Никто о них не узнает

Так прекрасны порою мечты И прекрасны своей простотой. Так нежны ведь бывают и сны, Если рядом с тобою тепло. Счастье вовсе не любит ушей: От толпы оно вмиг убегает. И любовь станет вдвое сильней, Ведь никто о них не узнает.

      Вечерние золотые лучи освещали поляну, согревая её своим теплом и сердца людей, что проводили своё время на свежем воздухе. Всё переливалось и играло яркими красками заходящего солнца, пока оно не скрылось за горизонтом. Лагерь «Джаха» и его окрестности потемнел. Стало чуть прохладно, но никто этого не заметил. Люди продолжали ходить вдоль и поперёк лагеря, разговаривая и наслаждаясь своей новой жизнью. Дети, резвясь, играли в мяч, взрослые сидели за столиками, получив свой ужин. Кто-то пританцовывал, гуляя и смеясь, а за одним из углов молодая пара замерла в долгом и нежном поцелуе. Всё это было прекрасным, и порой даже не верилось, что ковчеговцам после былых трудностей больше ничто не угрожало.       Но, вопреки этой безграничной радости, что захлестнула весь лагерь, был один человек, отчуждённый от общего настроения. Эбби решила, что ей будет проще справиться со всем самой в печали, нежели находиться со всеми другими, притворяясь, что всё хорошо и она тоже счастлива. Да, она была искренне рада за своих людей, но у самой Эбби от этого не прибавлялось ни сил, ни желания на начало своей собственной новой жизни, счастливой и безмятежной. Да и возможна ли была такая жизнь на Земле, когда не сегодня, так завтра что-то да помешает наступившей беспечности? Но все люди, как и всегда, надеялись на лучшее, за что Эбби не смела их осуждать, а только, напротив, завидовала им без всякой корысти.       Раньше Эбби верила, что Кларк, её любимая дочь, уже совсем скоро, со дня на день, вернётся к ней. Но шло время: часы, дни, недели — а ничего не менялось: Кларк не возвращалась, а Эбби с каждым днём всё больше и больше продолжала вгонять себя в пучину собственных дум. Кларк продолжала где-то скитаться, а Эбби всё смотрела в сторону ворот, надеясь увидеть приближающуюся родную фигуру, и каждый раз разочаровывалась, когда не видела желаемого. Уже который вечер Эбби проводила в стороне от остальных, в тёмном уголке около лазарета, сидя на деревянной лавке и скрестив руки у себя на груди. Ей просто хотелось побыть одной, в который раз попытаться разложить все мысли по местам, пусть даже все прошлые попытки оказались безрезультатными. Ничто, как думала Эбби, никакими силами не могло заполнить внутреннюю пустоту ни сейчас, ни потом: уход Кларк действительно сильно отразился на ней. И если в первые дни Эбби пыталась никому не показывать свою боль и отчаяние, то теперь не было никакого смысла их скрывать, ведь её никто не видел за своими собственными радостями. А если бы кто-то и разглядел в ней эти самые изменения, то разве смог бы помочь, утешить, сделать для Эбби хоть что-нибудь? Это вряд ли, ведь Эбби ничего больше не хотела — без Кларк всё для неё просто теряло смысл.       Один день был похож на другой, да и счёт этих бесконечных дней Эбби уже потеряла. После победы над горцами она хотела только одного — провести как можно больше времени с Кларк. Эбби нуждалась в ней, как никогда раньше, и надеялась, что это взаимно. Однако всё приняло другой ход событий, и Эбби успела разочароваться в своей дочери. Кларк решила иначе. Решила уйти, решила, что так всем будет лучше, но, как оказалось, не всё учла в своём расчёте. Конечно, Эбби ничуть не злилась на неё, напротив, она очень сильно переживала за свою дочь, когда та была так далеко и неизвестно, жива ли. Какой бы родитель не волновался, верно?       Эбби терзала обида на судьбу, на то, как неудачно сложились обстоятельства. Но это было бессмысленно, что Эбби и сама понимала. Прежде всего, Эбби винила себя во всём, что случилось. Она слишком мало времени уделяла Кларк на «Ковчеге», и, если бы не Джейк, Кларк бы выросла круглой сиротой (при живых-то родителях). Вся проблема состояла в том, что Эбби отдавала себя целиком и полностью работе. А на семью не хватало ни времени, ни сил. И Эбби не могла это исправить — таков был её характер. Она надеялась, что Джейк и Кларк всё поймут, и думала, что у неё ещё будет время наверстать упущенное. Но всё стало куда сложнее, нежели Эбби казалось тогда. У неё не оказалось этого мнимого времени, а теперь и права выбора Эбби была лишена. Слишком поздно Эбби заметила, как резко они с Кларк поменялись местами. Её любимая дочь слишком незаметно для неё выросла, заняла место лидера и стала отдавать всю себя ради спасения своего народа. Кларк перестала быть той девушкой, которой была на «Ковчеге», и место прошлой Кларк заняла сильная, волевая, идущая к своей цели и самостоятельная девушка. Теперь настала очередь Кларк принимать решения, а Эбби оставалось только мириться с ними. Но Эбби отказывалась это делать, как и верить, что им с Кларк больше не суждено было встретиться.       