* * *
В огромной светлой спальне стояла большая и даже на вид мягкая кровать. Легкая ткань балдахина колыхалась на ветру, который игриво влетал из распахнутого французского окна. Пушистый ковер со светлым ворсом покрывал каждый уголок пола в комнате. Вместительный шкаф, покрытый краской цвета крем-брюле, стоял в дальнем углу. По бокам от кровати стояли миниатюрные столики, на которых возвышались прозрачные вазы с ярко-алыми цветами — единственным ярким пятном во всей спальне. Помимо ветра по комнате бегали лучистые и задорные солнечные «зайчики», прося присоединиться к их весёлой игре. Во всей комнате не было никаких часов, но всё указывало, но то, что уже как минимум двенадцать по полудню. В ярких лучах света танцевали пылинки, переливаясь всеми цветами радуги. Их медленный и вальяжный танец навевал философские размышления. Всё в этой комнате призывало к философско-созерцательному настроению, но единственный присутствующий в ней не замечал этой красоты. Он с головой завернулся в мягкое одеяло и спал беспробудным сном младенца. Можно было бы предположить, что это подросток, который решил выспаться в свой законный выходной. Но через несколько минут с недовольным и хриплым стоном из-под одеяла вылезла голова не подростка, а мужчины лет двадцати-двадцати пяти. Лохматые светлые волосы ореолом светились вокруг заспанного, но очень красивого и ухоженного мужского лица. Оглядев недовольным взглядом умиротворённую обстановку, он фыркнул и упал на подушку, пытаясь вновь заснуть. Уже начало раздаваться умиротворённое сопение, когда в комнату влетел молодой человек примерно того же возраста, что и хозяин комнаты. Он был самой типичной славянской внешности: русые волосы чуть ниже мочек ушей, рост сто семьдесят пять-сто восемьдесят сантиметров, ярко-голубые глаза; он не был хлюпиком, но не был и качком, имел басовитый голос, который прозвучал в комнате в ту же минуту: — Подъём, товарищ именинник! Пора вставать! На часах уже без пяти три, а ты всё ещё спишь. Ты так всю жизнь упустишь, а не только свой двадцать пятый День рождения. Ну, Леша, вставай! — Громкий, задорный голос вмиг нарушил покой этого места, привнеся нотку радости, ожидания, нетерпения и живости в умиротворённость обстановки. Из-под одеяла вновь показалось лицо, которое кривилось в злой гримасе. Голос молодого мужчины изобиловал недовольными нотками: — Что ты пристал ко мне? Могу я в свой законный день рождения поспать?! Мы же договорились, что праздновать начнём в восемь, а сейчас только три! Иди отсюда, Слава, пока я добрый. — Голос именинника был злым, надменным, приказывающим, при этом высоким, с капризными и немного визгливыми нотками. В глазах же появилась плёночка презрения, отвращения и брезгливости при взгляде на друга. Слава резко остановился, будто наткнулся на стену, а с лица медленно сползла улыбка, превратившись в холодную маску, на которой проскальзывала обида и непонимание. — Хорошо, — спокойно произнёс он. — Надеюсь, ты не опоздаешь в ресторан, который мы заказали на сегодня. До вечера. — Он резко развернулся и вышел. — Ну вот и хорошо. А я ещё посплю, — уже более спокойным тоном произнёс блондин и вновь накрылся одеялом.* * *
Ранним утром в районе, что принято называть трущобами, жизнь уже кипела. Старики садились на обочинах просить милостыню или шли к более людным и богатым районам, чтобы устроиться там. Подростки и малышня тоже уходили в другие районы, кто карманничать, а кто и попрошайничать. Люди постарше отправлялись на заработки, чтобы найти хоть какие-нибудь деньги и принести их в семью. В маленьком, грубо сколоченном домишке, молодой парень, одетый в одни штаны и майку, носился, пытаясь найти хоть что-то, чтобы накормить своего питомца, в котором он души не чаял. Он бегал, а возле его ног крутился тощий кот, что заставляло парня жутко чихать и тереть слезящиеся глаза. Он был жутким аллергиком, но, несмотря на это, уже второй год жил с котом Мурзиком. Обстановка в доме была скудной: в одной небольшой комнате была маленькая железная, но уже ржавая печка, небольшой стол, который нужно было чинить четыре раза в год, скрипящая кровать с тощим матрасом и простеньким постельным бельём. Было там и небольшое окно, из рамы которого торчали какие-то тряпки, чтобы комнату не продувало зимой. С одной стороны от стола стоял холодильник, и на взгляд ему можно было дать лет триста. Звук, который он издавал, был похож на рычание динозавра. С другой стороны вмещалась небольшая и старенькая газовая конфорка — ей пользовались только летом. Несколько коробок с выглядывающими оттуда вещами явно использовались вместо шкафов. На стенах, заменяя шкафчики, висели несколько полок, точнее, две прибитые доски и три глубоких ящика со шторками. А ещё висели рисунки, нарисованные детской рукой. Они изображали покосившийся домишко, а перед ним стояло три человека: маленький мальчик, держащий за руки женщину и мужчину — его родителей. И пусть это были не шедевры, но они казались лучшим из того, что было нарисовано человеком. Несмотря на бедность