Часть 1
24 марта 2015 г. в 21:35
Вы не поверите. Но я уже не раз пытался отыскать тот день, когда впервые стал тем, кем вы меня называете. Да, я и сам зову себя так. Потому что мне нравится не чувствовать боли, страха или отчаянья. Я не обременен тем, чтобы о ком-то заботиться, или, упаси Бог (в которого я, кстати, не верю) - кого-то любить. Я свободен. Я - социопат.
Мне пять. Я хорошо помню тот день. Настолько хорошо, насколько мне мог позволить запомнить его крохотный мозг пятилетнего пацана в трусах с розовыми свиньями. И не спрашивайте почему.
Я попросил ее почитать сказку. Я слышал о том, что мамы иногда читают детям перед сном рассказы давно умерших алкашей о говорящих волках, девочках, размером с большой палец на ноге, имеющих рабство из семи лилипутов, и прочей ереси. Особенно, когда они болеют. Не надо смотреть на меня так, будто я всю жизнь резал людей. В детстве я тоже любил сказки.
Она говорила о чем-то с Крисом. Маленьким мерзким свертком, которого я никогда не любил. Я бы сказал "сюсюкала", но это слово такое такое же отвратительное, как и мой младший брат. Ему было два, мне - пять. Она пела ему что-то о снежинках и маленькой сказочной девочке. Или стране. Не важно. Я стоял у двери и слушал, потому что никогда не слышал как она поет. Как она поет мне. Может быть она и делала это, когда я был таким же овощем, как Крис и Элисон. Когда еще не знал собственного имени, а она не думала, что меня можно не любить.
Я позвал ее, но она не слышала. Или не хотела услышать. Я не думал об этом, когда мне было пять. Тогда я подошел ближе. Она плакала. Я никогда не видел чтобы она плакала из-за меня. Потому что она не плакала. Не плакала, когда я болел, как плакала над Крисом, Элисон или Джозет. Когда я пел первую дурацкую песенку возле ёлки, когда на меня никто не смотрел и даже когда я впервые вручил ей кривоватую аппликацию на День матери. Мне тогда было три. Но я помню, что она не плакала. А сейчас плакала.
Наверное ее так растрогала колыбельная о той дурацкой девочке и снежинках, которые все равно растаяли, но мне стало страшно. Я никогда не плакал, когда мне было весело. Я не хотел, чтобы моя мама плакала. Я не знал что сказать, потому что мне было пять. Я попросил ее о сказке.
Мама, которую я любил, подняла глаза, затем руку. Я почувствовал, как загорелась моя щека, но я не плакал. Я попросил о сказке еще раз. Она могла бы избить меня до полусмерти и я бы не заплакал. Иначе бы мы плакали вместе и ей было вдвойне больней. Я хотел в это верить. И я любил маму.
Тогда она впервые сказала, что ненавидит меня.
Я не знал как это, но понимал, что это не хорошо. Это из-за того, что она не поет мне песни и не плачет, когда мне больно. Пятилетнему мальчишке трудно понять почему человек, которого он любит больше всего, не может полюбить его.
Я пошел в свою маленькую спальню и долго думал о том, что сказала мама. "Я ненавижу тебя, маленький выродок. Почему ты не сдох, Господи?" Маленький - это хорошо, а выродок - плохо. Но что это, ненавидеть? Я тоже стану кого-то ненавидеть, когда буду взрослым?
И я стал. Её. Её, Криса, Джозет, Элисон, отца и всех, кто не позволил мне любить их. Я не хотел ненавидеть, но мне не разрешали любить. Я был всего лишь маленьким выродком, который должен был сдохнуть. Браком. Я не хотел стать таким. Никто не рождается в обнимку со злобой, ненавистью и социальной не адаптацией. Черт, слишком умное слово. Я не думал о том, что убью кого-то, когда мне было пять. Я хотел слушать сказки. И быть врачом.
Теперь вы знаете кто я. Закидайте меня гнилыми помидорами. Только подумайте, когда решите запретить кому-то любить вас.
Вы тоже можете ненавидеть меня. Да столько угодно. Мне плевать на вас. Бьюсь об заклад, вы бы даже попробовали убить меня, если бы у вас хватило сил. Потому что я тот выродок, который не сдох. Я - социопат.