Каждому в лагере было ясно, почему Эбби потребовала сделать маленькое окошко в лазарете. Как и то, почему каждую свободную минуту Эбби проводила на улице, на этой самой лавке, где сидела и теперь. Она ждала Кларк, пусть надежда постепенно блекла в её глазах и мыслях, но она продолжала ждать. Даже лишившись всей веры, когда все силы Эбби иссякли, она всё равно следовала этим привычкам. Кларк вернётся, повторяла женщина, она не может вот так просто бросить меня.       В какой-то мере Эбби хотела показать себя сильной, подать пример другим, вдохновить кого-то или, лучше сказать, кое-кого. На самом деле Эбби знала, кому это было нужно. С этим человеком, особенным для Эбби человеком, они прошли невероятно долгий и тяжёлый путь. Сначала они были порознь, может, их даже можно было назвать врагами, борцами за справедливость, за справедливость, которая была для каждого своя. Эти двое не имели ничего общего друг с другом: они различались во взглядах, мнениях и решениях. Они были по разные стороны баррикады. Однако судьба, которая чаще всего настроена против человечества, свела их, совершенно разных людей, вместе. Ведь гораздо легче проходить через всё, бороться со всем бок о бок, верно? Им пришлось объединиться, согласиться с мнением каждого, перестать враждовать, закончить глупую борьбу за лидерство, пересмотреть все «за» и «против». И так они стали ближе, узнали друг друга и разглядели, как оказалось, такие родственные души. Они стали большим, чем союзники, и даже большим, чем товарищи. Но ни Эбби, ни Маркус даже про себя не решались это признать. Они оба строили из себя сильных и независимых, тех, кто ни в ком и ни в чём не нуждается. Строили из себя настоящих лидеров, но каждый понимал, что они уже давно отошли на второй план, за Кларк. Теперь, когда они объединились, они словно дополняли друг друга. Но Эбби заметила за собой странное чувство, чувство, которое заставляло её сомневаться в том, что они с Маркусом просто товарищи, и уж тем более уже давно пропала необходимость напоминать себе, что это вынужденный союз. Наряду с мыслями о спасении своего народа, голова Эбби была забита мечтой о счастье и любви. И вот уж она не думала, что на вопрос «кто мог исполнить эту мечту?», её подсознание отвечало ей: «Маркус». И когда это случилось?       И теперь ночами и даже вечерами, холодными, одинокими, Эбби посещала мысль: «Как же там Маркус?» Были моменты, когда она была готова сорваться с места, чтобы пойти к нему и узнать, как он. Ей хотелось быть ближе, к нему, с ним быть ближе, чем просто лидерами, что боролись за светлое будущее своего народа. И это терзало изо дня в день. Она не знала, друзья ли они, считает ли Маркус её своим другом. Так или иначе, Эбби было бы и этого мало, ведь она хотела быть для него больше, чем просто другом. Женщина хотела быть особенной для него. Ей хотелось, чтобы их связь была куда сильнее, и Маркуса вечерами посещали те же мысли, что и её саму.       В последнее время, ближайшие две-три недели (а именно столько Кларк не было в лагере), Эбби не могла надивиться самой себе. Только она прекращала думать о Кларк, стараясь переключиться на кого-то другого, как этим кем-то вечно оказывался Маркус. «Маркус Кейн — самовлюблённый, эгоистичный и действующий только в своих интересах человек» — так думала Эбби много лет подряд. Да и поводов так думать было предостаточно. Ведь в Эбби Кейн видел лишь соперницу, ту, что мешала ему приводить свои идеи в жизнь. Только бы глупый не заметил игру за приз, то есть за должность Канцлера. И тогда каждый день, что ей приходилось видеть Маркуса, был, очевидно, хуже другого. В данном случае именно это слово — «приходилось» — подходило для Эбби, и никак иначе. Раньше Эбби отдала бы последнее, лишь бы избежать его сверлящего и высокомерного взгляда или монотонного голоса, лишь бы провести день и не видеть Маркуса нигде и ни при каких обстоятельствах. Однако было бы глупо не сказать, что Эбби всегда была готова поставить этого человека, который всеми силами пытался от неё лишь избавиться, на место, преодолеть всё те действия, которыми, как он полагал, ему удастся сломить Эбби. Женщина была сильной и во всех обстоятельствах показывала это качество Кейну.       