Часть 1
25 марта 2015 г. в 18:47
Нью-Йорк просыпался, шумел тысячами машин и разноголосых прохожих, улыбался робкими солнечными лучами… Нью-Йорк убеждал Белль проснуться, и она, лениво потянувшись, уступила наконец большому городу.
Киллиан заворчал, когда она стянула с него одеяло.
— Слишком рано, Белль.
— Для тебя всегда рано, — откликнулась она и, поборовшись ещё немного с несговорчивым бойфрендом, толкнула его в бок.
— Ты ведь хотел сегодня поискать работу.
Она говорила нарочито громко, надеясь, что Киллиан уступит, но это, конечно, не возымело никакого эффекта.
— У меня есть работа.
Белль вздохнула, понимая, что и этот бой проигран. Она открыла шкаф и, посомневавшись между белой блузой с синей юбкой и милым сиреневым платьем, выбрала платье. Ткань была приятной на ощупь, нежной. От неё пахло весной и сказкой.
Одевшись и побрызгав на себя духами из розового флакона — они уже подходили к концу, надо покупать новые — Белль подошла к Киллиану. Поцеловала его в лоб, стараясь сохранять спокойствие, и произнесла, растягивая слова:
— Ты работаешь барменом. Ты сам хотел чего-то большего… разве нет?
Киллиан посмотрел на неё так, что Белль почувствовала себя палачом, занёсшим топор над невиннейшим созданием. И тут же мысленно выругалась, потому что всё это — очередной концерт великого комедианта Джонса и ничего более.
— Киллиан, я…
— Не злись, — он притянул её к себе. Скорее механически, чем с любовью покусывал губы и даже успел залезть под юбку.
Белль легонько ударила его по руке:
— Отпусти. Я опаздываю.
Киллиан тут же послушно отстранился.
Когда Белль закрыла дверь на ключ, из квартиры уже доносился раскатистый раздражающий храп.
***
Если бы Белль спросили, почему они с Киллианом вместе, она бы не ответила ничего вразумительного. Началось это три года назад, когда на её совершеннолетие, в новенькой квартире недалеко от самой сердцевины Большого яблока, собралась толпа незнакомых людей. Руби Лукас, её подруга из колледжа, убеждала Белль, что это нормально, и наливала всем желающим странную смесь из шампанского, коньяка и «Кока-колы». Потом Шапка, как её называл из-за любимой красной шляпы бойфренд-медик с вечно горящими глазами, вырубилась на своём «посту». Остальное Белль помнила плохо. Кажется, её жутко рвало, и какой-то добрый парень держал её за волосы, пока она прижималась к унитазу. Люди тем временем куда-то исчезли. Белль пыталась найти их, громко кричала и хваталась за стены, думая, что сможет остановить своих гостей. Проснувшись, она пообещала себе, что больше никогда не будет так напиваться. И тут же её вытошнило на пол всем, что ещё оставалось в несчастном, перекрученном за ночь желудке. — Очухалась всё-таки? — кажется, ночной спаситель действительно волновался за неё. Белль оставалось только благодарно улыбнуться. Так они и познакомились. Впоследствии выяснилось, что Киллиан Джонс попал на вечеринку Белль случайно. Пришёл с кем-то из «знакомых её знакомых» и тут же наткнулся на зеленовато-жёлтую Белль, пытающуюся выйти на улицу. «Клянусь, ты надела туфли на руки и стучала в стену, убеждая всех вокруг, что это дверь». На тот момент у Киллиана были проблемы с жилплощадью — теперь Белль знает, что эти проблемы вечны — и в знак благодарности она разрешила ему пожить у себя несколько дней. Он остался на три года. На самом деле, Белль была уверена, что если бы диван, на котором Киллиан честно проспал шесть месяцев, не сломался, они никогда бы не оказались в одной постели. «Френч, у тебя слишком тесная кровать. Боюсь, нам придётся лечь друг на друга». Белль почему-то разрешила, и с тех пор… Ей бы хотелось верить, что «всё завертелось», но, если честно, всё просто шло своим чередом. Белль работала над переводами сентиментальных французских романов, в которых рыжеволосые маркизы отчаянно влюблялись в чернобровых графов, Киллиан мешал коктейли за стойкой. Названия у коктейлей были яркие и избитые — «Секс на пляже», «Голубые Гавайи», «Дайкири»… Имена девушек, с которыми он трахался время от времени, тоже попахивали банальщиной — Лаванда, Мэри, Сьюзен. Белль советовала ему найти кого-нибудь пооригинальнее и всегда прощала, потому что… привыкла. По крайней мере, себе она всё так и объясняла. «Если бы ты соглашалась на эксперименты, я бы не искал никого на стороне». Белль кивала и целовала его в нос. В минуты нежности называла своим «капитаном» — Киллиан всегда был неравнодушен к морю и пиратским сагам — и гладила ему рубашки, когда хватало времени. Киллиан, конечно, не придавал этому никакого значения. Но что с него взять. Подруги с работы твердили, что ей повезло, намекали на скорую свадьбу… Белль вежливо отнекивалась и пыталась понять, не обманули ли её в детстве. Сказки, которые ей читала мама, обещали любовь, слияние сердец и чистоту помыслов. Жизнь Белль с каждым годом всё больше походила на третьесортный роман для домохозяек-реалисток (если такие, конечно, существуют) — секс по субботам, ленивый просмотр футбола, бесконечные споры, в которых она всегда проигрывала. И если это любовь, то сказки необходимо законодательно запретить. Срочно.***
«Граф потянулся к ней за очередным поцелуем, левой рукой стремительно сорвал с Марии корсет…» — Интересно, почему именно левой рукой? И как ему удалось так быстро избавиться от корсета? Белль закатила глаза, представляя, как пылкий граф в порыве страсти пытается разделаться с несчастным корсетом. У него, конечно, ничего не получается, и он начинает рвать его зубами или бежит за ножницами… Она нервно хихикнула и приказала себе остановиться. Нельзя воспринимать дамские романы буквально. Особенно те, которые предназначены для чувствительных сорокалетних особ. Надо признать, работа отлично отвлекала её от реальности. Насладившись ещё несколькими главами, в которых автор, не жалея красок и эпитетов, рассказывал о ссоре Марии и графа («Я честная девушка, монсеньор, то, что случилось вчера — случайность»), его извинениях («Пусть вы считаете это ошибкой, волей случая, но я никогда не забуду того неземного блаженства, которое вы подарили мне») и бурном примирении влюблённых («Мария сладко застонала и откинула голову назад. Граф залюбовался её идеальной точёной шейкой»), Белль закрыла файл и посмотрела на часы. Пять. Пора возвращаться домой, готовить ужин (или всё-таки купить его в магазине?) и ждать Киллиана. Он, скорее всего, уже улизнул куда-нибудь. На работу Киллиан выходит к девяти-десяти, а до этого бродит по городу. Попрощавшись с коллегами, Белль спустилась по широкой мраморной лестнице (предмет гордости всей редакции) и очутилась в холле. Шум автоматов, готовых приготовить и продать всё на свете, человеческих голосов и топот ног оглушали её. Нью-Йорк постепенно захватывала осень. Казалось, в самом воздухе было что-то тревожное, зовущее и мучающее одновременно. Белль шла медленно, размышляя о прошлом и настоящем. Ей бы хотелось, чтоб Руби была рядом, но та уже несколько лет жила в Германии и была слишком далека от подруги. А поверять свои горести и сомнения с помощью электронной почты или «Скайпа» Белль не могла. Не то это. Белль вспомнила, как они гуляли на девичнике Руби, как потом дерзкая, яркая, ничего в мире не боявшаяся Лукас призналась, что не знает, стоит ли выходить замуж. Сомневалась, сможет ли стать настоящей женой и матерью, какой была её бабушка — идеал и пример для подражания для всех, кто знал добрую, но упрямую мадам. И Белль утешала подругу, говорила, что любовь поможет ей, направит. А потом пообещала Виктору, что найдёт и убьёт его, если с Руби что-нибудь случится, если он будет неверен ей. Так театрально, но тогда это казалось необходимым. Если бы сейчас Руби была рядом, она обязательно сказала бы Белль, как поступить. Выбраться из замкнутого круга. «На протяжении нескольких лет мне казалось, что я нужна Киллиану, что любовь и есть борьба, но сейчас… каждый день я убеждаюсь в том, что нам бы было проще существовать поодиночке». Мысль о полном одиночестве пугала, а отказ от этой пустой, но размеренной жизни походил на предательство. Белль так задумалась, что не заметила идущего навстречу мужчину. Он, по-видимому, тоже был погружён в собственные мысли. Белль толкнула его и, заметив, как он покачнулся, пытаясь удержать равновесие, поспешила на помощь незнакомцу. — Простите, — она посмотрела на трость, которую он судорожно сжимал, и почувствовала себя настоящим монстром. Разве можно быть такой невнимательной? Чёртова эгоистка. — Ничего страшного, — он мягко отвёл её руку, протянутую к нему, и поспешил дальше, не оглядываясь. Пожав плечами и отметив, что глаза у незнакомца — необычайно выразительные, какие-то особенно глубокие, Белль продолжила свой путь.***
