Я знаю, что такое страх

1941 - Сань! Вый-ди! - Сейчас, - кричу я. - Мне суп доесть надо. - Скинь мяч! Я беру синий резиновый мяч и выглядываю в окно. Вверх смотрят два лица - ушастый смешливый Денис и бледнолицый Сережка. Скидываю им мяч, одновременно надевая сандали. Суп давно забыт, какой уж там. Гулять с пацанами - классно. У меня и у самой имя пацанское - Саша. - Ты скоро?! - Уже иду! - закрываю тяжелую раму окна и ищу по карманам шортов ключи от квартиры... *** Я проснулась. Кусок детских воспоминаний остался там, в огне первой бомбардировки. Они возвращаются - но становятся кошмарами. Как наркотик - пока такой сон снится, ты думаешь, что все хорошо. А реальность снова зачаровывает своими ужасными подробностями. Лера тихо дышит под боком. В палатке медсестер тесно и душно, я выхожу на улицу, по привычке пригибая голову. На небе множество звезд - значит он здесь. Даже в этих ужасных условиях он смотрит на звезды. - Привет, - Денис - это кусочек моего детства. Солдатская шинель не сидит на нем, четырнадцателетнем бойце. Так же, как на мне не сидит форма медсестры. - Привет, - я ложусь рядом, тоже впериваясь взглядом в небо. - Опять? - Да, - ответ пугает и настораживает. Звезды - те, кому он молится. И он смотрит туда каждый день со смерти Сережи, каждый день. Три месяца, тридцать тысяч человек погибших. - Завтра вставать, - напоминаю я. - Я выспался. Не одну меня мучают кошмары. - Сколько это продлится? Еще два месяца? Три? На этот вопрос у меня не было ответа. 1942 Я вбегаю домой. Бантик на одной из косичек растрепался, на колготках дырка. Но я все равно счастлива. - Все пятерки! - кричу я, едва забежав в квартиру. Из кухни выходит мама. На тонкой талии завязан фартук, от нее вкусно пахнет свежей выпечкой. - Выдержала? - обеспокоено спрашивает она. - Да, - я смеюсь, обнимая ее. Портфель остался в коридоре, потом я покажу маме оценки, поставленные красной учительской ручкой... *** Опять просыпаюсь. Запах лекарств и гнили бьет в нос. Рядом сидит женщина в рабочей одежде. - Проснитесь, сестра, проснитесь. На руках у нее ребенок. Мальчику не больше десяти, одной руки нет. От обрубка идет страшный запах гнилой плоти. Он тоже одет в рабочий костюм, видно, что заводской. Я слышала бомбежку завода, который находился недалеко от нашего лагеря. Крики людей, взрывы. Мы не смогли им помочь. - Он работал, когда это случилось. В больницах не до нас - слишком много раненных на поле боя. Сказали обратиться к лагерным сестрам, - женщина почти рыдает, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыдать вместе с ней. Осторожно касаюсь обрубка оторванным кусочком ваты. Мальчик стонет. Я старше него лишь на пять лет, но между нами огромная пропасть - пять лет на войне, это как двадцать в мирное время. Я понимаю, что гниение зашло слишком далеко, что я ничего не смогу сделать. - Я позову старшую по званию, она осмотрит его, - я не вру, действительно позову. И буду умолять ее облегчить страдания мальчика. Женщина проводит тонкой рукой по его волосам. - Он отличником был... - шепчет она. Я закрываю глаза, чтобы не разрыдаться. 1943 Иду по широкой дороге вдаль. На спине рюкзак. Ходить в походы - неотъемлемое право любого подростка. Уверенная спина Дениса маячит впереди. Сережа идет рядом, пиная ногой камешек. Лера дергает меня за рукав. - Может сделаем привал? В ботинок камешек попал, да и поесть не помешает. Я киваю головой. Денис оборачивается. - Вон там, - показывает куда-то вдаль. - Будет полянка. Надо же еще палатку разобрать, ох е... Улыбаюсь - палатки ставил всегда Сережка. Лера готовила нам перекусы, я раздувала костер и следила за огнем. Максимыч - молодой студент, брат Леры - взял на себя командование маленьким отрядом из "одинадцатилеток". - Стоянка, - объявляет Максимыч. Киваю и снимаю со спины рюкзак. Основной груз - палатку, котелок и припасы - поделили Денис и старший, но одеяло-спальник все равно оттягивал плечи. Денька тоже сбросил с себя груз и унесся куда-то, как восторженный здоровенный пес, впервые побывавший на свободе. Сережа усердно вбивал в землю колышки, Лера разбирала рюкзаки в поисках съестного. Палатка поставлена, огонь разведен. Темнеет. Я с удовольствием забралась под брезентовый покров, вдыхая запахи вечернего воздуха... *** Палатка давила на меня подобно спальнику в походе. Еще больше давил груз потерь. Лера не вернулась. На ее дежурство выпала короткая перестрелка связистов. Максимыч был там, я знаю. Спасла его Лерка или нет - но саму ее разнесло на миллион маленьких кусков. Ее крик до сих пор звучит у меня в ушах. Встаю, медленно опираясь на локти. На место Лерки перевели троих раненных. Прислушиваюсь. Дыхания только два, не считая моего. Сердце сорокалетнего сержанта - не знала его лично - остановилось ночью. Прослушала дыхание Дениса. В его животе - три пули. Они не задели органов, но мы не можем их вытащить. Спящий у него под боком солдат бредит. Я добилась привоза необходимых ему лекарств, но человеку с оторванной рукой явно нужен перевод в больницу. Медленно вожу рукой по маленькому белому шраму на голове Дениса. Он открывает глаза. - Помнишь откуда это? Я не помню, но не могу сказать "нет". - Помню. И я вспоминаю. Тогда, в походе, Денис бегал по всей поляне, радуясь воздуху, силе и свободе. В итоге он навернулся об корень, торчавший из-под земли. Тихонько смеюсь, вспоминая его глупое лицо в тот момент. И снова плачу, видя его таким, какой он сейчас. Он накрывает мою ладонь своей рукой. - Спи... И я засыпаю, пряча слезы в объятиях Морфея.