Их называли соперниками — их «холодная война» ни для кого не была секретом. Тем более Кейн, такой рассудительный и полезный, боролся только против Эбби, чаще всего теряя свою драгоценную трезвость ума: какой бы человек не заметил это? И когда в сторону Эбби шёл один лишь негатив от Маркуса, все нелицеприятные слова, брошенные вполне осознанно, то от неё к нему шла только жалость. И пусть тогда Эбби ненавидела всё существо Маркуса, в то же время, наряду с ненавистью, она жалела его. Да, каким бы гнусным человеком она его не считала, Эбби всё равно было искренне жаль, что он — в прошлом такой замечательный и чистый человек — увяз в этом болоте высокомерности, недоброжелательности, лжи и фальши. Но теперь её отношение к Маркусу переменилось. Тогда она жалела его из-за пути, выбранного им, — неправильного, скользкого, запутанного, озлобленного… Но такой была вся жизнь Маркуса, и его не в чем было винить. А теперь Эбби, наблюдая, как много он делает для лагеря и для их народа, перестала жалеть его, перестала считать его жалким. Маркус был обыкновенным человеком, запутавшимся тогда и разобравшимся во всём сейчас. Она чувствовала бурю внутри него, что раньше скрывалась за кривой улыбкой на его лиц, но Эбби не знала, правда ли это. Теперь она убедилась в присутствии этой бури: этого невероятного ума, заботы и доброты. И это постоянно занимало её голову. «Постоянно», то есть в те минуты, когда она пыталась перестать думать о своей дочери.       Если бы не Маркус, женщина бы сошла с ума. Пусть Эбби хорошо знала Кларк и верила, что та о себе позаботится, но некоторые сомнения всё же охватывали Эбби. И разобраться с такими сомнениями и подавить их ей помогал никто иной, как Маркус. Эти разговоры длились не более пары минут, но Эбби помнила каждый в деталях. Она помнила каждый тёплый взгляд Маркуса в её сторону, каждую греющую улыбку, что он ей дарил. Он был с ней рядом, как друг, как человек, которому она дорога. И она действительно стала ему дорога, стала человеком близким и родным. Знала ли об этом Эбби? Всего лишь догадывалась. Он запутывал её, старался играть того Кейна, которым он был на «Ковчеге». Ключевое слово здесь — «старался». Ясное дело, что претворяться получалось плохо. Но Эбби всё равно терялась, ведь он, такой заботливый и добрый с ней в те редкие минуты, когда они разговаривали, так легко и спокойно уходил, повернувшись к Эбби спиной, ничего не говоря и не объясняясь. Маркус даже не представлял, как больно этим делал Эбби. Она замечала такие странные действия с его стороны, пыталась разобраться, в чём состояло дело, но она всё равно всякий раз медлила и упускала момент, когда могла с ним об этом поговорить. Наверное, выживая, ты стараешься меньше разбираться в отношениях, вот и Эбби решила, что не было ни времени, ни места, ведь нужно было заниматься выживанием. Но она не переставала думать о возможном, она задыхалась в своих же собственных мыслях. И Эбби уже не раз успела пожалеть о своих желаниях — думать о ком-то ещё, переключиться с Кларк на кого-то другого. По её мнению, это было непростительным и несправедливым по отношению к Кларк. Лучше бы она думала о Кларк по сей день, не переставая, нежели ещё и о Маркусе, которого последнее время то избегала, то наоборот искала с ним встречи, ведь всё так было непонятно, верно? Именно поэтому каждый раз она себе повторяла: «Нас с Маркусом большее ничто никогда не свяжет! Нас с Маркусом большее ничто никогда не свяжет. Нас с Маркусом большее ничто никогда не свяжет? Нас с Маркусом большее ничто никогда не свяжет… Нас с Маркусом…»       — Эбби, — прозвучал до боли знакомый голос, и Эбби вдруг открыла глаза, вырвалась из своих дум и посмотрела на присевшего перед ней мужчину.       Эбби не заметила, когда она успела задремать, но заметила руку Маркуса на своём колене. Он сидел прямо перед ней на корточках и внимательно всматривался в её лицо. Всякий раз, что их глаза встречались, Эбби тут же отводила взгляд, но не Маркус. Он смотрел на неё прямо и уверенно, как будто ожидал чего-то и знал… знал всё. Его пальцы легко сжали её коленку, давая понять, что он здесь, он рядом, он никогда её не оставит. Эбби старалсь не смотерть на Кейна, она поглядывала в сторону, на смеющихся у костра ребят. Эбби не вслушивалась в их разговор, в причину их безудержного смеха, она лишь искоса на них посматривала. Продолжая притворяться, что чем-то озабочена, что внимательно следит за каждым в лагере «Джаха», она едва сдерживалась, чтобы не заплакать под проницательным и всё понимающим Маркусом. И ей было интересно, почему Маркус уже не на посту и почему он здесь, а не со своими коллегами, с которыми ему, наверняка, было бы лучше и интереснее, чем с ней, здесь. Неужели из-за неё? Неужели он снова пришёл поддержать её? Смешно и иронично выходит: он приходит тогда, когда Эбби хуже всего.       Она прикусила губу, а её руки сжались в кулаки. В какой-то момент Эбби отвлеклась от реальной жизни, полностью отдавшись своим мыслям. Она и вовсе забыла о Маркусе, что сидел прямо перед ней, как вдруг Эбби пришла в себя. Она почувствовала на своих губах вкус крови и облизала их, краем глаза заметив, как Маркус также облизал свои пересохшие губы и слабо подался вперёд. Эбби показалось, что ещё минута молчания, и он набросится на неё, как дикий зверь на долгожданную добычу, и Эбби этому не препятствовала бы. Невероятно чувствовать такую сильную связь, которая сводила с ума, чувствовать, что они оба нуждались друг в друге, при этом продолжая быть «просто друзьями и людьми с общими целями». Маркус сглотнул и впился в глаза Эбби своими необыкновенными глазами, а после, когда она наконец обратила на него внимание, еле заметно покачал головой из стороны в сторону. «Эбби» — прозвучало вновь, тихо, обеспокоенно. Женщина опустила голову и посмотрела на свои сухие руки, которыми она спасала человеческие жизни.       — Маркус, — позвала его Эбби низким, слегка охрипшим голосом, готовая заговорить, нуждающаяся в поддержке, желающая всем сердцем снова поговорить о Кларк и услышать что с ней всё будет в порядке. — Я… Просто скажи, скажи хоть что-нибудь о том, что меня волнует.       Он по-доброму взглянул на Эбби и улыбнулся уголками губ. Она оторвалась от изучения своих рук и стала всматриваться в его глаза, в него, и ясно увидела, что Маркус прекрасно знал, что нужно сказать. Эбби ясно поняла, что Маркус чувствует её. Поэтому он был таким спокойным, поэтому смотрел на Эбби взглядом, греющим и успокаивающим. ОН глубоко вздохнул и начал говорить:       — Эбби, с ней всё будет хорошо. И я уверен, Кларк вернётся. —мужчина помолчал, а после продолжил своим уверенным и приятным голосом, — Но тебя волнует не только это… Хочешь знать, в чём дело? — он вопросительно приподнял бровь, и дыхание Эбби участилось, а с её губ так и норовило слететь долгожданное: «Хочу». — Ты и сама можешь ответить на свой вопрос, Эбби, — добавил Маркус, заставляя её злиться от его попыток ускользнуть от внятного ответа, ведь он продолжал стыдиться своих чувств, когда, как считал он, Эбби нужны были не они, а Кларк. Маркус неожиданно для Эбби, согнув недовольно брови, поднялся на ноги. — Если увидишь Синклера, передай ему, что, когда я вернусь, мне нужно будет с ним кое-что обсудить, — быстро и как-то расстеряно проговорил он и развернулся к Эбби спиной.       — Куда ты?! — возмутилась она. Она решила, что хочет хотя бы с Маркусом разобраться: раз и навсегда разобраться в их отношениях и с его странным поведением. Эбби резко вскочила, догнала Кейна и остановила его, удерживая его за предплечье.       Эбби не собиралась с ним шутить. Она беспокоилась о нём, в её голову лезли страшные мысли, а он просто стоял и продолжал усмехаться. Ей неистово хотелось всадить ему пощечину и не одну, чтобы убрать с его лица эту дурацкую маску и выведать, что же на самом деле происходит. А Эбби видела, что что-то тут нечисто. Он всё время косился в сторону леса, в сторону тайного прохода, о котором Эбби всякий раз забывала сообщить рабочим. Её голову разрывали на части тысячи догадок, и ни одна из них Эбби не радовала. И Маркус молчал, но его лицо уже успело принять серьёзный вид. Улыбка куда-то исчезла, глаза были прищурены, и Маркус, понятное дело, не собирался раскрывать Эбби своих карт. Её рука ещё сильнее сжала его предплечье, а сама Эбби подошла к нему почти вплотную. Впрочем, Маркус и не пытался вырваться, и на этот раз не спешил уходить. Он покорно стоял рядом с ней, смотрел то в сторону леса, то в сторону компании у костра, которая начала петь что-то нудное и невнятное. — Ты можешь пойти со мной, — проговорил Маркус, накрыв её руку своей. — Если хочешь, конечно, — он вновь усмехнулся, и Эбби недовольно скрестила руки у себя на груди. — Куда ты собрался?! — выдохнула Эбби, не желая идти чёрт знает куда и чёрт знает зачем, но в ответ Маркус лишь покачал головой. — Маркус, — она пошла вперёд него и глубоко вздохнула. В лагере она задыхалась. Несколько раз за день ей, не понятно почему, вдруг начинало не хватать воздуха. Казалось бы, это всё было нервное, и ничто Эбби не помогало так хорошо, как выбраться за пределы лагеря. Это звучало достаточно безумно, что Эбби этим ни с кем не делилась. И произнеси она это перед кем-то, то её немедленно переубедили бы. Это мысль казалась и глупой, и дикой, и отчаянной, будто была принята на эмоциях и глубокой ночью, когда теряелся весь здравый смысл. Поэтому Эбби никогда об этом не говорила, она и о приступах молчала до сих пор. Она не хотела говорить Джексону или Рейвен, отношения с которой стали ещё более тёплыми и доверительными. Эбби не хотела кого-то волновать, но с Маркусом, пусть тот не был исключением, Эбби хотелось поделиться. Пусть Эбби ясно знала, что не услышит никакого совета, она всё равно хотела этого. Хотела с ним поговорить, и выговориться, и сделать это за пределами лагеря. Нет, это был всего лишь вечер, и солнце ещё не ушло за горизонт. А вот здравый смысл, что всегда был при Эбби, вдруг куда-то исчез, и Эбби ни секунды об этом не жалела и думала, что не пожалеет позже. — Так ты идёшь или как? — недовольно выдавила из себя Эбби, пойдя вперёд Маркуса. Она не хотела выглядеть бедной влюблённой дурочкой, но в то же время Эбби боялась за Маркуса. Она любила его и старалась это не скрывать. И Маркус — с первого взгляда такой понятливый и образованный — всё равно ничего не понимал. Нет, он не был слеп, разве что был просто слегка невнимателен к ней, неучтив. И Эбби это не нравилось. Гораздо проще было бы в один прекрасный день подойти к нему и во всём сознаться, ведь далеко немногие мужчины понимают женские намёки. Им лучше говорить прямо — раз и всё. Но именно этой резкости Эбби страшилась и сторонилась. Наверное, обходя все законы жизни, она хотела всё и сразу, как по волшебству, но жизнь — не фабрика выполнения желаний. В их мире не было ни чудес, ни даже банального везения. Вся их жизнь была построена на костях и крови, на прахе и пыли, на ошибках собственных предков. Но это не означало, что в их собственной жизни не было ошибок. Ошибок было белее чем достаточно, и теперь Эбби боялась, что допустит ещё одну. Она могла ожидать от Маркуса многого: удивления, злости, раздражения или какого-то шуточного отношения. Но всякий раз Эбби избегала этого разговора, ведь никак не могла себе представить понимания и одобрения Маркуса. Она не могла представить себе его улыбки, его объятий, его сильных рук, обнимающих её стан, и губ, целующих её мягкую кожу. Она просто хотела какого-то счастья, иногда тщетно пыталась представить себе его, но такие минуты слишком быстро заканчивались. А стоило им оборваться, совсем случайно, совсем внезапно, как снег на голову, на Эбби сваливались все обыденные заботы, тревога о Кларк, мысли о Маркусе. Он шёл перед ней, его волосы казались темнее, чем обычно, как и щетина на его лице. Но Эбби нравился его образ. Лишь с первого взгляда кому-то Маркус мог показаться суровым, и он был таким, вот только — «суровым» — это не совсем то слово, каким можно было описать Маркуса. Он был, скорее, праведником закона, придерживался его в предельной строгости. Маркус был справедливым, он был готов на всё ради своего народа, даже отдать свою жизнь. Он был верен своим людям, своим словам, своим мыслим и, как теперь, своим задумкам и поставленным перед собой задачам. Ни разу Маркус не остановился, а только замедлялся, когда Эбби начинала отставать от него. Она не умела ходить такими большими шагами, как он, а Маркусу, видимо, просто не хватало терпения на медленный шаг. Они давно преодолели тайный ход в лагере, и уже около двадцати минут шли по лесу. Со временем Маркус замедлил свой шаг, и с Эбби они шли бок о бок. Когда-то Эбби казалось, что в их случае «бок о бок» — не более чем просто метафора. А теперь она убедилась в обратном. Она думала, что побыть наедине им просто не суждено, и вновь она ошиблась. Много раз Эбби ошибалась в жизни, и теперь понимала, что нужно быть осмотрительнее. Маркус шёл рядом с ней, с винтовкой на плече, и только иногда поглядывал в её сторону и улыбался. Сумерки сгустились, была почти уже ночь, и Эбби понимала, что идут они достаточно долго. Это её не смущало. Её не смущала ни тишина, ни то, что Маркус не спешит с ней завести разговор. Но Эбби не жалела, что пошла с ним. Видеть его и знать, что он в порядке — было для Эбби немаловажно. Ей нравилось просто за ним наблюдать, смотреть на него, и Эбби чувствовала, как между ними что-то витает в воздухе, окружая их, наполняя собой лёгкие и Эбби, и Маркуса. Эбби не знала и даже не догадывалась, чувствует ли Маркус что-то подобное, или только в ней разыгрался безнадёжный романтик. Эбби не была похожа на наивную школьницу, она не мечтала о свадьбе, детях и маленьком доме у берега реки. Она просто хотела знать правду, пусть правда могла оказаться не такой приятной, какой Эбби хотелось бы её видеть. Эбби приняла бы и её тоже, только бы дальше ей жить без фальши и лживых мыслей, приятных, конечно, но лживых. Всё, чего Эбби хотела, — быть с человеком, которого она любила и в котором нуждалась. Она видела в Маркусе опору и поддержку, и знала, что он именно тот человек, за которым она пошла бы куда угодно, лишь бы быть с ним рядом. В этой прогулке по ночному лесу было что-то необычное. Они шли, особо не торопясь, и у Эбби было время, чтобы разглядеть всё вокруг. Иногда она смотрела вниз, на тропинку. Иногда в сторону, на Маркуса, и всякий раз подходила к нему ближе — боялась, что, в конце концов, утеряет его из виду. И это было отнюдь не из-за того, что Эбби могла остаться одна в лесу и заблудиться, а из-за того, что могла больше никогда в жизни не увидеть Маркуса. А иногда Эбби смотрела на деревья, на которых высвечивались, ярко и красиво, разные узоры, изгибы коры. Это можно было назвать волшебством, а можно — чудом природы. Эбби была наслышана об этом от Кларк, когда у них было некоторое время, чтобы Кларк могла рассказать об их первых днях на Земле. Сначала Эбби улыбалась, смотря на деревья, по сторонам, но вскоре улыбка безвозвратно исчезла с её лица. Она представляла Кларк, идущую по этой самой тропинке, смотрящую на эти самые деревья, но одну. Вдруг Эбби так захотелось её увидеть, прижать к себе, что она