Помешивая в кастрюле макароны в виде звёздочек, Белль пыталась понять, почему перемен ей захотелось именно сейчас, а не на несколько месяцев позже или раньше. Хотелось выявить какую-то закономерность, но ничего не выходило. Их отношения с Киллианом были потрясающе стабильными. Но, кажется, стабильность — это всё, чем они могли бы похвастаться. Нет, порой они, например, разговаривали по душам. Долго и обязательно под бокал вина. После того досадного случая Белль всегда контролировала себя, но красное сухое магически влияло на происходящее. Всё становилось почти сказочным. Вечер она провела, пытаясь подготовиться к серьёзному разговору с Киллианом («Что мы будем делать дальше? Стоит ли нам быть вместе? Что ты чувствуешь?») Вопросы Белль выписывала в тетрадь и тут же вычёркивала те, что казались ей совсем абсурдными. «Дамское чтиво сделало мой мозг ватным», — решила она, когда на часах уже было десять вечера. Заварила себе кофе и, отодвинув в сторону дурацкий список, принялась за «Хроники знатных семейств Италии. XII–XIII века». Объёмный том успокаивал, а тексты, написанные приятным языком, без излишних эпитетов и метафор, радовали глаз. Киллиан вернулся в четыре утра, аккуратно прикрыл входную дверь и на цыпочках прошёл в спальню. Правда, Белль всё равно проснулась. Вставая, уронила книгу с колен и, проворчав что-то себе под нос, подняла её, надеясь, что страницы не помялись. — А ты почему не в кровати? — поинтересовался Киллиан, и Белль развела руками, отчаянно борясь с охватившей её зевотой. Лежащая на столе тетрадь напомнила ей о серьёзном разговоре, но Белль явно была не в состоянии спорить. Она с благодарностью опёрлась на плечо Киллиана и, добравшись до постели, долго не хотела отпускать его руку в перстнях, красивых, но чересчур пафосных. — Что такое, Белль? — Киллиан склонился над ней. Сейчас в его словах было столько заботы и нежности, что все сомнения в истинности их чувств показались Белль глупыми и надуманными. Балансируя на грани между явью и сном, она понимала, что только Киллиан сможет спасти её… Только вот от чего? Она бы не взялась сказать. — Мне больно, — призналась Белль наконец и разжала ладонь. И ей показалось, что в глазах его, голубых, как небо, промелькнуло облегчение. Когда он лёг рядом, Белль уже спала. Ей снился идущий ко дну корабль, исчезающий в безжалостной волне Киллиан и незнакомец с выразительными глазами и тонкой тростью.***
Первым делом она выбросила тетрадь с вопросами, предварительно разорвав листы на несколько частей. Говорить, конечно, нужно, но без заготовок. Кажется, сегодня у Киллиана нет смены, так что днём можно будет найти время… Совершив привычный утренний ритуал (лёгкий завтрак, пролистывание ленты новостей в «Твиттере», торжественный выбор платья), Белль отправилась на работу. Прикрывая рот рукой во время неловких зевков, она думала о том, что сегодня непременно проспит часов двенадцать. А то и все четырнадцать. «Главное — разобраться со всем и в постельку», — твердила она себе. Добравшись до уютного здания районной библиотеки, Белль взглянула на большие цифровые часы, которые, по её мнению, изрядно уродовали фасад. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, а приоткрытые двери библиотеки так и манили. Кивнув давней знакомой из отдела по работе с клиентами, Белль протянула ей книгу. Пока Люси делала пометки, размеренно отстукивая какой-то одной ей известный мотив на клавишах ноутбука, Белль заметила в списках поступлений отличную книгу. — Запиши мне «Новый взгляд на средневековые поэмы», пожалуйста. — Прости, Белль, но я обещала, что отложу книгу… — Люси развела руками, демонстрируя, что не может ничего изменить. — Кому? — поинтересовалась Белль, не особо рассчитывая на ответ. — Мне, — раздался голос за её спиной. Оглянувшись, Белль с удивлением обнаружила, что перед ней стоит тот самый незнакомец с тростью, которого она вчера случайно толкнула и который почему-то снился ей прошедшей ночью. — Вам? — Ваше удивление меня обижает, — он театрально улыбнулся и обратился к Люси: — Сделаете пометку в карточке? — Разумеется, мистер Голд. Белль разочарованно вздохнула и отошла в сторону. Пора было уходить из библиотеки и возвращаться в мир французских романов. — Подождите! — он окликнул Белль, когда она уже протянула руку к дверной ручке, и, опираясь на элегантную чёрную трость, подошёл поближе. Во всём его облике было что-то непередаваемо изящное. Она смотрела на посеребрённые сединой волосы, редкие морщины, изрезавшие лицо мужчины, и пыталась угадать его возраст. — Я так понимаю, вы неравнодушны к медиевистике? Или вас интересует только лирика этого периода? Остановившись напротив неё, он опёрся на трость и теперь смотрел на свою собеседницу так, будто в его силах было не только на глаз определить её интеллектуальные способности, но и рассказать о том, что происходило с ней на протяжении последних десяти лет. Белль почувствовала, что краснеет, и прокляла собственную застенчивость. В конце концов, она ведь уже большая девочка, так почему представительные, обаятельные мужчины по-прежнему заставляют её дрожать от смущения? — Да, — произнесла она, — то есть нет. Я интересуюсь средневековьем в целом, — поспешила уточнить Белль, окончательно запутавшись. — Тогда советую вам сходить на выставку в «Метрополитене». Открытие сегодня вечером, — он улыбнулся. — Ммм… спасибо. До свидания. — Приятного вам дня, Белль. Она, оглянулась, когда он назвал её по имени. Как же Люси обращалась к нему… «мистер Голд»?***
Устроившись за рабочим столом и открыв очередную главу бессмертного творения под гордым названием «Оковы страсти», Белль пыталась проанализировать случившееся. Выходило плохо. Мистер Голд был… интересным. Встреча с ним напомнила Белль о том, как на первом курсе она увлеклась преподавателем, читавшим их группе курс по скандинавской мифологии. У профессора Харриса были пронзительные зелёные глаза, тонкие скулы и совершенно очаровательная привычка прикусывать губу от волнения. Руби, правда, говорила, что это делает его похожим на робкую курсистку, но Белль, наоборот, умиляла беззащитность, сквозящая в этом жесте. Позже профессор рассказал ей, что всегда боялся публичных выступлений и до сих пор чувствует себя неуверенно, когда на его лекции приходит слишком много слушателей. «Мне кажется, что они все ждут от меня чего-то невероятного, но я слышу себя со стороны и понимаю, что мои выводы глупы, а слова недостаточно выразительны…» Но Белль знала, что стоит профессору увлечься, забыть о присутствующих, и он тут же преображался, точно загорался изнутри неведомым пламенем. Тогда она сидела на его лекциях, жадно вслушиваясь в каждое слово. Это было божественно. Белль и сама не заметила, как влюбилась в профессора. Жаль только, чувство это не было взаимно. Белль проводила небольшое исследование под его руководством и даже смогла завоевать его доверие (о, эти прекрасные вечера в его кабинете с чаем и горой книг), но чуда так и не произошло. «Будь смелее», — твердила ей Руби. Белль отмалчивалась и, в конце концов, убедила себя, что надеяться бессмысленно. Она переболела этим первым серьёзным чувством примерно через год, когда согласилась встречаться с милым парнем с потока. Отношения с Дэвидом были недолгими, зато они смогли остаться друзьями. Белль мысленно вернулась к Голду. Что вообще значила вся эта сцена? Почему он сказал ей о выставке? Хочет встретиться с ней или просто решил дать дельный совет? Она билась над этой загадкой до обеда, но так ни к чему и не пришла. Вопрос о том, стоит ли идти на выставку, и означает ли этот поход встречу с мистером Голдом, оставался открытым. В три часа, отпросившись у начальницы («Выполнишь норму завтра, Френч. Послезавтра книга должна уйти в редакторский отдел»), Белль поспешила домой. Необходимо было поговорить с Киллианом. Она немного нервничала и убеждала себя в правильности решения на протяжении всего пути. Киллиан встретил её лёгким поцелуем в губы. Взъерошив его жёсткие чёрные волосы, Белль прошла на кухню. — Нам нужно поговорить, — заявила