и скудность, обстановка дышала уютом, чистотой, добром и некой заботой. Наконец найдя небольшой кусочек хлеба, парень налил воды в мисочку и положил его рядом. Сам молодой человек был с черными растрепанными волосами, не выделялся высоким ростом, но лицо его можно было назвать красивым, если бы не красные глаза и нос, а также шрам, проходящий через всю правую щеку. Парень весь светился, даже не вспомнив, что сам ещё не завтракал, и это у него вряд ли получится — он отдал единственную еду в доме коту. Но сегодня у него был День рождения, и накануне он нашел работу с неплохой зарплатой. Именно на неё он так спешил. Быстро надев поверх худощавого, но крепкого тела старую рубашку, он влез в потрепанные ботинки и выскочил из дома, явно спеша. Быстро добежав до более благополучных районов, он остановился перед высоким зданием. Оглядев его и счастливо улыбнувшись, парень заскочил в двери. — Привет, Макс! Ты как раз вовремя: ночью грузчики натоптали в коридоре перед подсобным помещением, и там теперь нужно убрать. Но сначала надень форму. Идем, я тебя провожу. — Высокий мужчина в костюме доброжелательно улыбнулся и, резко развернувшись, повел Макса вглубь помещения. — Как меня зовут, я надеюсь, ты помнишь? — Да, Анатолий Павлович, — быстро ответил парень. — Хорошо, просто отлично, — обрадовался мужчина. — Вот мы и пришли. Давай, быстренько надевай форму, и я проведу тебя к подсобным помещениям. — Слушаюсь, — радостно воскликнул Макс и метнулся к форме. Быстро натянув ее поверх одежды и захватив стоящую здесь же тележку с необходимым для уборки, он вернулся к начальнику. — Молодец. Теперь идём дальше, здесь недалеко, — он продолжил свою маленькую речь. — Если у тебя будут какие-нибудь вопросы, то обращайся или к охраннику, который стоит при входе в здание, или ко мне. Где находится мой кабинет, ты знаешь. И ещё, — мужчина резко остановился перед коридором, который был весь затоптан, и указал на него рукой, — так как у тебя сегодня День рождения, ты можешь закончить на час раньше, то есть в семь. И перед уходом заскочи ко мне, я выдам тебе половину зарплаты сегодня. — Произнося эти слова, он не сводил глаз с лица Максима, на котором медленно расцветала улыбка, полная счастья и восторга. — Хорошо, — радостно подпрыгнул парень на месте, словно ребенок. — Спасибо огромное Вам. — Не за что. — Усмехнувшись, мужчина потрепал его по волосам. — Но только чтоб не бездельничал. Понял? — Так точно, Анатолий Павлович! — Ну и хорошо. Иди работой. Жду вечером.* * *
— …Это был худший День рождения за всю мою жизнь! — закончил повествование-жалобу своим родителям Алексей. Мать — женщина, души не чаявшая в своём сыне и верящая, что он ангел во плоти, сразу бросилась его утешать и обещать загладить весь этот день очень приятным подарком. — Да как они могли так поступить с тобой?! — возмущенно воскликнул отец, мало чем отличавшийся от матери. — Как они могли не приготовить твою любимую фугу (1) только потому, что, видите ли, заказ поступил поздно, и у них не было ни мастеров, ни ингредиентов? За что они вообще деньги получают? За то, что не делают свою работу? Не волнуйся, сын, я уверен, что ты быстро забудешь этот инцидент на Багамах, билеты на которые я вчера купил, — довольно закончил мужчина. — Багамы? Но я не хочу на Багамы. — Леша насупился. — Разве я не говорил, что хочу на Ямайку?! — Но, милый, — защебетала женщина, — билетов на Ямайку не было, а Багамы ничем не хуже. Если хочешь, то с Багам мы полетим, куда пожелаешь! Ну, что скажешь? Тебя устраивает это? — Хм, ну, если так, то ладно. — Молодец, сын! Своего не упустишь. Сразу видно, что ты поведешь компанию после меня в гору.* * *
— Мурзик, ты где? В дом ввалился Макс, держа в руках пакет. В его карманах лежало ещё достаточно денег, чтобы прожить до конца месяца, то есть до второй половины зарплаты. — А, вот ты где. Смотри, что я принёс. Сейчас мы попируем! — Выложив на стол две буханки хлеба, немного недорогой колбасы, два пакета молока и несколько пакетов с крупой, он быстро подхватил кота под тощее пузо и, чихая, закружился по комнате. Так же быстро он поставил кота на пол и побежал готовить гречку с кусочками колбасы. Короткий стук в дверь возвестил о приходе единственного друга Максима — Егора.Через некоторое время.
— Знаешь, — говорил Макс, поглаживая пузо сытого Мурзика, когда уже убрал со стола после ужина, — каждый свой День рождения я могу назвать лучшим в жизни, но последние два — нечто особенное. — Да? — заинтересованно проговорил Егор, похожий на викинга с зелёными глазами, — Почему же? — В этом году я нашёл хорошую работу с хорошей зарплатой и очень добрым начальником. У меня был настоящий пир! К тому же у меня есть Мурзик и ты. Что ещё нужно для счастья? — А первый? — В прошлом году я нашел Мурзика, — ласково поглаживая кота, проговорил Макс. — Что же, наверное, ты действительно счастливый человек, — немного лукаво проговорил Егор. — Надеюсь, что остальные твои праздники будут ничем не хуже предыдущих. — Я в этом уверен! ©8 марта 2015 г.