В сердце навылет

Закрой мои глаза, не бойся отравленных слез, В них просто умирает осень, и тонет в них Любовь, придуманная поздно из глупых грез. Вот и все. Все закончилось. Катара сняла узкие, расшитые бисером туфли и поморщилась, разминая затекшую ступню. Она никогда не сможет привыкнуть к этому – утомительным приемам, бессмысленным разговорам, праздной и фальшивой жизни высшего света. Катара раздраженно отшвырнула веер, и он тяжело ударился о противоположную стену. Плечи и ноги ныли от бесконечных танцев, а скулы словно окаменели в неестественной улыбке. Кто бы что ни говорил, она - всего лишь простая девушка из племени Воды и не создана для дворцовой суеты. Катара тосковала по северу, его бескрайнему небу, усыпанному сияющими звездами, морозному свежему воздуху и вечным льдам, отражающим лунный свет. Здесь, в Царстве Огня, лунные ночи были редкостью – небо скрывали тучи и смог, поднимающийся из жерл многочисленных вулканов. Земля горела и буквально плавилась под ногами, а жаркие дни сменяли короткие удушливые ночи, не приносящие облегчения. Катара ощущала себя рыбой, выброшенной на берег – вдали от дома и бескрайнего океана магия словно вытекала из нее, испаряясь из пор тела вместе с остатками воды. До этого вечера здесь ее держало только одно, но сегодняшняя ночь станет последней. Она опустилась на постель, укрытую легким шелковым балдахином, и выдернула заколку – высокая прическа тут же рассыпалась, и тяжелые темные пряди заструились по полуобнаженным плечам. Сегодняшний прием был великолепен, воплощая в себе все величие молодого лорда Огня. Половина всего света съехалась сюда, чтобы поприветствовать новую эру, в которой огненная нация снова будет жить в гармонии с остальным миром. И все же прошлая боль была еще слишком свежа. Огромный, багрово-красный дворец давил своей тяжелой, вычурной роскошью, вызывая неприятные воспоминания. Люди Воды и Земли растерянно озирались вокруг, явно ощущая себя не в своей тарелке – слишком глубокие рубцы оставила война в их сердцах, и в каждом трепетании многочисленных факелов и свеч им чудилась жестокая усмешка предыдущего хозяина дворца. Но это продолжалось недолго: стоило Зуко появиться перед ними, зал преобразился – во всяком случае, так показалось Катаре. Языки пламени вспыхнули ярче, взметнувшись к самому потолку и осветив холодные мрачные своды. Огненный жар окрасил ее щеки румянцем; не отрываясь, она смотрела ему в лицо. Уже не мальчишка, но мужчина – с заострившимися скулами, спокойным, и в то же время властным взглядом золотисто-карих глаз. В отросших, высоко собранных волосах переливался символ страны Огня, и даже яростный, багровый шрам казался не более чем отсветом трепещущего пламени. Он обвел взглядом обширный зал и встретился с ней глазами – Катара стояла всего в нескольких метрах от него, у подножия ведущей на высокий помост лестницы. Слегка улыбнувшись, Зуко кивнул ей. Сердце тут же перевернулось и ухнуло вниз, слабостью отозвавшись в ногах. Она уже приняла решение – зачем же он дразнит ее, дарит надежду, которой не суждено осуществиться? Катара опустила глаза в пол, и услышала его голос: раскатистый и бархатистый, он отражался от каменных стен, заставляя ее пульс учащаться. Она не уловила ни слова из его приветственной речи; лишь звук этого голоса, волнующий и мягкий, наполнял ее изнутри. «Ну почему, почему я так на него реагирую?» Катара пришла в себя, лишь почувствовав, как кто-то трясет ее за плечо. Аанг ослепительно улыбался и, схватив за руку, потащил ее к возвышению, на котором уже стояли Зуко, Сокка и Тоф. Вечный мальчишка, непосредственный и веселый, он ничуть не изменился. И ни прибавившиеся к росту несколько сантиметров, ни строгое монашеское одеяние не повлияли на него – для нее он был все тем же маленьким озорником, которого они с