она, разлив по кружкам зелёный чай. — Ты же знаешь, что я не пью зелёный, — Киллиан с удивлением посмотрел на содержимое своей кружки. Белль всплеснула руками: — Прости, я забыла, — потом, помолчав, добавила: — Собственно, об этом я и хотела поговорить. — О чае? О своей забывчивости? — он натужно улыбнулся, прекрасно понимая, к чему она клонит. — О том, что мы запутались. Ей хотелось, чтобы Киллиан поддержал её. Кивнул, посмотрел сочувственно… но он отвернулся и произнёс так, точно и сам не был уверен в своих словах: — Мне казалось, мы были довольны друг другом. — Довольны… отличное слово. — Ты встретила кого-то? Его вопрос застал Белль врасплох. Она никогда не думала, что Киллиан может прийти к такому выводу. Это ведь смешно. И тут почему-то вспомнился мистер Голд и его слова о выставке… Белль решительно выкинула прочь эти мысли и, подойдя к Киллиану совсем близко, произнесла, глядя в его потемневшие глаза: — Нет. Ты же знаешь, что нет. Но мы… то, что происходит с нами, вернее — то, что с нами ничего не происходит и никогда не происходило, это неправильно. Мы просто привыкли. Он обнял её за талию, усадил к себе на колени. Белль не стала сопротивляться, она видела, что Киллиана мучает что-то. Что-то, о чём она пока не знает. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться. — Это ты встретил кого-то, да? Он вздрогнул и улыбнулся: — Я всегда говорил, что ты слишком умная. Белль прислушалась к себе, пытаясь понять — не просыпается ли ревность. Но сердце молчало, а его рука на её талии была так привычна, что ничего не значила и ни к чему не обязывала. — И ты хотел, чтобы я порвала всё сама, освободила тебя? — Вроде того, — Киллиан пожал плечами, — я ни с кем не был так долго, Белль. Мне было бы легче, если бы ты встретила кого-нибудь. — И ты не ревновал бы? — она осторожно высвободилась из его объятий и пересела на стул, так разговаривать было удобнее. — А ты ревнуешь? — Нет, — призналась она. — Расскажи о ней. Когда вы познакомились? Почему именно она? — Ну, я не стал бы загадывать, — он сделал неопределённый жест рукой, давая понять, что всё не так серьёзно, как Белль могла бы вообразить. Но она знала его слишком хорошо. Киллиан определённо попался в чьи-то сети, и хорошо, если рыбаку нужен этот «улов». — Она как-то пила у нас в баре. Где-то месяц назад. Скажу тебе, Белль, эта женщина знает толк в алкоголе. Он мечтательно улыбнулся, и Белль хихикнула: — Так вот каковы твои требования к идеальной даме… — Брось, — он щёлкнул её по носу, она отвела его руку. На мгновение их пальцы сплелись, и Белль подумала, что, не будь этого разговора, он бы обязательно сейчас поцеловал её. — Мне хочется поцеловать тебя, — признался Киллиан, озвучив её мысли. — Это пройдёт. Рассказывай дальше. Мгновение было разрушено, и они вздохнули свободно. Всё-таки от старых привычек трудно избавиться. — Тогда я узнал, что у неё какие-то запутанные отношения с одним мужчиной, но больше она ничего не говорила… А вчера Эмма пришла снова… — Так её имя — Эмма? Он кивнул: — Оказалось, что она коп, но когда-то сидела в тюрьме за проказы бойфренда. Парень повесил на неё свои грехи и исчез. Она бы провела в тюрьме год, но в этот момент… — Что? — заслушавшись, Белль ждала продолжения. Эта история походила на печальный роман. Куда более реалистичный, чем все страдания графов и их оступившихся служанок. — Ей помог один человек, крупный адвокат. Он заинтересовался её делом благодаря её сокамернице — Мэри-Маргарет, интересы которой защищал в суде. Он помог Эмме выйти на свободу досрочно и даже дал денег для того, чтобы устроить свою жизнь. — Он такой добрый? — Белль рисовался образ бесстрашного адвоката, истинного защитника обиженных и слабых. Киллиан покачал головой: — Нет. Эмма дала понять, что помогала ему впоследствии в каких-то нелицеприятных делах, но ничего конкретного не рассказывала. Белль подумалось, что, возможно, речь шла о подставном свидетельстве, но озвучивать своё предположение она не стала. — Потом Эмма прошла обучение, стала копом. Всё это время она общалась с тем адвокатом. Они выручали друг друга, как она это назвала. Но перед тем, как Эмма пришла к нам в первый раз, что-то произошло. Между ней и этим мужчиной. Белль приподняла бровь, намекая, но Киллиан неожиданно запротестовал: — Нет, как я понимаю, так далеко не зашло, но теперь между ними всё очень усложнилось. Вчера она сказала, что он постоянно находится рядом с ней… — И чем всё это может закончиться? — Не знаю, — Киллиан пожал плечами, — но она, кажется, не влюблена в него, а я не могу позволить, чтобы такая женщина досталась крокодилу. — Крокодилу? — переспросила Белль, подумав, что ослышалась. — Да, крокодилу. Я не могу вспомнить, как его зовут, но он явно страшен, как настоящее чудовище. Белль скривила гримасу: — Думаю, ты несправедлив к сопернику. Они улыбнулись друг другу, а потом долго сидели в тишине. Белль чувствовала, как безвозвратно уходит время, и вместе с ним возможность исправить что-то. Не то, чтобы она жалела об этом, но сейчас, когда всё изменилось, сердце будто сжала чья-то рука. Белль было холодно и ужасно одиноко. Киллиан протянул руку, коснулся её щеки: — Всё это странно, правда? — Более чем, — подтвердила она. — Почему именно сейчас, Белль? Она и сама задавалась этим вопросом. Он не первый день не желал меняться, искать работу и понимать свою девушку. Не первый месяц вёл себя безответственно и исчезал, когда вздумается. Так почему же? — Круг нужно было разорвать. Возможно, это осень помогла мне, — и добавила очевидное: — Теперь ты спишь на диване. Киллиан возразил: — На диване тесно. Я постараюсь съехать… Думаю, ты скоро встретишь кого-нибудь, Белль. Она грустно улыбнулась. Встретить «кого-нибудь» легко. Это уже случалось с ней. Весь секрет в том, чтобы встретить кого-нибудь особенного. Встретить и понять, что именно этого человека отпускать ни в коем случае нельзя. Белль взглянула на часы. Стрелка уже добежала до пяти. Открытие выставки через час — она уже выходила на сайт музея, смотрела время. И если поторопиться… — Ты куда-то уходишь? Киллиан подошёл, когда она примеряла тёмно-зелёное платье с эффектным чёрным поясом, подчёркивающим талию. — Эй! Тебе теперь не положено смотреть. Он дурашливо поклонился и закрыл глаза ладонью: — Нам будет сложно освоиться с этим, да? — Ага. Белль чувствовала, что само пространство вокруг меняется. Она была свободной, и впервые за долгое время ей дышалось так легко. Она открыла входную дверь и с удивлением услышала звонкий голос Киллиана: — Я вспомнил! Фамилия крокодила — Голд. Белль вздрогнула, совпадение было слишком шокирующим. Она бы обязательно рассказала о своих сомнениях, но времени оставалось не так много. Пообещав себе, что ещё обсудит это с Киллианом, Белль сделала шаг вперёд.***
Выставка средневекового оружия порадовала Белль количеством экспонатов. Здесь даже было несколько недавно найденных шпаг и стилетов (как сообщали аккуратно приколотые таблички). За особую плату также можно было сфотографироваться с некоторыми экспонатами. Белль подозревала, что с наименее ценными. В зале было не очень много людей, но, увлёкшись внимательным изучением огромного стенда с ударным оружием, она даже не попыталась искать Голда. Задумавшись о том, кто именно мог владеть изрядно повреждённым серым колбеном, она и вовсе забыла о мужчине, напомнившем ей некогда любимого профессора Харриса. Мистер Голд напомнил о себе, магическим образом оказавшись за её спиной. — Вы всё-таки пришли… Белль вздрогнула и обернулась: — Не могла пропустить такое событие. Спасибо, что подсказали. — Всегда рад, — он улыбнулся. Улыбка у него была немного кривоватая, саркастичная. Он точно без конца потешался над этим миром и над самим собой в первую очередь. — О чём вы думали, пока я не отвлёк вас? — О том, кому мог принадлежать этот колбен, — призналась она, не веря, что он разделит её интерес. Голд посмотрел на витрину: — Мне кажется, эта булава принадлежала отважному рыцарю. Он выиграл с её помощью сотню поединков, но последняя схватка стоила ему жизни. Белль с удовольствием подхватила игру. Прекрасный рыцарь, мужчина средних лет с суровым, точно высеченным из мрамора лицом, сейчас был совсем рядом. Она видела, как он собирается на турнир, как его оруженосец восхищённо глядит на господина, готового к битве. — Что же с ним