ненароком позволила себе пропустить слезу. Но Эбби никак не хотела выглядеть слабой в глазах Маркуса и отвернулась, но Маркус не заметил этого, а может, просто притворился. Он отошёл на несколько шагов от Эбби, и её дыхание участилось. Стоило Эбби представить, как она оборачивается и видит темноту, подобно своим снам, по её телу пробежала дрожь. Ей не стало страшно, Эбби просто не хотела верить своим предчувствиям и своим ночным кошмарам. Но и оборачиваться она не спешила. Она резко оторвала взгляд от деревьев, услышав, как Маркус назвал её по имени, тихо и с каплей нежности в голосе. На этот раз Эбби обернулась и увидела Маркуса, спускающегося в открытый люк трейлера. — Неужели он привёл меня сюда только из-за того, чтобы показать этот трейлер? — пронеслось в голове у Эбби, и на её лице появилось недовольство. Она не злилась на него. Её злило, что Маркус продолжал умалчивать о том, зачем они сюда пришли в такой поздний час. Но Маркус не спешил раскрывать своих тайн, а только продолжал спускать в пустоту, в никуда. Эбби спустилась за ним, и, как только она это сделала, маленькое помещение начало озаряться светом. В движениях Маркуса чувствовалась осторожность, когда он зажигал свечи. Он стоял к Эбби спиной, когда она закрыла люк и подошла к нему ближе, он не повернулся. Эбби начала уже путаться в своих собственных мыслях. Вся проблема была в том, что она нафантазировала себе то, чего нет, чего никогда не будет. Она была уже не маленькая девочка, чтобы верить в сказки, но почему-то же Эбби покорилась этой мечте. Почему-то она захотела провести с Маркусом остаток жизни, и на этот вопрос «почему» Эбби хотела бы знать ответ. Она тихо наблюдала за Маркусом, не понимая, почему он стал её главной слабостью. Эбби не знала, почему он, именно он — человек, что доставил ей столько проблем — так привлекал её и теперь, и потом, и даже тогда. А главное, было чертовски сложно контролировать саму себя. Её выводили все эти желания: сейчас же подойти к Маркусу и стянуть с него оружие вместе с курткой, а затем повернуть его к себе лицом. Ей хотелось посмотреть ему в глаза, хотелось дотронуться до его лица, шеи, провести пальцем по изгибу его губ и услышать лёгкое постанывание. Эбби боялась довести себя до большего в мыслях. Не хотела травить себя, а также просто хотела насладиться тем, что у неё было. Не спеша Эбби стянула с себя жакет и отбросила его на диван, а сама также там устроилась. Маркус это заметил и усмехнулся, вновь прямо смотря на Эбби. От этого взгляда ей стало не по себе, и Эбби посмотрела в сторону люка, сдвинула вместе колени. Совсем того не желая, она нарвалась на очередную усмешку Маркуса. Эта зависть сжирала Эбби изнутри. Она завидовала Маркусу, пусть и белой завистью, ведь он мог спокойно улыбаться и смеяться. Но Эбби не могла. При нём она не могла надевать ту же маску, что и при всех других людях. Она в одно и то же время и не хотела обременять его своими печалями, и лгать ему также не могла. Маркус подходил к ней, улыбаясь, коротко и даже сдержано, а Эбби хотелось плакать. Из-за Кларк, из-за Маркуса, из-за всей своей жизни Эбби не могла сдержать слёз. Она чувствовала, что когда-нибудь, наконец, сломается, но не представляла, что это произойдёт так скоро. — Эбби… — протянул Маркус и встал перед ней на колени, накрыв её ладони своими. — Что происходит? — прошептал он, смотря ей прямо в глаза. — Я вижу с тобой что-то не так, и не смей мне лгать, что я ошибся… — Ты не ошибся, — перебила его Эбби, отняв свои руки от Маркуса и скрестив их на груди. — Маркус, я… — она запнулась, Эбби не знала, как лучше ему сказать и стоит ли вообще что-то говорить. — Это сложно объяснить, — она невесело усмехнулась. — Я просто запуталась, во всём запуталась, — она нагнулась к Маркусу немного и, встретившись с его внимательным взглядом, пропустила слезу, а затем ещё одну и ещё несколько. Она говорила, рассказала всё, как есть, а Маркус ни разу её не перебил. Многого говорить не следовало бы, но Эбби уже не контролировала саму себя. Она так долго ждала и терпела, что не могла остановиться под страхом того, что больше ей не представиться такой возможности. Её больше не смущал внимательный взгляд Маркуса. Эбби даже не смотрела на него. Её взгляд был устремлён на её колени, на руки Маркуса, что лежали на них, поглаживая большими пальцами её локти и чуть выше них. Это не успокаивало, и Эбби это не скрывала. Слёзы продолжали течь по её лицу, а Эбби всё говорила. Голос дрожал, а вместо слов из неё иногда вырывались громкие всхлипы. Эбби говорила о Кларк, и Маркус её понимал. Пусть в какой-то момент ей показалось, что это совсем не то, что Маркус ожидал, но и после Эбби не смогла сменить тему. Весь её монолог был построен на любви к Кларк, на обиде, что так получилось, на ненависти к самой себе. И даже замечая, что Маркусу совсем не нравилось, когда она винила во всём