Соккой обнаружили во льдах. Толпа взревела, приветствуя их, но стоя рядом с братом, Катара боковым зрением видела лишь Зуко – его кулаки сжались, а по лицу ходили мускулы, пока Аанг что-то восторженно шептал ему на ухо. Наконец, коротко кивнув, он отошел в сторону; то же самое сделали Сокка с Тоф, и они с Аангом оказались лицом к лицу. Юноша робел и переминался с ноги на ногу. Затем, судорожно выдохнув, он взял ее за руку и поднял взгляд – в нем боролись смущение, робость и обожание. - Катара, сегодня, перед лицом всех собравшихся, перед лицом всего мира, я хочу спросить тебя… Согласишься ли ты стать моей женой? – он выпалил последние слова и замер в ожидании - раскрасневшийся, взволнованный, опьяненный собственной смелостью. Тишина покрыла огромный зал, и люди затаили дыхание. Глаза Аанга, влажные и блестящие, вопросительно смотрели на нее, но она взглянула поверх его головы, туда, где каменной статуей застыл Зуко, и искры осыпались с его плотно сжатых рук. В памяти промелькнули последние несколько лет. Первая встреча, ненависть, мгновенно вспыхнувшая при виде его обожженного лица. Презрение и страх, неотступно преследовавшие ее, пока он безуспешно пытался пленить их. Робкое сочувствие и новое предательство, после которого сама мысль о нем стала невыносима – и все же она думала об опальном принце чаще, чем ей того хотелось. А затем, неожиданно для всех, он стал частью команды, частью семьи, частью ее самой. Чувство благодарности переросло в нечто большее, и она сама не заметила, как тишина и одиночество влажных коротких ночей Угольного острова наполнились им. Она помнила собственный страх и его первые, неумелые ласки, молчаливые и осторожные, так как за соседней дверью слышалось сонное дыхание остальных. Помнила, как сложно было сдерживаться днем, когда во время случайных невинных касаний воздух густел, наполняясь электричеством, и она чувствовала жар, замирала, пойманная врасплох его близостью. Дни были испытанием, но ночи – поистине пыткой, столь сладкой, что не было сил ее прекратить. Аанг смотрел на нее щенячьим взглядом, ожидая взаимности, но она не врала, когда там, на балконе, сказала ему, что запуталась. Она действительно запуталась, погрязла в нем - этом грешном, огненном принце. Одна секунда, две, три… Время утекало сквозь пальцы, и молчание становилось невыносимым. Лицо Аанга вытянулось и омрачилось тревогой, но Катара крепче сплела их руки и слегка улыбнулась ему. Все, хватит. Достаточно она тешила свой эгоизм и витала в облаках – пора подумать о том, что действительно важно, что поможет скрепить с таким трудом завоеванный ими мир. - Я согласна. Зал потонул в приветственных криках и поздравлениях – люди желали им долгих лет жизни и бросали под ноги цветы. Она мельком взглянула на толпу, но все лица расплылись и смазались в бессмысленную массу. Лишь два огонька горели прямо напротив нее - глаза Зуко прожигали спину Аанга, пока он, счастливый и окрыленный, сжимал в объятиях свою невесту. Катара опустила голову и покорно обняла его в ответ. Воспоминания о его прикосновениях почему-то разозлили ее, и девушка с силой дернула застежку; хотелось поскорее сбросить с себя душное неудобное платье и скользнуть в прохладу собственной легкой одежды. - Помочь? Катара вздрогнула и застыла, прижимая к груди полурасстегнутое платье. Легкие шаги пересекли комнату, и она ощутила на обнаженной спине его дыхание. Несмотря на духоту, кожа покрылась мурашками: его дыхание было жарче полуденного солнца, жарче того пламени, чьим повелителем он являлся. - Зуко… Зачем ты пришел? Капелька холодного пота скатилась по ее шее; скользнув вдоль позвоночника, она затерялась в складках платья на пояснице. Его палец медленно провел по влажной дорожке, невесомо касаясь нежной кожи – вниз… а затем вверх, чуть сильнее нажимая на хрупкие