случилось? Почему он проиграл? — О, это очень грустная история… — Голд повёл рукой, показывая, что ему тяжело говорить об этом. — Его прокляла злобная фея, на чувство которой он не ответил взаимностью. Дело в том, что рыцарь поклялся служить одной даме, недоступной, но прекрасной. — Она была женой его сюзерена? — Нет, сестрой, но его мечты всё равно никогда бы не стали реальностью. Белль вздохнула: — Жестокое время. Он ведь умер с именем прекрасной девы на устах. — Да, — Голд подтвердил её слова с таким видом, будто сам был свидетелем этой трагедии. — Вы любите оружие, Белль? — Больше я люблю истории людей, связанные с оружием. — Человек не может без меча, булавы или верного лука… Голд увлёк её за собой к следующему стенду. Они медленно шли по залу, то и дело останавливаясь около экспонатов. Большинство из них Белль уже осмотрела, но была совсем не прочь вернуться. — И почему же человеку необходимо оружие? — Вы и сами знаете ответ, я уверен. Она знала почти наверняка. Но ей было интересно, что её новый знакомый может сказать по этому поводу. Мистер Голд был как-то особенно, утончённо умён, и Белль нравилось слушать его обволакивающий голос. — И всё же. — Оружие позволяет завоевать власть и удержать её. — Вы любите Макиавелли? — Речь идёт не о любви, скорее — о необходимости, — он повернулся к ней, в его глазах плясали чёртики. — Белль, а вы не хотите сфотографироваться с вон тем чудесным мечом, предположительно относящимся к эпохе высокого средневековья? Она взглянула на предлагаемый экспонат. — Есть подозрения, что это искусная подделка. — И всё же? — Ну, бастард всегда мне нравился. Фотографии с длинным мечом, больше похожим на произведение искусства, чем на созданное для схваток и убийств оружие, вышли довольно симпатичными. Белль, правда, как всегда, показалось, что лицо у неё слишком круглое, но она решила не сообщать об этом Голду. Он просматривал снимки, улыбаясь всё той же кривоватой улыбкой. — Разумеется, это подделка, но красивая. — Вес? — догадалась она. — Конечно. Знаете, я рад, что вы пришли, Белль. Не каждая девушка сможет по достоинству оценить всё это… На лицо его легла тень, видно было, что ему припомнилось какое-то огорчение. — Моя спутница, например, так и не пришла. — Ваша жена? — уточнила Белль, всё ещё надеясь, что это какой-то другой мистер Голд, не имеющий никакого отношения к таинственной Эмме. — Я не женат… дорогуша. Этим едким «дорогуша» он будто отгораживался от неё, пресекая дальнейшие расспросы, но Белль не привыкла сдаваться. Ей не хотелось заканчивать этот чудесный вечер, наполненный какой-то особой, неведомой ей магией. — Тогда вам очень повезло, — она кокетливо улыбнулась, призвав всю свою смелость. — Ведь я сегодня тоже без спутника. Может быть, мы перекусим где-нибудь и продолжим придумывать сказки? — Вы очень милы, Белль, — он улыбнулся, и на этот раз в улыбке его таилось куда больше тепла, чем раньше. — С удовольствием соглашусь, но только с одним условием. Она напряглась, не зная, чего ожидать. — Я полностью оплачу счёт. — О… хорошо, — она подала ему руку, и они вышли из музея вместе. Белль была несколько смущена его предложением, всё-таки это немного странное желание. Они ведь едва знакомы, да и не привыкла она к таким жестам. Но решила не возражать. Осень овеяла город лёгкой вечерней прохладой. Листья, то и дело срывавшиеся с деревьев, покружившись, запутывались в волосах Белль или падали ей под ноги. Белль казалось, что её жизнь переворачивается и выстраивается заново, что прямо сейчас перед ней открывается новая дорога, неизученная и оттого ещё более прекрасная. Она откинула голову назад, прислушиваясь к городу, который так долго и беспощадно оглушал её. Сегодня Нью-Йорк был тих. Он сам прислушивался к их разговору, и Белль понимала его. Голд рассказывал об удивительных вещах — поездках на раскопки, открытиях учёных, подвигах и поражениях великих полководцев — и она утопала в его голосе, откликаясь и жадно впитывая каждое слово. А он уводил её всё дальше и дальше, и невозможное становилось реальным.***
Белль вернулась домой затемно. Голд проводил её, вместе с ней проехав в такси и, несмотря на её бурные возражения, расплатился с водителем. Этот мужчина неопределённого возраста, тонкий и как-то особенно, по-своему красивый, сам был похож на рыцаря. Или скорее на чародея, галантного советника какого-нибудь доброго, но глуповатого короля. Когда Голд прощался с ней, то попросил её номер так вежливо, что Белль заподозрила, что он стесняется. Но как такое возможно? Он казался ей уверенным в себе, возможно, даже самовлюблённым. Смущение не вписывалось в созданный за вечер образ, но внезапно сделало его ближе, человечнее. Волной на Белль накатилось умиление, и она с удовольствием продиктовала ему свой мобильный, искренне надеясь, что Голд позвонит. Только зайдя в квартиру, она поняла, что так и не узнала его имени. Ведь не может он быть просто «мистером Голдом»? Это было бы, как минимум, странно. Хотя он весь… странный. Белль сразу поняла, что Киллиана нет дома, и пообещала себе, что завтра обязательно поговорит с ним обо всём. Ей казалось, что Киллиан непременно должен знать об этом нелепом совпадении. За вечер Белль выяснила, что мистер Голд — адвокат, и хотя они больше не касались его личной жизни, как, впрочем, и её, она была уверена, что он тот самый «крокодил», о котором говорил Киллиан.***
Голд позвонил ей через два дня и поинтересовался, не хочет ли она составить ему компанию за ужином. Белль готова была поклясться, что он всерьёз опасался отказа, хотя всеми силами старался не выдать себя. Она согласилась, заверив его, что ужин с ним — это просто изумительно. Затем она в который раз позвонила Киллиану. Абонент по-прежнему был «временно недоступен». И дома он так и не появился. Белль беспокоилась за него, как и всегда, когда он исчезал, не предупредив. «Можно было бы хоть записку оставить», — проворчала она, снова и снова убеждая себя, что с ним всё в порядке. «И всё-таки он пропал слишком внезапно. Вдруг его схватили за что-нибудь?» Волнение сплеталось с мыслями о скорой встрече с Голдом. Белль даже про себя не осмеливалась назвать этот ужин «свиданием», но не могла унять радостного возбуждения. Весь день настроение менялось с невероятной скоростью — то Белль убеждала себя, что с Киллианом всё в порядке и не стоит даже думать об этом, то твердила, что он наверняка уже лежит где-нибудь заколотый. Перед тем, как поехать в ресторан, Белль специально заглянула в бар, в котором работал Киллиан. Там ей сообщили, что на работе он так и не появился. Официантка Луиза, с которой Киллиан некоторое время поддерживал ни к чему не обязывающие отношения, посмотрела на неё с сочувствием: — Не ищи его, Белль. Может, он укатил с той блондинкой, с которой встречался здесь. — С блондинкой? — переспросила Белль. Эта мысль не приходила ей в голову, но если он действительно уехал с Эммой… — Да, я бы не удивилась, — Лу положила ей руку на плечо. — Не понимаю, почему ты всё это терпишь, давно бы уже рассталась с ним и не переживала так. «Я думала, что совершаю хороший поступок, позволяя Джонсу идти своей дорогой и ненавязчиво пытаясь изменить его жизнь», — подумала Белль, а вслух ответила: — Вообще-то мы уже расстались. Несколько дней назад. Но он не успел съехать, а теперь не берёт трубку, так что… — И ты волнуешься? — Лу удивлённо присвистнула. — Ты случайно не святая? — Вроде нет, — Белль улыбнулась и, поблагодарив Луизу, вышла из бара. А вечером она снова забыла о тревогах, и даже желание узнать, в городе ли Эмма, испарилось, стоило Голду заговорить о той самой книге, которую он увёл у неё из-под носа в библиотеке. — Меня удивляет, что мы не встретились раньше, Белль, — заметил он, аккуратно разрезая прожаренное мясо на несколько частей. — Думаю, дело в том, что обычно я захожу в библиотеку уже после работы. — Но согласитесь, утром там гораздо приятнее. Белль кивнула: — Конечно. Лампы ещё не включены, вместо них мягкий свет солнечных лучей. Людей в зале мало, почти нет, и настроение у всех благодушное. Голд понимающе улыбнулся. После этого ужина, за который он опять, не обращая внимания на её протесты, расплатился сам, Белль узнала, что зовут его Ричард, но своё имя он не очень любит. «Оно слишком помпезное, понимаете? Обязывает быть сильным, храбрым, неукоснительно честным…» Ещё они всё-таки перешли на «ты». И Белль почти не удивилась, когда встретила Голда на следующий день в библиотеке. На часах уже было шесть часов, а значит, он пришёл сюда ради неё, изменив своим привычкам. По крайней мере, Белль хотелось верить, что это именно так. Они провели вместе несколько часов, и затем он, извинившись, покинул её. Предварительно пожав ей руку с таким чувством, что Белль показалось, будто она перенеслась в рыцарский роман. С тех пор они встречались ежедневно.***
