Let it be

…Yesterday… All my troubles seemed so far away…

Сегодня вчерашние проблемы казались далекими и никчемными. Головная боль, отсутствие каких-либо идей подарков, дурацкая погода, неработающий телефон… Какие глупости!

…Now it looks as though they're here to stay…

А сегодня с утра на него обрушилась новость от их замечательного, мудрого, опытного тренера, чтоб он провалился сквозь землю здесь и сейчас! — Я слышал, ты прекрасно поешь, Лейтон! — сказал он ему. — Ты видишь, ребята подустали, настроение совсем не рождественское, — сказал он ему. — В общем, я тут подумал и решил, что ты должен спеть. Что-то вроде концерта, понимаешь? — сказал он ему. — А-а-а, — сказал Лейтон. — Э-э-э. — Вот и отлично, — сказал тренер и ушел, оставив ошалевшего Бэйнси в холодной раздевалке.

…Oh, I believe in yesterday…

Если можно было бы вернуть вчерашний день, не пошел бы сегодня на тренировку. Сомнительно, что тренера это остановило бы, но мало ли…

…Suddenly… I'm not half the man I used to be…

Черт возьми, он футболист, а не певец! А как ребята на это посмотрят? Да и что он им споет? Лейтон схватился за голову и представил себе, как он, с пушистым фиолетовым боа на шее, отплясывает на футбольном поле, распевая: «I'm friends with the monster that's under my bed, Get along with the voices inside of my head». Тьфу ты, Боже милостивый!...

… There's a shadow hanging over me… Oh, yesterday came suddenly…

Ну какие песни? Не такой уж у него и хороший голос — так себе, только чтобы родных повеселить, с бабушкой спеть что-нибудь, сыну колыбельную, или на концерте попеть из своего угла, вполголоса, — это запросто. Но перед игроками? Перед своими одноклубниками? Лейтону сразу вспомнились ненавистные выступления в детском хоре или сценки на праздниках — он был то зайчиком, то медвежонком, и ненавидел, до жути ненавидел всю эту суету. «А ты выучил слова?». «Твой выход, Лейтон, не упрямься, будь хорошим мальчиком». Не хочет он быть хорошим мальчиком, у него не получится, он не умеет петь на публику! Самые нелюбимые моменты детства все-таки догнали его и положили тяжелые лапы на его плечи.

…Help! I need somebody, help! Not just anybody, Help! You know I need someone, help!...

Что же делать? Что им петь? С тренером не поспоришь, если он сказал — петь, значит нужно петь. Настроение у всех и вправду не сказать, чтобы праздничное. Лейтон сомневался, что его выступление поднимет у одноклубников мотивацию или, больше того, создаст рождественское приподнятое настроение. И что же им все-таки петь? И как это будет выглядеть? Он будет сидеть в центре раздевалки на скамеечке, а вокруг него рассядутся все остальные? Они соберутся у кого-нибудь дома, все напьются, и он им споет? Пожалуй, это лучший вариант, тогда наутро никто ничего не вспомнит…

…When I was younger, so much younger than today, I never needed anybody's help in any way…

— Фил? — Привет, Бэйнси! Ну вот, началось. Сейчас его капитан скажет… — Слышал, у нас намечается концерт? — сказал капитан «Эвертона». Лейтон уныло кивнул и тут же спохватился — по телефону-то его физиономию не видно. — Да какой уж там концерт… — промямлил он в трубку. — Тренер с ума сошел, наверное. — Мне кажется, это хорошая идея, Лейтон, — серьезно сказал Фил. — Если ты, конечно, не будешь петь репертуар той странной группы… Ну, помнишь, в раздевалке тогда включал? — «Tame Impala», — сказал Лейтон. — Именно! — обрадовался Фил. — Не будешь петь эти странные песни, и все будет хорошо. — А что мне петь? — с каким-то отчаянием спросил Лейтон. — Что-нибудь понятное, — сказал Фил. Вешая трубку, Лейтон отчетливо представил, как Фил пожимает плечами. «Что-нибудь понятное». Что?

