Моя дорогая Ирен

Марина и раньше была несдержанная. Она курит тонкие сигареты без фильтра, выпуская очень вонючий дым. Она до неприличия громко смеётся. Она вызывающе одевается, привлекая слишком много внимания: короткие юбки/шорты, майки с вырезами по бокам, кружевное белье, мелькавшее везде и всюду. И она почему-то не называет Ирку никак, кроме как Ирен. Ирен. Хортица морщится, задает кучу вопросов по этому поводу, но добиться внятного ответа так и не может. Ирен. Может, это напоминает Марине те дни, когда она ещё была робленной ведьмой и ездила с хозяйкой в Париж. Хоть какие-то отголоски прошлого, выдернутые в настоящее. Хортица не может никому объяснить, как стала путешествовать вместе с Мариной. Просто один раз бывшая робленная сигналит на дороге, а Ирка, как по воле судьбы, проезжает мимо. Уже через минуту Хортица становится Ирен, в волосы прочно въедается запах вонючего дыма, а хриплый смех Марины надолго застревает в голове. Марина не стесняется никого и ничего. Марина снимает парней так мастерски, что бедные думают, что это как раз они снимают симпатичную девушку. Марина много язвит, любит кусать губы и отказывается перестать называть Хортицу Ирен. Ирка вообще не понимает, зачем терпит Марину. И зачем ждет около заправки с полным баком бензина, пока бывшая робленная перепихнется с очередным байкером/дальнобойщиком/продавцом в грязном туалете/грузовике/подсобке. Марина закидывает ноги на приборную панель, высовывает голову в окно и громко подпевает радио. И только лишь смеётся, говоря, что как же она любит, когда её Ирен злится. Марина со знанием дела скручивает не менее вонючие, чем её сигареты, косяки, проводя языком длинные влажные линии по бумаге. Марина полупьяно и удовлетворенно смеётся и несет какую-то чушь. Хортица качает головой, открывая все окна в машине, чтобы проветрить салон от надоедливой вони очередного косяка. Ведьма бежит всё дальше от всех этим душным и жарким летом. От надоедливых богатырей/школы/бабки/балки. От Таньки, чересчур преданной своему долгу. От Богдана, смотрящего с укором. От снов с присутствием переменчивых глаз и переливов крепкой чешуи. Этим летом Ирка свободна и предоставлена самой себе. Мобильный телефон выключен и зашвырнут в бардачок. Только дорога, рев мотора и бывшая робленная на соседнем сиденье. Марина не бежит. Марина так живёт. Бывшая робленная, кажется, не знает, что такое плохое настроение; не знает, какой день недели; не знает, где они сейчас и в каком городе. Марина не задумывается, почему/зачем/как. Марина покупает /читай – отрабатывает/ еще немного травы для косяка и забывается на заднем сиденье. И тихо шепчет, что Ирен просто дурочка, раз не понимает, от чего бежит и что теряет. Ирка грустно улыбается на шепот Марины и в следующий раз покупает ей кофе без сахара. Как та любит. Хортица следует маршрутом, еще давно ею придуманным и нарисованным на карте. Правда, единственное, чего еще нет на этой потрепанной бумажке с переплетением разноцветных линий и равнодушных названий – так это пункта прибытия. В одном месте цветной маркер просто обрывается. Обрывается рядом с родной ведьме балкой. Марина не боится сломаться. Она так и говорит на одной из автозаправок, прежде чем уйти к симпатичному байкеру, безошибочно выделив его из толпы таких же. Марина не боится сломаться. "Потому что, моя дорогая Ирен, меня уже давно сломали".