На исходе второго месяца Белль призналась себе в том, что влюбилась. Она даже хотела написать об этом Руби, но, в конце концов, сдержалась. Страх, что стоит озвучить эту чудесную правду, и она обернётся насмешкой, ничего не значащей интрижкой, не оставлял её. К тому же всё было слишком идеальным, будто списанным с одного из тех дамских романов, над которыми она так смеялась раньше. Ощущение, что это закончится катастрофой, периодически возвращалось к ней, но Белль боролась с собственным неверием с поразительным упорством. «Один раз в жизни чудо случается с каждым», — убеждала она себя, и на душе становилось легче. Тем временем Киллиан по-прежнему не появлялся и не отвечал на звонки. Белль уже не сомневалась в том, что он уехал вместе с Эммой, так же, как и в том, что Голд ищет свою… подопечную. Белль предпочитала называть таинственную Эмму так, потому что не представляла, в каких отношениях находится эта леди с Голдом. Ей хотелось рассказать своему рыцарю о том, что ей всё известно, открыть ему правду насчёт Киллиана, но Голд никогда не заговаривал с ней об этом. И Белль молчала, не зная, как завести разговор на эту тему, и не будет ли наглостью с её стороны лезть в то, о чём она знала лишь смутно, из чужих разговоров и домыслов. В тот вечер они договорились встретиться в их любимом ресторане, том самом, где они поужинали в первый раз. Белль ждала больше получаса, но Голд так и не появился, телефон его был недоступен, и она почувствовала, как её охватывает тревога. Вспомнив, что сегодня у Голда должно было состояться важное слушание, Белль направилась к залу суда, надеясь, что сможет встретить его там. Белль обратилась к охраннику и милой женщине, проверявшей пропуска, но оба они сообщили, что заседание давно кончилось. Подождав ещё немного, несколько раз позвонив Голду, Белль скрипнула зубами, ощущая бессилие, и направилась домой. Всё это выглядело очень странно. Голд всегда был таким неизменно вежливым и заботливым, что подобный поступок просто не вписывался в привычную картину. Белль сидела на кухне и перебирала варианты, но все они были либо беспросветно глупыми, либо чересчур трагическими. «Должно быть какое-то объяснение, простое и понятное», — говорила она себе, а сама, в который раз, раздумывала над тем, что за два месяца, что они регулярно встречаются, Голд так и не попытался поцеловать её. И хотя глупо было примешивать это сюда, но мысли о том, что она для него значит куда меньше, чем он для неё, не покидали Белль, атакуя её с завидным упорством. «Лишь бы с ним ничего не случилось», — просила она судьбу, выпивая четвёртую или пятую чашку кофе. Когда телефон неожиданно разразился трелью, а на экране высветилось лаконичное «Голд», Белль улыбнулась и поспешно нажала на изображение крошечной зелёной трубки. — Белль, прости, что так вышло. Рабочие моменты… я, — он запнулся, — не смог тебя предупредить. Ты не сильно злишься? — Нет-нет, — поспешно заверила она Голда, думая о том, что же это за «рабочие моменты». Сам он явно не собирался посвящать её в свои дела, и это обижало. Белль хотелось помочь ему, добиться его откровенности и полного доверия. — С тобой всё в порядке? — продолжила она и с облегчением услышала: — Да, конечно. Доброй ночи, Белль. — Доброй. Она была уверена, что не сможет уснуть. Отставив в сторону остывший кофе, Белль потянулась за книгой, но тут кто-то постучал во входную дверь. Удивившись, Белль пошла открывать, втайне надеясь, что это Голд. Как хорошо было бы сейчас поговорить обо всём! Но, когда Белль открыла дверь, там не было ни Голда, ни кого-то ещё. Вздохнув, она уж было решила, что стала жертвой несмешного розыгрыша, но заметила лежащий на пороге жёлтый конверт. Прикрыв дверь, Белль вернулась на кухню и осмотрела содержимое странного послания. Записка и диск. Она развернула маленький клочок бумаги и прочла: «Так ли хорошо ты знаешь своего нового парня? Советую посмотреть». Вздрогнув, Белль нерешительно посмотрела на диск. Желание тотчас выбросить болванку было велико, но вдруг там что-то действительно серьёзное? Пройдя в комнату, она включила ноутбук и, вставив диск, уже через несколько секунд с замиранием сердца наблюдала совершенно отвратительную сцену. Посреди комнаты стоял стул, к которому был привязан неприятного вида мужчина. Лицо его было тёмным от синяков и кровоподтёков. На мгновение Белль показалось, что это Киллиан, но она поняла, что ошиблась, когда камера приблизилась. Этот мужчина был старше и массивнее, во всей его фигуре было что-то столь же неприятное, как и в лице, но, глядя на его увечья, Белль не могла не проникнуться состраданием. Впрочем, гораздо хуже было то, что она узнала голос того, кто стоял в нескольких метрах от пленника. Его не было видно, но Белль похолодела, осознав, кто именно говорит. — И ты утверждаешь, что ничего не знаешь о её местоположении? Ты правда думаешь, что я тебе поверю… дорогуша? Слово царапнуло, не оставив сомнений. Впрочем, Голд и сам вскоре появился в кадре. Он подошёл к пленнику и, услышав его невнятное бормотанье, страшно улыбнулся. Его лицо исказилось до неузнаваемости. На глазах Белль рыцарь превратился в чудовище. Что-то жуткое промелькнуло в его лице, и он, оторвав от пола трость, нанёс первый удар. Нос пленника хрустнул. Белль почувствовала отвращение. — Я не знаю! — проорал несчастный, но Голд будто не слышал его. Он наносил всё новые и новые удары по лицу, животу, рукам… — Шеф, так вы его убьёте, — пробасил кто-то сзади, и Белль поняла, что Голд там не один. Он во главе какой-то преступной шайки. Это можно было бы назвать смешным, слишком похожим на кадры из типичного боевика, но Белль не могла смеяться. Она чувствовала себя уничтоженной. Раздавленной. Человек, казавшийся ей идеальным, проронил всё с той же дьявольской улыбкой: — Невелика потеря. Ладно, уберите его. И ушёл с таким видом, точно ничего страшного не произошло. Она посмотрела на время записи, и ей стало ещё хуже — «20:42», именно тогда она ждала Голда у здания суда. Думала, что у него какое-то дело… Белль закрыла лицо руками и заплакала. Какая разница, кто и зачем прислал ненавистный конверт? Всё это невозможно было подделать. Её трясло, когда она набирала номер Голда. — Нам нужно встретиться и поговорить. Срочно, — произнесла она, чувствуя, что её лихорадит. — Что-то случилось, Белль? — он был обеспокоен. — Да. Случилось. — Я подъеду к тебе. Она покачала головой и только потом поняла, что он этого не видит: — Нет. Я сама. Диктуй адрес. Ей не хотелось обсуждать всё это в квартире, которая хранила пусть и не самые отрадные, но достаточно честные воспоминания. Белль не верила, что Голд может навредить ей. В глубине души она всё ещё надеялась, что для той страшной сцены есть убедительное объяснение. «Я не могла ошибаться», — думала она, сама не зная, чему верить.***