себя, Эбби не прекращала. В один момент она умолкла. Она больше не смогла говорить, ведь нервы и слёзы взяли своё. Слёзы стали катиться ещё чаще, как вдруг огрубевшие пальцы стёрли их с обеих щёк Эбби. И тогда она посмотрела на Маркуса. Он всё также сидел перед ней на коленях с улыбкой на лице. Маркус держал её лицо в своих ладонях, грубых, но таких родных Эбби, что что-то щемило у Эбби в груди. — Эбби, — проговорил Маркус, и она уже была готова ему возразить. — Нет! — он слегка повысил тон, накрыв её губы указательным и средним пальцами. — Нет… — усмехнулся он. — Теперь ты послушаешь меня, моя дорогая. Ты ни в чём невиновата. Что бы ты сама себе не придумала, ты ни в чём не виновата, Эбби, — Маркус провёл пальцами вдоль её губ, искривившихся, мокрых от слёз. — Кларк тебя не ненавидит, если она решила уйти, значит, так было нужно. Она уже не ребёнок, и она всё понимает. Она сама поймёт, когда ей следует вернуться. Твоя проблема в том, Эбби, что тебя никто не ненавидит так, как ты ненавидишь саму себя. Ты сама себе придумала эту версию и сама себя убиваешь. Я не могу больше тебя видеть такой, потому что… — он остановился, улыбнулся, и Эбби посмотрела на него также прямо. — Чёрт возьми, мне не всё равно, как ты, я не могу видеть твою боль и твои страдания. Эбби ему ничего не ответила, только тяжело выдохнула и посмотрела в сторону. Маркус убрал руки с её лица, но с колен не поднялся, принявшись смотреть на неё. Дыхание Эбби участилось. Не веря, что это происходит здесь, за пределами лагеря, Эбби, приложила руки к груди. Она дышала ртом, закрыла глаза, надеясь, что это скоро пройдёт. — Эбби, что происходит? — забеспокоился Маркус, наконец, подобрав слова. — Ничего, всё хорошо, просто… Просто… — она вновь начала задыхаться. — Просто… Просто… Просто не хватает воздуха. — Ты слишком напряжена, — прошептал Маркус, один движением раздвинув её колени, прижавшись к Эбби в плотную. Казалось, горячие руки Маркуса прошлись по обнажённой спине Эбби, но она даже не вздрогнула. Он расстегнул её бюстгальтер, пробежавшись пальцами вниз. Эбби не понимала, что он делает, но в то же время она не могла выдавить из себя ни слова. Наконец, Маркус достал руки из-под её блузы. На этот раз он взял в руки её лицо и всё ещё тихо проговорил: «Дыши глубоко». Но дышать стало легче, когда ладони Маркуса легли поверх её груди. Принявшись делать круговые движения, чуть выше обеих полушарий Эбби, Маркус иногда надавливал и ниже, на грудь, что было, видимо, с непривычки. Каждый раз она слабо раскрывала губы, казалось, вот-вот из неё вырвется стон, но этого не произошло. Это длилось около нескольких минут, пусть для Эбби они пролетели, как один миг. Она не сразу очнулась, когда Маркус закончил, и он также не торопил её с ответом на его вопрос, лучше ли ей. Ответ был очевиден: её дыхание постепенно восстановилось, но вот глаза Эбби всё ещё были мокрыми от слёз. Слёзы выступили на её глаза, когда Маркус поднялся с колен. Он повернулся к ней спиной и начал что-то разглядывать на полках. Эбби стало даже обидно, что всё упущено. Ей хотелось бы всё повторить, но вот лгать Маркусу ей не хотелось. Да, они могли бы вернуться в лагерь, и Эбби могла бы продолжать ждать каких-то действий от Маркуса невероятно долго. Но этого ей было бы недостаточно. Эбби не хотела когда-нибудь потом. Эбби хотела, как маленьких ребёнок, всё и сразу. Её губы задрожали, когда Маркус поднял с пола свою куртку вместе с оружием, пусть Эбби и не заметила прежде, как он снял их с себя. Казалось, он вот-вот начнёт собираться в обратный путь, а Эбби не хотела этого допускать. — Маркус, — позвала она его. Маркус повернулся к ней и вопросительно посмотрел. Теперь от неё зависело, что будет дальше или что не случится больше никогда. Ошибок в жизни Эбби было слишком много, чтобы добавлять к ним ещё одну, глупую, ненужную, упущенную возможность. И Эбби решила это обойти, решила пойти наперекор всем своим принципам. Она поднялась с места и подошла к Маркусу. Он прищурился, не понимая, что всё это значит. Ту винтовку, что Маркус поднял с пола, он положил обратно вместе с курткой. И Эбби это было только на руку. — Я просто забыла тебя поблагодарить, — сказала Эбби и положила ладони на плечи Маркуса. Он сделала шаг к ней навстречу и широко улыбнулся. Его руки легли на её талию поверх её блузы, но в этот раз Эбби убедилась, насколько они были тёплыми. И ей нравилось, что его прикосновения были мягкими, будто бы Маркус просто боялся причинить ей боль. — Маркус, — прошептала она ему на ушко, спустив руки ниже, к его спине, к его бёдрам, чем вызвала изумление в его взгляде. — Я больше не могу, — её ладонь быстро вернулись к его плечам. — Просто… — Эбби говорила и задыхалась. Теперь ей, как никогда было трудно связать пару слов, чтобы просто объяснить, что она хочет. А Эбби хотела знать правду, хотела получить Маркуса здесь и