позвонки. Катара изо всех сил прикусила губу, едва сдерживая рвущийся наружу вздох; черт возьми, он лишь слегка коснулся ее, а она почти лишилась чувств. Зуко, ощутив ее напряжение, усмехнулся – теперь уже обе его руки гуляли по ее плечам и спине, очерчивали мягкую линию талии, касались небольших впадин у основания позвоночника. Катара закатила глаза. - Значит, тебя можно поздравить? – Мягкий шепот, и его губы касаются мочки уха, слегка прикусывая ее. - Ты не должен… Я и Аанг… Мы скоро… - Она осеклась и не сдержала тихого полустона, когда его язык влажно провел по ушной раковине. - Да, продолжай. - Катара почувствовала его улыбку, вызванную двусмысленностью собственной фразы. - Пожалуйста, прекрати, сюда могут войти и… - Она едва слышала собственный голос, слабый и неуверенный. Девушка крепче вцепилась дрожащими пальцами в край платья и закрыла глаза. «Если я взгляну ему в лицо, я снова погибла». - …и тогда я прикажу бросить их в огонь за вмешательство в личную жизнь лорда. – Он обнял ее обеими руками и зарылся носом в волосы, жарко дыша в затылок. – Я не позволю тебе выйти за него, слышишь? Мне плевать, что он аватар и ты дала ему обещание, плевать, что мы с тобой из разных племен. Ты принадлежишь лишь мне. Катара посмотрела на его руки поверх ее – узкие бледные ладони с гибкими и сильными пальцами резко контрастировали с ее смуглыми ладошками. Такие разные… Огонь и вода, день и ночь, солнце и луна – самой природой им не предназначено быть вместе. Так почему же в его руках ей так спокойно? То, как он прижимает ее к себе, это так… правильно, естественно. Она создана для этих рук, и только они знают каждый миллиметр ее тела. Катара вспомнила свои ощущения на пиру, когда Аанг обнимал ее, свою… Невесту? Слово током ударило по нервам, и кажется, только сейчас до нее дошел истинный смысл данного обещания. Его невеста, его жена, мать его детей. Каждое утро просыпаться с ним в одной постели и видеть его лицо, в то время как за тысячу миль отсюда другая будет наслаждаться прикосновениями этих ласковых, горячих рук. Другая будет целовать его шрам – там, где кожа всего нежней и чувствительней, другая будет рожать ему детей с ясными янтарными глазами. Если такова цена всеобщего блага, лучше бы этот мир сгорел в огне кометы. В твоей душе, в осколках сердца, извечный вопрос Скрыт между строк открытым текстом, взрывая плоть. Любовь на вылет в область сердца – ответ так прост. Резко развернувшись, она накрывает его губы своими. Полурасстегнутое платье опускается до бедер, обнажая ее смуглую, маленькую грудь. Из его горла вырывается рык; жадный рот сминает ее дрожащие губы в жестком, исступленном поцелуе. Языки мечутся и сплетаются, а металлический привкус крови только распаляет обоих, лихорадочных, не соображающих, как доставить друг другу большее удовольствие. Безумие пополам с нестерпимым желанием кипят в крови, и он яростно срывает на ней оставшуюся одежду, попутно избавляясь от собственной. Она вскрикивает, когда серебряная застежка платья царапает кожу – он дернул слишком сильно, но ее крик взрывается в нем еще большим возбуждением. Свежие, чистые простыни благоухают лавандой, но она ощущает лишь его запах. Раздувая ноздри, Катара вбирает его в себя - пряный, обволакивающий, горьковатый аромат самого желанного мужчины на свете, в котором ощущается раскаленный металл и высушенные солнцем травы, сладковатая нотка пота и легкий оттенок мускуса. Огненные губы гуляют по ее коже, оставляя следы, будто ожоги. Она стонет и выгибается, лишенная возможности ответить ему равной страстью: одна его ладонь крепко держит ее руки над головой. Его фигуру заливает лунный свет, обрисовывая каждый мускул, каждую грань стройного гибкого тела, сводя ее с ума, делая и без того острое желание мучительно болезненным. Зуко медлит, скользя