Ещё один невероятный шанс

Он слышал голоса и чувствовал, как его поднимают на палубу. Чьи-то руки осторожно поддерживали голову. — Это же капитан Блад! — далекий, полный ужаса и ненависти голос ворвался в сознание. — Все назад! Или клянусь Пророком, я убью любого, кто дотронется до него! — Этот человек не Блад! Быть может, похож на Блада, но только лицом! Питер открыл глаза, чувствуя неимоверную слабость. Он лежал на выскобленных досках палубы, а голова его покоилась на коленях Левассёра. Вокруг толпились напуганные, обозленные и взбудораженные пираты. Он не видел их раньше, одежды их были схожи с одеждой Гонсалеса: шаровары с широкими кушаками и просторные рубахи. На многих лицах читались растерянность, удивление и отвращение. Чуть повернув голову, Блад увидел стоящего боком к ним Алехандро Гонсалеса. В одной руке кастильца был пистолет, в другой — обнаженная сарацинская сабля. — Я всё ещё не знаю, кто вы, — тихо произнес Левассёр, — но вы спасли меня от участи, куда худшей, чем смерть. Его рука осторожно коснулась щеки Блада. — Там на "Фуриосо" я принял вас за него. Любой мог ошибиться, но я знал... — Левассёр запнулся, — знал человека, который звал себя Питером Бладом... — щеки его залил густой темный румянец. — Помогите мне встать, — Питер сжал руку француза в своей, — не хочу умереть лежа. — Вы не умрёте, — Левассёр осторожно обнял его, стараясь не касаться ноющего плеча. — Капитан Гонсалес не допустит этого, да и я... Он помог Бладу встать на ноги, обхватив правой рукой, в левой сверкнула шпага. Матросы снова зароптали, но умолкли под тяжелым взглядом Гонсалеса. Левассёр благодарно улыбнулся кастильцу. — Я могу поручиться за то, что этот человек не Питер Блад, — сказал француз негромко, но голос его услышали все. — Я близко знал того, кто носит это имя. Я был в его обществе, когда оставил ему подарок от себя и от имени дамы, обесчещенной и едва не убитой им. — Какой подарок? — прокашлявшись, спросил рослый детина, видимо, старший от команды. — На его груди должен был остаться шрам от моего удара, — Левассёр обвел присутствующих взглядом, — но ещё есть то, что случилось меньше, чем день назад. Когда Блад нашел меня в моей каюте, я был одурманен бангом, но сумел выплеснуть ему в лицо горящее масло из светильни и вонзить крюк от фонаря ему в грудь. Настоящий Питер Блад мёртв, и в этом не может быть сомнений. Гул удивления пронесся по рядам, матросы переглядывались. Очевидно было, что слова Левассёра глубоко потрясли их. — Так или иначе, этот человек, кем бы он ни был, мой спаситель и друг, — Левассёр крепко обхватил Питера за талию, удерживая его на ногах. — И если позволит капитан Гонсалес, я отведу его в каюту и позабочусь о нем. — Идите, — Гонсалес повернул голову так, чтобы видеть и команду, и своих гостей, — если понадобится что-то, дайте мне знать, Лив. Вы и ваш подопечный - мои гости и братья по оружию. И да покарает Небо того, кто поднимет на вас руку. Пока Левассёр ножом срезал прилипшую рубашку, Блад пытался удержаться в сознании, но ему это не удалось. Он ещё чувствовал на теле осторожные пальцы француза, но мир уже погружался во тьму. Когда он очнулся, то на короткое мгновение ему показалось, что всё случившееся было горячечным видением, кошмарным сном. Некоторое время Блад лежал, не открывая глаз, вслушиваясь в голоса и поскрипывание снастей. Память возвращалась вместе с тупой ноющей болью в плече и груди. Было больно дышать и почти невозможно двигаться. — Лежите, мой сид, лежите, — меньше всего Блад ожидал услышать на пиратском корабле нежный женский голос. Тем более, что женщина говорила на странном испанском языке со множеством арабизмов. Удивление заставило его открыть глаза, хотя от простого движения век всё поплыло, а к горлу подкатила тошнота. Над ним склонилось прелестное личико, золотистое от жаркого солнца, огромные светлые глаза с тревогой смотрели на него. У Блада быстрее забилось сердце. Невозможная, поразительная красота незнакомки не могла бы оставить равнодушным даже камень, а Питер все же был живым человеком. В молчании он смотрел на девушку, удивляясь тому, как быстро его сердце предало память об Арабелле. — Вы уже очнулись, Пьер, — обрадовано сказал Левассёр, входя в каюту, — позвольте представить вам нашу гостеприимную хозяйку. Мадемуазель Амайрани Гонсалес, сестра Алехандро. Он взял маленькую ручку девушки в свою большую ладонь и бережно прижал к губам. — Рад знакомству, мадемуазель Гонсалес, — Блад слабо улыбнулся. — Надеюсь, я не доставил вам особых хлопот? — Нет, мой сид, — на щеках девушки появились ямочки, — я надеялась, что вы пойдете на поправку. Вы были очень плохи. — От простой раны? — удивленно нахмурился Блад. — У вас началась горячка, — Левассёр присел на край постели и потрогал ладонью лоб Блада, — мы с мадемуазель Гонсалес никак не могли сбить жар. Но на ваше счастье Алехандро отыскал в одном из захваченных сундуков кору хинного дерева. Сегодня третий день с момента вашего прибытия на "Фатиму", и наконец-то вы очнулись. — Где я? — Блад попытался сесть, но сил было слишком мало. — "Фатима", — повторила