…There's nothing you can do that can't be done…

Когда Лейтон уже было решил, что тренер забыл про свои слова, и расслабился, тот его огорошил. — В общем, завтра устроим посиделки, — сказал Мартинес. — Ты готов? Только Лейтон открыл рот, чтобы сказать, что он не готов, он не может петь, и вообще — никогда готов не будет, как тренер хлопнул его по плечу. — Вот и отлично, — как всегда жизнерадостно сказал он и ушел. — Отлично, — повторил Лейтон, глядя вслед Мартинесу. — Просто прекрасно. Внезапно он почувствовал удивительное спокойствие: дело сделано, отступить не получится. Ощущения были похожи на его чувства перед матчами — стоило только ступить на газон, как все тревоги улетучивались, впереди — игра, и нужно сделать все, чтобы она окончилась с положительным результатом.

…Nothing you can sing that can't be sung...

Он долго выбирал песню, сидя на кровати с гитарой на коленях. Гитара, как любимая кошка, тихонько мурлыкала, стоило коснуться струн, но у Лейтона не было совершенно никаких идей относительно того, что можно спеть ребятам. Понятное и простое на его вкус никак не могло понравиться одноклубникам, а петь современные хиты он не хотел. Да и не умел. Лейтон решительно отогнал от себя всё ту же картину с боа на шее и песней Рианны и задумался, обняв гитару.

…Nothing you can say but you can learn how to play the game, It's easy…

Ну конечно! Это же так просто! Идея пришла неожиданно, вспыхнула звездочкой в тумане беспросветности. Лейтон вскинул голову и почувствовал, как все сомнения уходят, убегают со всех ног. Это просто и понятно, их знают все… И он их очень любит! Через некоторое время сомнения, впрочем, вернулись: а вдруг все-таки не поймут? Решат, что это слишком старо и неинтересно? В клубе много молодых ребят — может, они уже и не знают такие песни, будут удивленно хлопать глазами, перешептываться недоуменно… Впрочем, все равно. Ничего другого он просто не успеет придумать.

…Oh, I get by with a little help from my friends, Get high with a little help from my friends, Oh, gonna try with a little help from my friends…

Это была не раздевалка и не стадион, и тем более не квартира кого-то из команды. Это был небольшой уютный паб в центре Ливерпуля. Бэйнс приехал туда один и застыл на пороге, разглядывая зал. Приятный полумрак, флаги Эвертона на стенах, маленькие елочки на столиках, гирлянды из желтоватых фонариков на потолке. В конце зала – импровизированная сцена, большая красивая елка с искусственными свечами. Хорошо бы за ней спрятаться, мелькнуло в мыслях Лейтона. Барабанная установка, стул, микрофон… Стоп, барабанная установка? — Ну что, заставим эти стены стонать? — От неожиданного хлопка по спине Лейтон едва не подпрыгнул. Позади него стоял Петр Чех собственной персоной. — Ты что здесь делаешь? — только и смог спросить он. — Как что? — удивился Петр. — Мне позвонили и поинтересовались, не могу ли я тебя поддержать. — Но мы же соперники… — Что-то не вижу я тут ворот и мяча, — ехидно сказал Петр. — А музыку я люблю, почему бы и не помочь хорошему человеку? Лейтон пожал плечами и только растерянно смотрел, как Чех усаживается за барабаны и проверяет педали, небрежно вертя палочки в руках.

…Lend me your ears and I'll sing you a song And I'll try not to sing out of key…

— А что мы будем играть? — поинтересовался Петр, когда Лейтон, наконец, уселся перед ним на стул и начал пощипывать струны своей гитары. Лейтон обернулся к нему и вполголоса что-то прошептал. — Сможешь? — Обижаешь, — протянул Петр, хитро улыбаясь. — Проверим? — Проверим, — кивнул Лейтон. — Не трусь, Бэйнси, — сказал Петр. — А если сфальшивишь, делай вид, как будто так и надо, и никто ничего не поймет.