свободной рукой по ее затвердевшей груди, напрягшимся мышцам живота и ниже… Она больно прикусывает ему губу, и он рычит, слизнув каплю крови. Нависнув сверху, он прожигает ее взглядом: во тьме его глаза вспыхивают жидким золотом - глаза хищника, властного и безжалостного. Этот взгляд проникает сквозь кожу, словно ему мало ее обнаженного, покорного тела, и он стремится проникнуть вглубь, сквозь кости, вены и нервы, заполнить ее собой без остатка. Абсолютное, яростное вожделение, граничащее с безумием. Возможно, она испугалась бы, но только не с ним. Не сейчас, когда в голове бьется лишь мысль о собственном возбуждении, остром, постыдном, но таком… сладком. Зуко наклоняется ближе, опуская руки ей на бедра, и она чувствует, что он уже на пределе. Обвивая ногами, она ощущает его в себе и изгибается всем телом навстречу, в то время как он припадает губами к ее горлу, дрожащему от хриплых стонов. - Я не отдам тебя ему, - шепчет надломленный низкий голос ей в ухо, пока он утопает в ней все глубже. – Ты моя, только моя. Катара кивает и прикусывает кожу на его плече – сейчас она согласна на что угодно, лишь бы он не останавливался, лишь бы продолжал дарить себя ей, сильно, жестко, без остатка, как может лишь он. Слипаясь кожей, истощая и терзая друг друга, на один краткий, счастливый миг они сливаются в целое – вопреки всем законам, здравому смыслу и принесенным клятвам. Эйфория вливается в кровь, взрывается в каждой клетке; и нет на свете слаще этого чувства единения, когда каждый из них ощущает себя частью другого. Потом они еще долго лежат, задыхающиеся и счастливые, не размыкая пальцев и не расплетая тел, пока луна медленно движется по небосводу, и гаснут звезды, предвестники скорой зари. Катара не отрываясь смотрит в его глаза. Теперь, когда яростное желание в них потухло, они мерцают в полутьме отблесками тихого желтого пламени, и мучительная нежность подкатывает к горлу. Наконец, сон смыкает его веки, и в комнате остается лишь ветер, холодящий ее обнаженную кожу. И не будет больше моих звезд, Вкуса мятных губ губами без тебя. Сердце часто плачет не всерьез, Я не знаю, как сдержать себя, Не знаю, как сдержать себя на грани. Завтра, еще до восхода солнца, она разбудит его. Швырнет ему в лицо одежду и горькую, отвратительную ложь, что никогда не любила, никогда не желала, а лишь играла его чувствами, пользуясь тем, что сам лорд Огня не устоял перед ней. Она выдержит все – полный боли и недоумения взгляд, крики, гневные вопросы, ответом на которые будет лишь ледяная тишина. Катара будет держаться, пока оглушительно не хлопнет дверь, и в коридоре не раздастся грохот сокрушаемой мебели и яростный треск бушующего пламени. Тогда она упадет на постель и даст волю слезам; рыдания будут сотрясать все ее тело, и, кусая подушку, она будет вспоминать его растерянное, несчастное лицо и выть, выть, выть, как раненный зверь. А затем, когда силы оставят ее, она будет долго лежать, вдыхая его запах, который еще хранят смятые простыни, не обращая внимания на стук и вопросы слуг, крики Сокки и мольбы Аанга. Сославшись на недомогание, она выйдет из комнаты лишь под вечер, боясь и одновременно желая увидеть его, но лорда Огня уже не будет во дворце. «Государственные дела», - пожмет плечами Аанг, но Катара увидит на его лице ту же растерянность, что сожмет и ее сердце. Сокка будет сверлить сестру подозрительным взглядом, и даже Тоф подожмет губы, распознав фальшь в ее голосе при ответе на вопрос аватара о самочувствии Зуко. Вскоре они покинут это место – оглядываясь, Катара будет ощущать себя такой же выжженной и бесплодной, как земли у подножия растворяющихся вдали вулканов. Она отдала ему все, что у нее было, все, что только женщина может отдать мужчине - невинность своей души и тела, всю нерастраченную нежность, все чувства; первые