сейчас или раз и навсегда разочароваться в своих желаниях. Ей стоило страшных усилий не сорваться в тот момент, когда её губы коснулись его. Это всё было только сначала мягко, но позже в игру вступил Маркус. Он ясно дал понять Эбби, как она и хотела, раз и навсегда, что не всё в её жизни было ошибкой. Маркус не стал её ошибкой, ведь, стоило ему получить доступ к губам Эбби, Маркус не стал сдерживаться. Эбби чувствовала, как сплетаются их языки, как поцелуем они съедают друг друга. Помещение заполнилось стонами, удовлетворёнными, громкими, идущими откуда-то изнутри. И это по-настоящему возбуждало Эбби, она получила, что хотела, и оставалось только распорядиться этим правильно. Но Маркус взял на себя главную роль. Немедля Маркус стянул с Эбби блузу и им же расстегнутый бюстгальтер. Маркус живо повернул Эбби к себе спиной, всё ещё крепко прижимая её к себе за талию. Его ладонь скользнула между ног Эбби туда-обратно несколько раз, и тогда она сдавленно застонала. Стоять на ногах становилось невозможным с каждым его движением. Эбби и не представляла, что кто-то мог так хорошо знать её тело, что кто-то мог так сводить с ума, как Маркус. Ладони Маркуса сжали оба её полушария груди, и тогда она выдохнула с громким стоном. Ей этого было мало, ей нужны были и его губы, и его руки, и он сам полностью прямо сейчас, и Эбби невероятно злило это ожидание. Вдруг, почувствовав под собой опору, Эбби ненароком упустила тот момент, когда Маркус опустил её на диван. Его пальцы легко расправились с её брюками, а затем и с ботинками, и Маркус украл с её губ поцелуй. Он был долгим, этот поцелуй был настолько глубок, что в какой-то момент Эбби показалось, что её губы разорвутся. Но и это её не остановило. Эбби снова притянула Маркуса к себе, как только он успел набрать воздух в лёгкие. Её ладони сжали его ягодицы, а после Эбби поспешила подобраться к ремню, но Маркус вдруг её остановил. Эбби это не понравилось. Страх вновь наполнил её изнутри, когда Маркус оторвался от её губ. Как и некоторое время назад, он стоял перед ней на коленях, между её раздвинутых ног. Вот только на этот раз Эбби была полностью обнажённой, и каждый миг, что Маркус бездействовал, заставлял Эбби чувствовать себя последней распутницей. Может, он получил, что хотел, и теперь ему остаётся только посмеяться? Эбби боялась, что это окажется правдой, и приподнялась на локтях. Кажется, только этого Маркус и ждал. Он потянулся к ней, положив ладони на её плечи, оставляя мнимые ожоги на нежной коже. — Эбби, — прошептал он с улыбкой. — Я никуда не денусь. Всё хорошо, — Маркус старался её успокоить и поцеловал её, всё ещё долго, забавляясь с нижней губой Эбби. Некая дикая страсть исчезла из поцелуя, зато это наслаждение вырвало из груди Маркуса стон. Когда он, наконец, отпустил её губы, то снова уложил Эбби на диван. Маркус вскоре добрался поцелуями до её груди, очертив их контур, до низа живота, заставив Эбби вздрогнуть и лихорадочно хватать ртом воздух. Но когда Маркус перешёл к овладению секретного местечка между ног Эбби, это довело её до последней стадии. Её стоны срывались на крик, иногда вырывались смешки, но ей это нравилось. Она то путала пальцы в волосах Маркуса, то разводила руки по сторонам, сжимая подушки, что лежали на диване. Теперь её мало интересовало, зачем они сюда пришли. Впрочем, стоило открыть глаза и посмотреть на Маркуса, то в голове Эбби появлялся один коварный план, к которому мог прийти только Маркус. Но она не злилась нисколько за это, даже не подозревая, что когда они закончат, то Эбби не оставит всё просто так. И Маркусу ещё придётся перед ней объясняться с этим планом, с тем, откуда ему известны технологии массажа. Это всего лишь нелепые планы на будущее, а Эбби никогда не любила загадывать на потом. Пока что ей не хотелось ни о чём думать и гадать, ей хотелось наслаждаться, получая всё и сразу, как никогда в своей жизни. Для Эбби навсегда останется секретом, почему именно Маркус. Почему она выбрала его, а не кого-то другого. В нём было то, чего не было ни в другом, и Эбби это нравилось. В каждом человеке есть что-то особенное и неповторимое, и в Маркусе этого было больше всего. Может, именно эти тайны и нераскрытые карты так и тяготили Эбби к Маркусу? Эбби ответа не знала. И вряд ли она когда-нибудь узнает ответ. Маркус был таков, что никогда не рассказывал никому больше, чем тот должен знать, и Эбби это понимала и принимала. Многие тайны он придумывал сам, в другие посвящал её и никого больше, и зачастую слова ему не требовались. Эбби понимала всё без слов, уже поняла достаточно. У них было немного общих секретов, но главный вскоре мог стать известен другим. Но Эбби не любила загадывать на потом, как ей не хотелось. Она просто боялась, что это не сбудется. Так или иначе, до этого было ещё далеко, а пока что она была уверенна в том, что в эту ночь никто о них не узнает.