Чужое лицо

Глаза знакомые, а взгляд чужой, — сразу почувствовал, но не сразу понял Маккой и только усилием воли заставил себя не отступить на шаг, хотя от такого — хотелось позорно сбежать. Движения бровей, отточенные и привычные, разворот плеч — всё было другим, и даже смотрел Спок куда-то поверх него. Как будто не провели пять лет спина к спине. В конечном счёте, нехотя признавал Маккой, он сам первый сбежал с мостика. От Спока такой милости ждать было сложно — от нового Спока, их Спок умел хотя бы молчать, лишний раз не нагнетая обстановку. Маккой же был слишком зол, чтобы безразлично наблюдать за чужими движениями вулканца, так похожего на его друга. Всё чёртов Колинар, — в сердцах честил вулканские традиции Маккой. Треклятое неприятие эмоций. Что ж, Спок достиг в этом деле небывалых высот: на излюбленные подколки огрызался резко, словно ошпаренный. Ледяной водой ошпаренный, — добавлял про себя Маккой, но перестать пытаться — не уколоть, достучаться, хоть из себя вывести, раз на разговор вызвать не удалось! — не мог. Когда Спок чудом — совсем как в старые добрые времена! — вернулся на корабль после своей экскурсии «в эпицентр событий», Маккой чуть не пообещал устроить ему шоковую терапию, чтобы вытряхнуть из вулканской остроухой головы мысли об идиотских экспериментах в одиночку. И мысленно пообещал усиленный сеанс, когда Спок, полуживой, лёжа на койке, вдруг впервые с его возвращения посмотрел на них с Джимом осмысленным взором. Это был, может быть, ещё не тот Спок, с которым Маккой с таким упоением занимался словесным фехтованием, но он улыбался. В глазах существа, которое создала планета Генезис из тела Спока, не было ничего, кроме непонимания. Пусть Маккой не надеялся ни на что другое — всё то, что оставалось от его дорогого друга, жило в нём, в его собственном разуме, — пустота пугала. Чужое, без капли осмысленности, лицо Спока, которого они похоронили, который погибал на глазах Маккоя, маячило безнадёжным призраком. Чем ближе они подлетали к Вулкану, тем больнее становилось надеяться. Маккой, врач до последнего, не отходил от Спока (его клона? Его тела?), совсем не по-врачебному стараясь не смотреть в глаза, и чувствовал, как внутри разрывается сердце от холодного ужаса — такого рационального и логически обоснованного, чёрт побери, — что ничего не получится. И от недоверчивого, бьющегося ходуном желания, чтобы треклятые вулканские традиции сработали как надо. Когда ощущение чужого сознания исчезло из его разума, Маккой на долгий миг забыл, как дышать. Если ничего не получилось, у них больше не осталось надежды. К трясущемуся от напряжения Джиму и команде Маккой возвращался, не оборачиваясь на Спока. Слишком отчаянно он соскучился по нему за эти недели после его гибели, чтобы увидеть пустоту в глазах Спока — пустоту тела без души — и не свихнуться. Лицо Спока, с болезненной пристальностью всматривающегося в их лица, было почти таким же неправильно спокойным, как после Колинара. Но оно не было чужим, а остальное — требовало только времени. Времени у Маккоя было теперь более чем достаточно.