страстные порывы и желания остались там, вместе с ним, в душной тишине коротких летних ночей. Взамен она унесет с собой лишь частицу его пламени, и оно вечно будет гореть внутри, причиняя боль и одновременно грея воспоминаниями о кратких мгновениях их счастья. Чуть позже они с Аангом поженятся, и это будет пышная, красивая свадьба – гости со всего света прибудут, чтобы поздравить аватара и его жену. Лишь один гость будет молчалив и бледен; его рука чуть крепче сомкнет в рукопожатии ладонь Аанга, а губы жаром опалят щеку невесты в мимолетном касании. Но молодой монах примет за чистую монету скомканные неискренние поздравления и радостно улыбнется другу. Ночью его улыбка померкнет, но он промолчит, позволив ей убежать в ванную и разрыдаться под шум текущей воды. После он не задаст ей вопросов и ни словом не обмолвится об их первой ночи, но в его глазах Катара прочтет, что он все понял. Во взгляде Аанга не будет упрека или презрения, лишь печаль, словно у него отняли надежду. Спустя некоторое время до них долетит весть о женитьбе лорда Огня. В ночь его свадьбы она будет смотреть на полную луну, моля дать ей силы и стараясь не представлять Зуко в объятиях чужой женщины. У них родятся дети; впервые взяв на руки сына, Аанг улыбнется, как не улыбался уже много лет – на мгновение она вновь увидит в нем того мальчишку из айсберга, веселого и непосредственного. Вина кольнет внутри; именно из-за нее погасла эта искорка в его взоре, и вечная хмурая складка пролегла между бровей. Оставшись одна, Катара будет глотать слезы, смотря в серо-голубые глаза сына и тщетно ища в них хотя бы малейший отблеск солнечного янтаря. Дальнейшая жизнь промелькнет потоком серых дней, но ни старость, ни привычка не заполнят внутренней пустоты. Горькие сожаления будут глодать душу: верно ли она поступила тогда, если никому из них это не принесло счастья? И лишь глядя порой, как ярко - алое пламя лижет очаг, как завиваются и танцуют огненные языки, живые и горячие, словно руки ее лорда, поблекшие от времени и невзгод голубые глаза увлажнятся, а губы беззвучно произнесут его имя. Огонь поглотил и разрушил ее жизнь, но если она о чем и пожалеет, то лишь о том, что не сгорела в нем дотла. Но это все после; это будет потом, в другой жизни, от которой ее отделяет лишь восход солнца. Сейчас еще есть время, сейчас он по-прежнему принадлежит ей – она может касаться губами его разгоряченной, влажной кожи, может целовать багровую, шероховатую поверхность шрама. Сердце болезненно сжимается, пока Катара миллиметр за миллиметром касается изуродованной части его лица – собирая всю боль, гнев, стыд и отчаянье, которыми все еще горит давняя метка. Она может наблюдать, как он спит. Беспокойные, тяжелые сны о прошлом тревожат его разум, и широкая черная бровь врезается в переносицу, пока он вздыхает и мечется на постели. Она невесомо целует его лоб и подушечками пальцев разглаживает упрямую складку. Его лицо проясняется, а руки крепче прижимают ее к себе, и на выдохе он произносит ее имя. Уткнувшись в его горячую грудь, Катара в последний раз вдохнет эту нежность, разлитую в воздухе. Печаль и горечь сожмут горло слезами, но она прольет их завтра, когда потеряет его навсегда. Сейчас же она обратится к Духу Луны в немой, отчаянной просьбе продлить эту ночь, дать ей вволю надышаться им. «Ты ведь тоже любила, ты знаешь, какого это – прощаться…» Где-то в глубине замка мечется в своей комнате мальчишка, слишком взволнованный, чтобы уснуть. Ошеломляющее, невероятное счастье затапливает его изнутри – сегодня осуществилась его мечта, сорвавшись с ее губ двумя простыми словами. Луна печально заглянет в его окно, на миг осветив взволнованное, радостное лицо, и поднимется чуть выше на небосводе. Счастье всегда ходит рука об руку с бедой. Но он еще этого не знает…