Белль повторяла себе, что всему есть объяснение, и тут же с ужасом вспоминала увиденное. «Наши отношения изначально были слишком идеальными, сказочными… Так не бывает», — с горечью думала она, отсчитывая минуты и в то же время желая, чтобы такси продолжило кружиться по Нью-Йорку. «Он слишком подходил мне, был таким… прекрасным», — перед глазами тут же промелькнуло его лицо, искривлённое усмешкой. Ему нравилось причинять боль. Её трясло, пока она шла по пустынной аллее. Сказок нет, нужно было сразу понять, что во всём этом таится какой-то подвох. «Я была слепа. Видела только то, что хотела…» Она подумала о Киллиане, о всём его привычном несовершенстве. Где он? Что с ним? Возможно, ему и Эмме грозит опасность. И всё же, несмотря на переполнявшую её горечь, когда Голд встретил её на пороге, немного взъерошенный, но уже в костюме, — видно, переоделся, когда она позвонила — Белль отчаянно захотелось не говорить ему ничего. Улыбнуться, зарыться в эти шелковистые волосы, пахнущие дорогим парфюмом, и, наконец, поцеловать его. Вопреки всему и вся. Это желание испугало её, и она, ничего не объясняя, протянула ему диск: — Давай включим. Пропустив её в комнату, Голд с сомнением посмотрел на болванку: — Что там, Белль? — Правда, — она посмотрела ему в глаза, пытаясь найти… что? Белль не знала ответа. Ей пришло в голову, что, скажи она ему всё, что знала о Киллиане и Эмме, сцены на диске не было бы вовсе. Но, с другой стороны — если человек привык таким образом решать проблемы, не оказались бы эти двое в опасности? — О чём ты говоришь, Белль? — он старался сохранять спокойствие, но голос подводил его, — звонишь так рано, приезжаешь и… Скажи мне сама, Белль. Объясни. Он почти просил. Белль почувствовала, что сейчас расплачется, и нужно было сделать шаг в пропасть, чтобы не утонуть в собственной тоске. — На этом диске записано то, чем ты занимался сегодня вечером. Тот мужчина на стуле… и трость. Она не смогла объяснить точнее, но он понял и вздрогнул. На лице его появилось какое-то неприятное, суетливое выражение, будто он пытался спрятаться от неё. Белль продолжала смотреть ему в глаза, хотя это было больно. Очень больно. — Мне прислали его вместе с запиской. — Белль, я… — Давай сядем, и ты… расскажешь мне обо всём. Он благодарно кивнул, а она сжала свои руки, пытаясь успокоиться. Её всё ещё колотило, а кадры из видео мелькали перед глазами. Вот он заносит руку, вот трость опускается на ухо мужчины, и тоненькая струйка алой крови бежит по шее несчастного… — Белль, я… — снова начал он, — адвокат, ты знаешь. Но начало моей карьеры было сопряжено с рядом не самых приятных дел, и меры, с помощью которых я пытался регулировать ситуацию, тебе бы не понравились. Она кивнула, пытаясь понять, что же это за меры. Шантаж? Подкуп? Избиение людей? — Я хотел власти и денег, Белль. Хотел сделать себе имя, но в процессе, — он вздохнул, и во вздохе этом было столько горечи, что ей захотелось утешить его, а заодно забыть об увиденном и услышанном, — слишком многое потерял. — Что? — Кого, — поправил он, — у меня есть сын, Белль. Он сбежал, когда узнал, насколько грязна моя работа, когда мне… пришлось подставить дорогого для него человека. Я делал это ради блага семьи, ради его блага, но он… Голд замолчал. Белль казалось, что он уже не продолжит, но его голос снова прорезал напряжённую тишину: — Он сбежал, когда ему было четырнадцать. Я, конечно, сразу нашёл его, но он не хотел общаться со мной. Мы пытались наладить отношения и позже, но… всё время возникали обстоятельства, — он кивнул на диск, — вроде этих. — Кого ты искал? — спросила Белль, заранее зная ответ. — Одну девушку, Эмму Свон. Как-то она помогала мне в поисках Нила и ещё в некоторых делах. Мы знакомы очень давно, Белль, — он задумался. — Рядом со мной никого не было, с ней тоже. И я подумал, что мы с мисс Свон могли бы попробовать выстроить что-то. Он посмотрел на неё с нежностью, и Белль с удивлением подумала о том, сколько эмоций, противоречивых чувств может отражаться в этих карих глазах. — Я тогда ещё не был знаком с тобой. Примерно за месяц до того, как она пропала, я… — он помедлил, но затем всё-таки продолжил, — поцеловал её. Думал, что это сделает всё простым, но сильно ошибся. Белль вспомнила рассказ Киллиана и собственное предположение, и ей почему-то стало стыдно. Всё-таки Голд — настоящий джентльмен. «Джентльмен, который пытает людей. Отлично», — Белль вздохнула. Видимо, её жизнь никогда не станет простой. Видимо, все эти «долго и счастливо» не для неё… или? — Мне тоже нужно кое-что рассказать тебе, — произнесла она. Голд посмотрел на неё с удивлением: он явно ждал отповеди, а не взаимных признаний...***
— Я надеюсь, наши встречи не были просто изощрённым способом найти этого Джонса? — скривился Голд, когда она рассказала ему свою часть истории. — Конечно, нет. — Я так и думал, — он улыбнулся. Повисла неловкая тягучая пауза. Белль, успокоившаяся во время своего рассказа, снова взглянула на болванку. Забыть о записанном на ней было невозможно. Он может говорить, что угодно, но это его не оправдывает. Не стирает того, что он примирился с собственной ролью, будто путь, сотканный из крови и лжи, нормален. Для него — возможно. Но не для неё. Никогда. Ей больше не хотелось плакать, будто какой-то мороз сковал чувства и лишил её шанса на ошибку. Здесь мог быть только один путь. Белль встала и, не прощаясь, направилась к двери. Голд шёл за ней, не пытаясь остановить. Он весь точно поник, утратив свою гордую осанку. — Пообещай, что не будешь искать Эмму… и Киллиана, — попросила она, остановившись на пороге. И предупреждая его вопросы, добавила: — Не ради него. Ради себя. «И меня», — произнесла Белль про себя. Сказка кончилась, не успев начаться. Принц, обратившийся в чудовище, смотрел ей вслед, и Белль чувствовала этот тяжёлый, обречённый взгляд. «Заморозка» закончилась, из глаз хлынули слёзы.***
Белль знала, что пить в одиночку — дурной тон, но сейчас её это мало волновало. Она сидела на кухне и медленно уничтожала ром, который они с Киллианом выиграли за несколько месяцев до того, как он уехал. Кажется, в какой-то глупой телевизионной викторине. Белль скривилась и проглотила очередную порцию знаменитого пиратского пойла. Ей уже было достаточно хорошо. — Значит, скоро будет плохо, — констатировала она. — Жаль, здесь нет Киллиана. Джонс, ау? Она встала, побродила по квартире, но Киллиана действительно не было. — И как ты мог меня бросить? Ты же знаешь, что я не умею пить… Белль вернулась к столу, взгромоздилась на табуретку и, налив себе ещё стакан, чокнулась с тёмно-коричневой бутылкой. — Что со мной не так, а? Может быть, отношения вообще не для меня? Она потянулась за пирожным — единственная еда, которую Белль смогла обнаружить в холодильнике — и ойкнула, чуть не свалившись со стула. — Опасно… — погрозила она пальцем кухне, которая, казалось, насмехалась над ней. Особенно усердствовал яркий зелёный шкаф, в котором хранились тарелки и ложки. — Что же такое? Белль почувствовала, как горечь снова накатывает на неё, и это было отвратительно и мучительно одновременно. Ей хотелось бежать к Голду. Немедленно. Хотелось снова попасть в те, безвозвратно ушедшие два месяца. Вернуться в свою сказку. — Я не мооогу, — всхлипнула она и, повалившись на стол, заплакала. Всё это было слишком сложно, необходимость вычеркнуть Голда из собственной жизни мучила её не хуже похмелья по утрам. А похмелье стало таким привычным за последние четыре дня. Проснувшись на следующее утро, Белль с ужасом поняла, что прикончила почти весь остававшийся у них с Киллианом алкоголь. — Я превратилась в пьяницу… Отлично, — просипела она и содрогнулась. Звук собственного голоса причинял боль. Она ходила по квартире, пытаясь привести всё в порядок, но вскоре бросила это дело и повалилась на диван. Кажется, взять неделю в счёт отпуска было не лучшей идеей. «Такими темпами я точно сопьюсь», — подумала Белль, пообещав себе прекратить это. В конце концов, жалость к себе — для слабых душою, а она всегда хотела быть храброй. «Чёртова героиня», — Белль сплюнула в раковину и принялась отчаянно чистить зубы, будто это могло помочь ей заодно вычистить память и сердце. Мысли о Голде преследовали её. Весь следующий день она провела, слоняясь по городу, в попытках найти место, не связанное с ним. Но он захватил всё: парки, скверы, бульвары, кафе и театры. Даже её любимые книги были пропитаны им. Белль хотелось убежать прочь, подальше от него, но, не замечая того, она всё ближе подходила к его дому. Сворачивала и возвращалась к себе, кусая губы от бессильной злости. Она не знала, как примириться с правдой, но с каждым днём всё больше хотела этого. Раз за разом вспоминая ту плёнку, Белль думала о том, что чудовище, которое она увидела, могло бы исчезнуть. Это станет возможным, если она поможет человеку, живущему в соседстве с ним. Её Голду. На работе она больше не смеялась над перлами из романов, больше думала, склонившись над клавиатурой и напрочь забыв о том, зачем она находится в редакции. Путь вырисовывался всё чётче, страх уменьшался, а уверенность крепла. На двенадцатый день своих мучений Белль уже знала, что нужно предпринять. Первый же коллега Голда, к которому обратилась Белль, представившись журналисткой, пишущей статью об известных адвокатах Нью-Йорка, охарактеризовал его как «умного, изворотливого, но неприятного типа». После этого Белль, дабы