Зима на Планете гепардов

      Массовые извержения на Планете гепардов выжгли и исковеркали пятую часть ее поверхности, цунами прокатились по четверти ее прежней суши, поднявшийся от буйствующих вулканов пепел надолго заслонил солнце, и даже на самые благословенные земли пришла зима.       Не привыкшие к холоду выжившие гепарды строили импровизированные иглу, запасались одеждой из чего только могли, охотясь ради шкур на своих собратьев. Ободранные тела на окровавленном снегу, выпотрошенные и сложенные впрок возле жилищ на манер поленниц, стали обычной картиной. Разобщенные, они охотились друг на друга, не в силах покинуть пленившую их планету. Уцелевшие китлинги почти утратили свои способности проводников между мирами, большая их часть стремилась никогда не возвращаться домой, где они замерзали и гибли, или становились самой легкой добычей. Охота перестала быть спортом, теперь это был вопрос выживания.       Гепарды сбивались во враждующие стаи – чтобы добыть себе подобного успешнее, чем тот может добыть тебя, эффективнее держаться друг друга и помогать друг другу. Можно поступать иначе, эгоистично, коварно и подло, но и соседу тогда ничего не мешает поступить так же. Следовало быть осторожными. Приходилось быть тоньше, развивать в себе «макиавеллевский интеллект». Но само лицемерие приносило побочный эффект. Притворяясь, что ближний не безразличен, некоторые забывали, что притворяются. Уже появились первые странные гепарды, проповедующие любовь, смирение и прощение. Первых, конечно, съедали, но не столь радикальные, а лишь склонные к взаимовыручке, в меру мечтательные и порядочные оставались, и их становилось все больше. В стремлении быть успешней в охоте, гепарды вспомнили и стали развивать науки, в стремлении быть хитрее, они развивали искусства.       «Сила – это прекрасно, – думал Мастер, кутаясь в чью-то пятнистую шкуру в своей цитадели, выстроенной подчиненными им, угнетенными гепардами, – но интеллект, способный создавать оружие более тонкое и смертельное, вести игру более тонкую и подлую – значительно выше. И какая ирония, что именно он является пропуском отсюда».       Не всех просвещенных гепардов съели. Некоторые просто исчезли – «вознеслись» в другие миры и больше не возвращались. Их становилось больше, да и в зеркале Мастер все меньше замечал клыки и желтеющие кошачьи глаза. Это и настраивало его на оптимистичный лад, и тревожило – как бы не растерять эту животную жизненную силу, толкающую к победе любой ценой. Какую цену придется заплатить за выход? Все ли гепарды станут овцами? И не присоединится ли он к ним, прежде чем обретет свободу? Такие мысли приводили к глухой меланхоличной ярости, заставляющей кровь бежать быстрее, клыки заостряться, и, казалось, раскалывающей камни цитадели вместе с трескучими морозами в самые длинные ночи, когда по небесам обещанием иных миров в кристалликах рассеянного в атмосфере пепла рассыпались сияющие разноцветные сполохи.