сих пор не знает, правильно ли сделал, что пришел. В ночной тишине он слышит ее спокойное дыхание. Кардинал Сфорца. Катерина. Извечный соперник в политических спорах. Сестра… Франческо не решается сесть на кровать, а кресло стоит слишком далеко. Поэтому он опускается на пол. Находит ее ладонь — узкую, теплую, с тонкими пальцами — и прижимается к ней щекой. Днем их с сестрой разделяет слишком многое. А совсем скоро — лучшие врачи Ватикана в этом уже не сомневаются — смерть разлучит их навсегда. Днем он никогда бы на это не решился. Ее дыхание остается таким же ровным — значит, не проснулась. Катерина… Франческо прижимает ее ладонь к губам. Чего стоит вся его власть, его влияние, его деньги, в конце концов, если он ничего не может изменить? — Всесильный кардинал Медичи ничем не может помочь своей умирающей сестре, — он сам не замечает, как говорит это вслух. — Какая ирония судьбы… — Франческо? — ее голос звучит неожиданно громко. Однако руки она не убирает. — Прости. Не хотел тебя разбудить… — Какая ирония судьбы, — вторит ему она. — Всесильный кардинал Сфорца умирает и уносит с собой в могилу миф о своем могуществе. Он никогда прежде не слышал в голосе сестры столько горечи. — Я ни на что не могу повлиять, — она робко гладит его по щеке. — И это по-настоящему страшно. — Я отдал бы все свои награды, деньги, все, что угодно… — Знаю, брат мой. Пожалуйста, не сиди на полу. Франческо, продолжая сжимать ее руку, пересаживается на край постели. Он хочет сказать про то, что политические игры и подковерные интриги ничего не стоят перед лицом смерти, что власть эфемерна и преходяща, но не может найти подходящих слов. Поэтому молча касается губами мягких волос. Я люблю тебя — пульсирует в сердце. Люблю, люблю, люблю — стучит в висках. Но он лишь говорит тихо: — На все Божья воля…