Я скажу...

«Когда я буду уверен, что люблю тебя, я сразу скажу тебе об этом...» Кажется, именно это я пообещал тебе однажды. И вот, ты сидишь напротив, выжидающе смотришь на меня своими глазами цвета расплавленного серебра, а я не могу выдавить из себя ни слова. Даже смешно. Как будто школьник, впервые пришедший на свидание с девочкой, которая уже давно нравится, но сказать об этом он должен только сейчас. Действительно, забавно... Если честно, я даже не знаю, какое по счёту в моей жизни это свидание. Но уж точно не первое. И даже не сотое. Хотя… Это первое свидание, на котором мне предстоит признаться. Сказать не пару ничего не значащих, лишенных чувств и смысла слов типа: «Ты ничего» или «Ты мне нравишься». А именно признаться в том, что сейчас на сердце, в мыслях, в душе. Каюсь, немного страшно. Впрочем, да что там немного?! Меня лихорадит так, что я даже стакан с водой не могу удержать: пальцы не слушаются. Но неужели я не смогу? Ведь это же так просто. Все через это проходят. Можно подумать, я хуже их. Глубоко вздохнув, открываю рот, чтобы наконец озвучить то, что понял уже давно. Ты, заметив мою готовность говорить, улыбаешься и, чуть склонив голову на бок, замираешь. В твоих глазах цвета благородного металла виден лёгкий интерес. А я, встретившись с тобой взглядом, забываю обо всём на свете. В голову отчего-то лезет разная чушь о том, что серебро – это металл, обладающий уникальными лечебными свойствами. Кто знает, может, именно твои глаза и вылечили мою испорченную душу? Возможно... Силой воли отправляю куда подальше подступающую к горлу панику, успокаиваю дрожь в пальцах, хватаю стакан и, сделав несколько жадных глотков, ставлю на стол, расплескав при этом на скатерть половину его содержимого. Удивление в твоем взгляде усиливается. Ты видишь мои метания, замечаешь, как я нервничаю, но никак не можешь взять в толк, чем это вызвано. Нет, надо сказать. Иначе я навсегда перестану самого себя уважать! Сделав наконец ещё один глубокий вдох, заглядываю в твои глаза, как загипнотизированный, смотрю в них, не в силах оторваться. Медленно открываю рот, с губ слетает первый звук. Голос хрипит, как старая заезженная пластинка под граммофонной иглой, не слушается, сбивается на фальцет, но очень быстро выравнивается, возвращая себе нормальное звучание. Я, запинаясь и то и дело сбиваясь, несу сначала какую-то чушь, никому ненужную преамбулу, которую можно со спокойной душой пропустить мимо ушей, но ты внимательно слушаешь. Затем, всё-таки решившись, выдаю. — Знаешь, Тамао, я люблю тебя, – тут же краснею, костеря себя последними словами. Где вся моя велеречивость? Где часы репетиций перед зеркалом? Ведь мог же сказать как-то иначе, красивее, выспреннее... Однако, кажется, тебе этого и не надо. Сначала твои глаза чуть расширяются от удивления, затем на губы возвращается легкая улыбка. Ты как всегда блестяще умеешь скрывать свои истинные чувства. Но я-то знаю, что сейчас ты действительно счастлива. Это можно понять хотя бы по тому, как ты нервно теребишь салфетку, хотя до этого твои руки расслабленно лежали на коленях. Я чувствую необыкновенную лёгкость и отчего-то гордость за самого себя. Всё-таки смог, решился. Интересно только, каким будет твой ответ. Выжидающе смотрю на тебя. Ты, поймав мой взгляд, приветливо мне улыбаешься, отчего мне кажется, что твоё лицо становится ещё прекраснее, и безумно хочется, резко приподнявшись со своего места, схватить тебя в охапку и крепко-крепко прижать к себе, чтобы никогда не отпускать. — Я тоже люблю Вас, Ранмару-сама... Твой тихий нежный ответ тонет в звоне разбившегося стакана. Всё-таки не выдержал. Обнял...