Амайрани Гонсалес, выжимая чистый кусок холстины в чашку с водой, — это наш с братом корабль. И здесь вы в безопасности, благородный сид. Она принялась обтирать ему лицо и плечи. Прикосновения были приятны и нежны. Блад почувствовал смятение, почти страх. Эта девушка своим простым поведением, почти детской невинностью могла бы взбудоражить даже святого, а Питер Блад святым не был. — Вы спасли Алехандро от смерти или от участи, худшей, чем смерть, — перехватив его красноречивый взгляд, сказала девушка. — Дороже брата у меня никого нет, потому моя жизнь принадлежит теперь и вам тоже, мой сид. Аллах свидетель. Блад с любопытством смотрел на девушку: слова озадачили его, как и некоторые вещи из уже описанных событий. Лишь теперь он понял, что так напрягало его все это время. — Разве вы мусульмане? — спросил он удивленно. — Воистину так, — кивнула девушка, аккуратно оправляя одеяло и подушку, — но что вас удивило, мой сид? Блад попытался подобрать слова, но неожиданно понял, что не знает, что сказать. — А ваши соплеменники, сеньорита, — спросил он в ответ, — они тоже поклонники Магомета? — Вы говорите странные слова, сид, — мягко произнесла Амайрани Гонсалес, — всем, кто хоть немного знаком с нашей верой, известно, что мы не возводим богом человека. Посему Мухаммед чтим нами лишь как Пророк Господа. Сам же Всевышний не имеет сотоварищей, и не равен Ему никто, — подняв к потолку пальчик, с детской важностью заключила она. Блад вздохнул. Он никогда не был особенно религиозен, и сейчас вдруг понял, что кем бы ни были эти люди, приютившие и лечившие его, ему все равно, какова их вера. Алехандро Гонсалес благороден и отважен, а его сестра, без сомнений, прекраснейшая из девушек, когда-либо виденных Питером Бладом. Сердце его заныло, вновь напоминая об Арабелле и о той жизни, что он прожил рядом с ней. Чтобы заглушить некстати всплывшее воспоминание, он повернулся к Левассёру. Тот смешивал какие-то травы и настои у маленького столика, привинченного к полу. — А вы... тоже мусульманин? — Нет, Пьер, я христианин... во всяком случае, номинально, — Левассёр рассмеялся. — Я не слишком-то верю в богов и дьяволов. Как по мне, то Бог и Дьявол живут в душе и сердце каждого человека, и только от человека зависит, кому дать волю. — Тут я с вами полностью согласен, — слабо улыбнулся Питер, чувствуя вдруг накатившую усталость и слабость. — Мисс Гонсалес, прошу вас, дайте воды. Девушка поспешно наполнила кружку и поднесла её к губам Блада. — Отдохните, вам нельзя вставать, — нежно сказала она, отирая ладонью пот с его лба. — С вами побудет Лив... сид Левассёр. Я пока вынуждена оставить вас. Она взглянула на Левассёра с выражением, которое даже опытный в нюансах людских отношений Питер не смог распознать. — Конечно, мадемуазель, — кивнул француз, повернувшись так, чтобы видеть дверь. Блад не мог разглядеть его лица, но почему-то ощутил неприязнь, и то была не личная неприязнь, а нечто, чего сам Питер не мог понять. — Капитан Гонсалес возит свою сестру на корабле? — спросил он, стараясь заглушить вспыхнувший где-то внутри гнев. — Это корабль Амайрани, — ответил Левассёр, закончив смешивать мазь, и повернулся теперь к кровати. — Она владелица корабля и квартирмейстер при своем брате. Он откинул одеяло и осторожно принялся отнимать от раны присохшую примочку. Делал он это так искусно, что Блад почти не почувствовал боли. — Вы неплохой лекарь, — заметил он, когда Левассёр, промыв рану от пули, принялся накладывать мазь и свежую повязку. — Где-то обучались? — В Сорбонне, — последовал ответ. — Осторожнее, не дергайтесь. Блад вытянулся, глядя на француза из-под опущенных ресниц. Как ни странно, при всей схожести здешнего Левассёра с тем, кого он знал и когда-то убил своей рукой, в нём не было жестокости, порочности и мерзости его двойника. Напротив, благородство, искренняя теплота и дружеское участие могли тронуть самое черствое сердце. Кроме того, в нём чувствовалась та глубокая душевная чистота, которой и тени не было в негодяе, некогда павшем от руки Блада. Такого Левассёра было трудно принять, но Питер все же ощущал, как в сердце его исподволь проникает глубокая симпатия к этому человеку, та симпатия, из которой обычно рождается дружба. — Теперь поспите, — сказал француз, закончив перевязку и укрывая Блада одеялом, — вам необходим отдых. Если что-то понадобится, скажите мне. С этими словами он отошел к подвешенному в углу каюты матросскому гамаку и ловко забрался в него. Блад слабо улыбнулся. Нуаж была права, здесь не следовало верить себе, своим чувствам, ушам, даже глазам. Он смотрел на задремавшего Левассёра, чей профиль живо вызвал в памяти лики римских и греческих богов. В голову почему-то пришло, что трудно будет девушкам устоять перед таким вот полубогом с благородным сердцем. Даже безжалостный головорез и негодяй из его мира вызывал восхищение женщин, а этот, чистый, неустрашимый, благородный, с лицом и телом ангела мог бы внушить чувства даже такой красавице, как Амайрани Гонсалес. С этими грустными почему-то мыслями Питер провалился в глубокий непробудный сон.