не выходить из образа, пришлось выслушать двухчасовое откровение по поводу гениальности самого респондента. — А как сам Голд обо мне отозвался? — поинтересовался её собеседник, когда, наконец, рассказал ей всё, что считал «достойным упоминания». — О, — Белль не любила врать, но раз уж ступила на эту скользкую дорожку, придётся идти до конца, — он сказал, что вы отличный специалист. Конечно, её план не был идеален. Во-первых, не все адвокаты и клиенты Голда (те, о ком ей удалось узнать) шли на контакт. Во-вторых, для убедительности уже на третий день пришлось подключить к делу Люси («Я решила устроить любимому сюрприз, поможешь?»). Так сотовый телефон Люси превратился в номер главного редактора. К тому же из-за этой «подпольной» деятельности Белль всё чаще уходила с работы пораньше, захватив с собой тексты рукописей, которые нужно было перевести. А начальство не очень-то поощряло подобную практику. От всего этого, и, в частности, от необходимости постоянно врать, у Белль отчаянно болела голова. Противоречивость мнений и радовала, и раздражала одновременно. «Он отвратителен. Вы разве не слышали об „октябрьском деле”? Он скостил половину срока мужчине, убившему свою жену. Ужасная история. И эта его привычка искажать факты…» «На самом деле, он хороший человек. Умный, утончённый и по-своему добрый. Я бы сказал, что у него собственные представления о справедливости». «Мне бы не хотелось говорить об этом. Разве я могу судить?» Третий ответ был самым распространённым, и Белль не могла винить людей. Зато она узнала, что несколько «положительных» дел он всё-таки провёл. Помог, например, излечившейся от алкогольной зависимости женщине вернуть родительские права («Дело было провальным. У судьи с той дамой какие-то свои счёты, но Голд смог выпутаться. Скажу больше, недавно я случайно узнала, что он до сих пор ведёт переписку с той женщиной и её подросшей дочерью»), разоблачил главу крупной сети, занимавшейся продажей органов. На восьмой день этого сумасшествия Белль решила, что пора заканчивать игру в гениального сыщика. Она зашла в кафе, чтобы перекусить и, лениво отламывая кусочки от большой сдобной булки с изюмом, думала о том, куда её привело это дело… Белль точно знала, что теперь ей необходимо поговорить с Голдом. Хотя бы сказать ему… но что? На этом месте всё пережитое возвращалось с утроенной силой. Белль чуть не подавилась булочкой, когда перед ней оказалась красивая незнакомка с тёмно-вишневой помадой на изогнутых в полуулыбке губах. Её появление было столь внезапным, что Белль испугалась: не галлюцинация ли это? Правда, слова женщины шокировали её ещё больше. — Белль Френч, — она окинула её оценивающим взглядом, и Белль стало очень неуютно. — Я писала вам. Белль как-то сразу поняла, о чём именно говорит незнакомка. — Вы? — Да, я, — подтвердила женщина. Белль пугала её безупречность — гладкая, точно атласная на вид кожа, тёмные глубокие глаза. Синий костюм подчёркивал её совершенство, как и блестящее золотое кольцо, обвивавшее безымянный палец. Тем временем незнакомка продолжила, не дожидаясь, пока Белль придёт в себя: — Нам бы полагалось встретиться на мосту или в тёмном переулке, и я, конечно, должна была бы надеть плащ с капюшоном, но это всё как-то слишком… не находите? Не думаю, что вам захочется искать меня, но представляться не буду. Это лишнее. — Зачем вы прислали то письмо? — голос Белль дрогнул, но она не отвела взгляда, внимательно вглядываясь в чёрные пугающие глаза собеседницы. Незнакомка пожала плечами и неожиданно перешла на «ты»: — Чтобы ты знала. Ты ведь всю прошедшую неделю искала людей, чтобы узнать. Моё послание имело эффект, верно? Белль кивнула. — Что он вам сделал? — Мне лично — ничего, но он очернил дорогого для меня человека, самого дорогого, — женщина сложила пальцы домиком, на её лице появилось странное выражение, точно она медленно погружалась в прошлое. — Голд освободил убийцу моего жениха, объявив, что на самом деле жертвой является преступник. — Но… — Белль попыталась возразить, всё это звучало не очень убедительно. — Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я была в том переулке… Джеймс, так звали этого отморозка, пристал к нам. Они с моим женихом никогда не ладили. Началась драка… Я кричала, пыталась оттащить их друг от друга, но меня откинули. Последнее, что я видела, прежде чем отключиться — это нож, блеснувший в руке Джеймса. Джеймс убил моего жениха намеренно, а Голд убедил всех, что это была самозащита. — Почему же вы не рассказали об этом на суде? Незнакомка отвела взгляд и тяжело вздохнула: — Мать сделала всё, чтобы я не оказалась на суде. Она никогда не хотела нашей свадьбы, мне даже кажется… Она не договорила, споткнувшись на полуслове. — И что же вы? Следили за Голдом все эти годы? Предположение показалось Белль ужасным. Если это так, то её новая знакомая безумна. — Да, — кивнула она, — но мои попытки отомстить были такими несуразными. По-настоящему удалась только последняя. — Последняя? Она кивнула и указала на кольцо: — Теперь у меня другие приоритеты, — и внезапно крепко сжала ладонь Белль, — ты ведь не вернёшься к нему? «Она больна», — подумала Белль. — Хотя, возможно, мы все неизлечимо больны». Белль молчала, и незнакомка, наконец, отпустила её. — Не возвращайся к нему, — прошептала женщина и, резко отодвинув стул, вышла из кафе. Белль смотрела ей вслед, ничего не понимая. Происшедшее казалось ей на редкость нелогичным. «Зачем устраивать всё это, чтобы затем раскрыть свою личность? Или этим она подчёркивала то, что покончила с попытками отомстить?» Автор письма должен был, согласно её мыслям, быть совсем другим — эдаким хладнокровным расчётливым господином средних лет... Белль думала о незнакомке и с ужасом думала о жизни, в которой столько времени уделялось мести. Она поёжилась, пытаясь понять, как же всё-таки можно выбрать для себя что-то подобное. Белль стало холодно, но, как ни странно, именно это и привело её к окончательному решению.***
Голд открыл ей дверь и замер на секунду, удивлённый. — Я хочу поговорить, — произнесла Белль и вошла, не дожидаясь приглашения. — Зачем? — наконец, опомнился он, стараясь выглядеть как можно более безразличным. — За это время я… Он оборвал её: — Ты тревожила моих коллег и клиентов. Я знаю. — Ты следил за мной? Голд покачал головой: — Нет, но конспиратор из тебя не очень хороший. И что же ты узнала? Белль придвинулась к нему и протянула руку, чтобы коснуться щеки, но Голд отвёл её ладонь. — Что всё это сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ты, например, переводишь часть денег на благотворительность. Казалось, упоминание об этом было ему неприятно. Он поморщился: — Не пытайся оправдать меня, Белль. Ты всё видела, всё знаешь. Ты не сможешь… — он запнулся, — быть со мной. Белль прикусила губу, решительно посмотрела ему в глаза. Ей не хотелось жить без него, и она готова была рискнуть. Сделать всё, чтобы помочь ему. — Я буду с тобой, потому что… — Ты ещё не поняла, — он повысил голос, — из этого ничего не выйдет. Тебе лучше уйти, Белль. Голд почти просил, но Белль не могла позволить себе оставить его. Не теперь. Пусть их отношения больше не напоминают сказку — они реальны. Необходимы им обоим. Она коснулась его ладони, и на этот раз он не отпрянул. Сжала пальцы, такие знакомые, почти родные, и, думая о том, что выбранный путь обязательно будет тяжёлым, произнесла: — Я не хочу уходить. Я… — она хотела сказать «люблю тебя», но вместо этого поцеловала его. Голд отшатнулся, но видя, что она его не отпускает, ответил: — Возможно, ты сделала ошибку, Белль, — он посмотрел на неё так сочувственно, точно боялся разрушить то, что она подарила ему. Белль гладила его волосы и думала о собственном выборе. Дорога будет тяжёлой. Счастье отдавало горечью.***
