Гарри, не надо

      Большой зал на время стал залом Памяти. Его очистили от завалов, но вместо того, чтобы вернуть факультетские столы на место, по обе стороны от центрального прохода расставили короткие скамьи, а на них — гробы с убранными и обмытыми покойными. В воздухе стояли тонкие ароматы — многие сочли нужным принести цветы для погибших. Доступ, как это в последний раз было на Турнире Трёх Волшебников, был открыт для всех, кто хотел прийти и почтить память героев Битвы за Хогвартс. За окном светило солнце, а ветер беспечно и почти бесшумно раскачивал кроны деревьев. Гарри примостился на лавочке у стены, поставленной для посетителей и, бездумно растирая руки, слушал разговор миссис Уизли и профессора МакГонагалл. — Конечно, Минерва, конечно, мы понимаем. — Мне тяжело просить вас об этом, Молли, но одни мы сейчас не справимся. Чтобы школа открылась, нам очень нужна помощь. — Хотя мальчики и не очень уважительно относились к школе, я думаю, будь Фред жив, они бы первые вызвались помогать. Я попрошу Чарли, и Билла, и Перси… Джинни нужно будет куда-то вернуться осенью, бедная девочка. — Многие ученики не приедут в этом году. Я получила несколько сов от родителей. Я не могу понять, почему, но я приму всех, кто ещё захочет остаться, и сделаю всё, чтобы школа стала прежней. — У меня нет для Вас ответа, Минерва.       Женщины замолчали. Гарри не первый раз слышал эти разговоры. Директору МакГонагалл уже сейчас, спустя всего неделю после Битвы, приходится разговаривать с родителями и родственниками, с друзьями, с союзниками, со всем, кто может помочь. Ей тяжело просить, ей тяжело нарушать внутреннее сосредоточение потерявших любимых и дорогих, но это её долг. Иначе некуда будет возвращаться. Иначе некому будет возвращаться. Первое ликование схлынуло, кто-то решил, что уж теперь-то всё будет хорошо и натолкнулся на разрушенную реальность, кто-то задался вопросом «Что теперь?» Общество было радо Победе. Общество не знало, что с ней делать. У него не было того, кто скажет, как дальше жить. Все главнокомандующие спят вечным сном. Осталась одна профессор МакГонагалл. И, быть может, Кингсли. Не то чтобы они хотели. Уж точно не такой ценой. Но гриффиндорцы не сбегают с поля боя, хоть этот бой теперь незрим и не осязаем.       Гарри сначала даже обиделся на профессора: зачем она не даст другим времени оплакать своих близких? Но потом понял. Медленно, слушая слова, которые предназначались не ему. Однажды общество снимет траур, и, выходит, только от пожилого преподавателя, аврора и нескольких, кто нашёл в себе силы что-то делать, зависит, в каком положении оно себя найдёт.       Мистер Снейп методично заставлял его преодолевать расстояния до ближайшей больницы, чтобы пополнить запасы сил. В какой-то момент он смирился, что его упрямый ученик не отступается от своего. Но прежде этого он раздражённо вышагивал напротив Гарри, ядовито бранил его, пытался что-то объяснить, успокаивался, чтобы затем вновь метаться, словно привязанный.       Гарри честно просил его уйти. Обещал, что не сделает ничего такого, что помешает ему однажды присоединиться к семье на Той стороне, но мужчина, сдерживаемый своими принципами или ещё чем, не уходил. Ночью Зал мог бы выглядеть зловеще, освещённый свечами и призрачным светом звёзд, но усопших не оставляли одних. Ночью посетителей становилось меньше, они приглушали голоса, но всё равно оставались, присев на скамьях и приглушённо переговариваясь. Профессор Снейп никогда далеко не уходил от Гарри. Он присаживался так, чтобы видеть своего бывшего ученика и, одновременно, быть как можно дальше от людей.       Вынырнув из мыслей, юноша наблюдал, как директор МакГонагалл, поднялась и направилась к выходу из Зала. Молли тоже засобиралась — ей нужно было домой, из отрывков её слов Гарри уже знал, что сейчас в Норе собираются и члены Ордена, и Грейнджеры, что приехали родители Флёр, и что мистер Уизли поздно возвращается домой, потому что там сейчас аврал, несмотря на траур, что у неё из-за всего этого много дел… Что Джинни и Джордж не могут прийти в себя. На третий день их насильно увезли из Хогвартса, потому что у обоих начались галлюцинации. — Скорбь должна иметь границы, — провожая их взглядами, сказал тогда профессор Снейп. Гарри не нашёлся, что ответить. Имелась ли граница скорби в своё время у Снейпа? Или потому он так и говорит, что знает, что бывает, если эту границу пересечь? — Да, конечно, профессор Макгонагалл, мы постараемся помочь всем, чем сможем, — донеслось до юноши вновь.