…Come together right now over me…

Паб потихоньку заполнялся футболистами. Они рассаживались за столики, перебрасывались шутками, и Лейтону казалось, что он находится в раздевалке после удачного матча. Сам он сидел за столом с Филом и рассеянно прихлебывал горячий чай с лимоном. — Не переживай, друг, — подмигнул ему капитан. — Все у тебя получится. Когда Бэйнс сел на стул и опустил микрофон пониже, шум в пабе начал понемногу стихать. Сзади Петр пробежался палочками по барабанам, проверяя звук. Лейтон посмотрел в зал и замер: на него смотрела вся его команда, включая ребят из резервного состава. На лицах было написано любопытство, кое-кто ухмылялся, и все до единого ждали, что же сыграет им их защитник. — Ну… С наступающим Рождеством, что ли, — неуверенно сказал Лейтон в микрофон, обернулся к Петру и кивнул ему. Тот хмыкнул, прищурился и ударил по барабанам, отсчитывая ритм. — In the town where I was born Lived a man who sailed to sea And he told us of his life In the land of submarines… Перебирая струны, Лейтон настороженно поглядывал на лица одноклубников. В полумраке было непросто разглядеть всех, но те, кто сидел впереди, начали слегка улыбаться, узнав «Битлз». Тишина стояла полная, только неуверенный голос — его собственный голос, — рассказывал историю про желтую подводную лодку. А потом Лейтон очень-очень удивился, когда услышал голос Фила. — We all live in a yellow submarine Yellow submarine, yellow submarine We all live in a yellow submarine Yellow submarine, yellow submarine. Вторую часть припева подхватили и остальные, и Лейтон почувствовал, как его накрывает спокойствием и радостью — они не смеялись и не разговаривали, заглушая его неумелое пение, они пели вместе с ним. После песни никто ему не хлопал, но из-за одного из столиков в глубине паба вскочил Тим Ховард: — Давай «Let it be», Бэйнси!

…Words are flying out like endless rain into a paper cup…

«Let it be», «Yesterday», «Help!»… Чего только они не пели в этот вечер, который как-то очень незаметно стал домашним и уютным. Ребята сдвигали стулья, садились ближе к сцене, барабаны Петра звучали так спокойно и тихо, словно и не барабаны вовсе. Слова лились непрерывным потоком, и скоро Лейтон перестал считать количество песен, спетых им — и всей командой, — в этот странный вечер. Возможно, они перепели весь репертуар «Битлз», а может и нет — какая разница? В какой-то момент Лейтон нашел глазами своего тренера – он тоже пел, обхватив за плечи Леона Османа, а увидев, что Бэйнс на него смотрит, поднял вверх большой палец и широко улыбнулся.

…Nothing's gonna change my world...

— А знаешь, надо нам почаще так собираться, — сказал Фил в конце вечера, когда Лейтон отложил гитару и взял здоровенную кружку с горячим чаем. — По-моему, вышло очень… удачно. — Да отлично вышло, отлично! — тренер был в восторге. — А ты еще нос воротил, не хотел петь! — Так я и не пел… почти, — тихо сказал Лейтон. — Мы же все вместе пели. — Ай, брось, — Петр был таким высоким, что сидящий на стуле Лейтон с трудом расслышал его слова. — Не прибедняйся, ты здорово справился! Лейтон огляделся. Он сидел в центре зала, куда его затащили дружеские руки, а вокруг волновалось людское море: ребята из его команды не сидели на месте, переходили от столика к столику, то и дело трепали Лейтона по голове и говорили что-то одобрительное, и он чувствовал себя ровно так же, как после удачного матча. Разве что ему было более уютно и тепло. — А давайте на Рождество соберемся, — Леон выглянул из-за Чеха, отсалютовав Лейтону кружкой с глинтвейном. — Здорово же, мне так понравилось! — На Рождество я буду дома, — ответил Бэйнс. — Ну, тогда перед Рождеством. Или после, главное — отметим вместе, командой! — покосившись на Чеха, Леон спешно поправился: — Конечно, ты тоже можешь прийти и подыграть Бэйнси еще раз! — Только в этот раз давайте играть хотя бы «Нирвану», — сказал Чех, и все рассмеялись. А чему они смеялись, никто не знал... Хорошее настроение требовало выхода, и смех звучал по всему пабу. Устало прислонившись к плечу Фила, Лейтон подумал, что в детстве, переодеваясь в зайчика, он и представить себе не мог, что выступление на публику может принести ему такое удовлетворение…

…Sound of laughter, shades of life are ringing Through my opened ears inciting and inviting me. Limitless undying love which shines around me like a million suns, It calls me on and on across the universe…