Киллиан и Эмма вернулись через неделю. Познакомившись с красивой целеустремлённой блондинкой, у которой был твёрдый взгляд и вместе с тем милая улыбка, Белль сразу поняла, что они с Киллианом идеальная пара. Судя по всему, мисс Свон не нужен был рыцарь, в котором таилось чудовище. Ей нужен был беспечный пират. — Прости, что не предупредил, — попросил Киллиан, когда Эмма ушла. — Ты ужасен, — Белль не злилась, да и поводов для переживаний ей теперь и так хватало. Но она не могла не пожурить его. — Поначалу я ужасно волновалась. Даже хотела обзванивать больницы. — Почему только поначалу? — Киллиан подмигнул ей. — Потом я поняла, что ты с той самой блондинкой, и задача была решена. Но всё же вы пропадали слишком долго, а Эмма, кажется, работает… Как вам это удалось? — О! — Киллиан улыбнулся, вспоминая прошедшие недели. — Сначала мы просто колесили по стране. А потом уже собирались возвращаться, и тут Эмма случайно столкнулась на пешеходном переходе с парнем, которого выслеживала последние четыре месяца. Представляешь? Белль покачала головой. Всё это напоминало детективный роман или какой-нибудь боевик с умеренно развитой любовной линией. — Эмма связалась со своими коллегами и тут же приступила к заданию. Ей помогали местные копы, — он сделал нарочитую паузу, — и, конечно, я. Это было… захватывающе. — Я рада. Правда, меня пугает такое отношение к правосудию, но… — Белль шутливо развела руками, показывая, что смирилась. Они немного помолчали, присматриваясь друг к другу. За прошедшие месяцы Киллиан будто стал… серьёзнее, спокойнее? Белль не могла бы сказать с точностью, но от него теперь веяло незнакомой силой. — Знаешь, Белль, ты изменилась. Будто стала… счастливее? — Киллиан предложил ей виски, но она отказалась. Самая сложная часть разговора неумолимо приближалась. — Я встречаюсь кое с кем. — И с кем же? В последнее время Белль так часто бросалась с места в карьер, что признание далось ей легко: — С мистером Голдом. — С крокодилом? — Киллиан чуть было не уронил кружку, из которой попивал виски. Белль поморщилась: — Не называй его так. — Белль, — Киллиан стал серьёзен. — Не хочу огорчать тебя, но он вовсе не идеален, мы говорили о нём пару раз и… — Слушай, мне всё известно. Если не всё, то многое. — И что же ты? Веришь, что он исправится под твоим благотворным влиянием? Киллиан смотрел на неё сочувственно, мягко, и это взбесило обычно спокойную Белль. Он будто пытался сказать ей: у тебя ничего не вышло с моим перевоспитанием, так почему ты думаешь, что сможешь изменить человека с куда большими проблемами? — Голд любит меня, — отчеканила Белль. Они ещё не говорили друг с другом о чувствах в таких выражениях, но она была уверена в своей правоте. Чем, как не любовью, было вызвано его желание отпустить её, освободить от этого прекрасного и одновременно мучительного чувства? Киллиан пробормотал что-то себе под нос и, не ответив, вышел. Белль не винила его. Всё это действительно было довольно запутанным. Три месяца спустя Голд целовал её шею, медленно спускаясь ниже. Шея всегда была для Белль особо чувствительным местом, и она изогнулась под ним. — Ох! И тут же рассмеялась, вспомнив об очередном шедевре, который переводила не так давно («Маргарита сдавленно охнула, когда он вошёл в неё, и тут же почувствовала, как возносится на вершину блаженства»). — Мне кажется, тебе надо уволиться из издательства, — пробурчал Голд. На самом деле, он уже привык к этим смешкам в самый неподходящий момент и даже считал их очаровательными, о чём сообщил Белль, когда дошёл до её груди. Белль казалось, что её тела касаются крылья бабочки. Она представила их, такие красочные и яркие, но мысли тут же покинули её, потому что Голд спустился ещё ниже. Ей было так хорошо с ним. Безгранично, невероятно хорошо. И это пугало, настораживало… Белль шептала: «Люблю, люблю, люблю…», а его руки скользили по её телу и внутри неё. И это было прекрасно. Утром она смотрела на его разметавшиеся по подушке волосы, перебирала подёрнутые сединой, точно инеем, пряди и размышляла. Они были счастливы вместе, часами могли разговаривать о любимом средневековье, гулять по расцветающему Нью-Йорку, обсуждать последние новости… Они могли целоваться до головокружения, точно подростки. Белль умиляли его нежность и забота, его стремление защищать её. Она знала, что ему нужно чувствовать себя сильным, желанным, великодушным. И Голд был таким с ней. Он снова стал её рыцарем, и Белль наслаждалась этим. Но её печалило то, как мало она знала о его делах. Голд молчал о прошлом, лишь изредка открываясь ей. Где-то в нём по-прежнему жила уверенность, что всё в этом мире решается с помощью лжи. Белль внимательно следила за ним, и порой казалось, что в его усмешке, в карих глазах мелькало что-то жуткое и опасное. И забывать об этом было нельзя. Ни в коем случае. Не так давно Белль ездила к его сыну, и то, что она узнала во время этой поездки, тревожило её. «Я не хочу видеть отца, Белль, поймите. Вы знаете, что он сделал с моей матерью? Она сбежала от нас, когда мне было двенадцать. С каким-то певцом. Это не так уж важно, если подумать. Главное — то, что отец нашёл их. Несколько лет искал какой-нибудь повод и, наконец, смог посадить обоих за продажу наркотиков. Певца выкупили его продюсеры, а вот матери пришлось несладко… мягко говоря. Мой отец мог бы одуматься и освободить её, но он ничего не сделал. Он называет это дело „защитой семьи”. Так что подумайте, с кем вы связались». Нил понравился Белль — красивый, сильный мужчина, старше её лет на пять. Улыбка у него была добрая, искренняя, а глаза — мудрые. Его жена Роуз была милейшей женщиной, и они с Белль быстро нашли множество общих тем для разговора. «Иногда мне кажется, что Нил специально очерняет отца, чтобы оправдать собственное решение ни в коем случае не прощать его. Знаешь, Белль, мистер Голд многократно пытался помириться с сыном, но никогда не действовал… напрямую. Нил ненавидит недомолвки и ложь. Если бы его отец приехал сам и честно признался во всём, что натворил, Нил бы простил. Ему нужен близкий человек, тем более теперь, когда не стало его матери». Если то, что говорил Нил, было правдой, то надежды Роуз казались Белль слишком оптимистичными. Вряд ли такое можно простить. Всё это было слишком запутанным, да и Голд по-прежнему не был идеальным человеком. Разве что с ней. Но считается ли такая половинчатость нормальной? Белль сильно сомневалась в этом и упорно пыталась найти выход. Она так и не сказала Голду, куда на самом деле ездила, и недосказанность утомляла её. ...Скрип двери отвлёк Белль от невесёлых мыслей. Она прошла в коридор и с удивлением увидела Киллиана. — Что ты здесь делаешь? — Пришёл вернуть ключи. Нашёл их случайно, когда разбирал чемоданы, — объяснил он в ответ на её недоумевающий взгляд. — И куда ты спешишь так рано? — она оценила его строгую сиреневую рубашку и джинсы без потёртостей и цепочек. — Да ещё и в таком виде… — Хочу поступить в полицейскую академию, сегодня там что-то вроде дня открытых дверей. Изумление Белль превысило все возможные границы, и она так округлила глаза, что Киллиан рассмеялся. — Не надо на меня так смотреть. Это всё Эмма. — О! Белль было очень интересно, как мисс Свон удалось сделать то, над чем она сама безуспешно билась три года. Подарить Киллиану чёткую жизненную цель — это огромная заслуга. Она вспомнила, как сама пыталась уговорить его хотя бы найти работу, и грустно улыбнулась. — Я рад, что застал тебя одну, — Киллиан ласково похлопал её по плечу, как старого приятеля. — Крокодил ведь ещё не прописался у тебя? — Нет, Крокодил не имеет привычки жить за чужой счёт, — парировал Голд, появившийся в дверном проёме. — Извиняться я не собираюсь, — предупредил Киллиан осуждающий взгляд Белль. — Ладно, тогда я пойду. Он подмигнул ей напоследок и исчез за дверью. — Я так понимаю, свидание на четверых нам пока не по плечу? — поинтересовалась Белль, желая разрядить обстановку. Голд рассмеялся, откликаясь на её шутку. — Если мисс Свон сумеет научить этого пирата манерам, то я подумаю над подобной перспективой. Он обнял Белль, зарылся носом в её волосы и прошептал на ухо: — Как насчёт особого завтрака? «Мы всё сможем. Вместе. Я помогу ему», — промелькнула в голове Белль излишне оптимистичная мысль, прежде чем она потерялась в круговороте ощущений. Впрочем, в последнее время такая смена настроений стала нормальной. И это тоже пугало. Нью-Йорк за окном шумел, не подозревая о случившихся в жизни Белль переменах. Большой город суетился, бежал и стремился в неизвестность. Ей оставалось только широко открыть глаза и подчиниться, присоединившись к этому бесконечному марафону. Гарантией спасения были руки Голда, обвивавшие её талию, и его губы, ласкающие её. «Он для меня, а я для него», — повторяла она, как молитву. И точно знала, что это — единственно нерушимое, правильное. Вечное. Она справится. Сможет. И жизнь станет сказкой. Когда-нибудь.