150

Редко, но все же слишком часто для того, чтобы это осталось незамеченным, к донорскому центру подъезжает фургончик поменьше. Внутри всего лишь один пассажир. Возраст варьируется, но это всегда ребенок, не достигший переходного возраста – потому что реципиентам-подросткам обычно пересаживают органы взрослых доноров. Маленьким донорам помощники не полагаются. Вместо этого опекуны рассказывают им тщательно продуманную историю: «Твои последний осмотр выявил проблемы со здоровьем. Мы ненадолго отправим тебя в больницу, чтобы выяснить, что не так». Затем их отвозят в медицинский центр, нуждающийся в их услугах, где вскоре убивают, но оставляют в живых. Было обнаружено, что не достигшие зрелости и морально не готовые к выемкам дети-доноры испытывают глубочайшее потрясение после самой первой операции. Их практически невозможно успокоить, поэтому их переводят в состояние так называемого «живого трупа», и содержат в специальных палатах. В каждом центре есть хотя бы одна такая. Эту историю мне рассказала медсестра, с которой я познакомилась в свой первый год работы помощником. По ошибке я забрела в комнату отдыха медперсонала, из окна которой мы и увидели подъехавший фургон. Медсестра рассказала мне обо всем, не будучи в курсе, кто я такая. Она приняла меня за новенькую, потому что не могла и представить, что помощник доноров может оказаться в комнате отдыха работников больницы, даже случайно. Иначе я не услышала бы от нее ни слова. Во всяком случае, она успела рассказать мне, что палата, в которую кладут детей-доноров, всегда имеет номер «150», независимо от планировки центра. Поэтому таких детей называют «стопятидесятые», если их вообще упоминают в разговоре. «Никто не любит обсуждать то, что происходит с донорами», - сказала она мне. – «Но даже мы не говорим между собой о стопятидесятых». Через неделю в больнице я снова встретила ту медсестру, и тогда она уже знала, кем я являюсь. Именно ей пришлось сообщить мне о том, что донор, о котором я заботилась, завершил. На своей первой выемке. Это была моя самая ранняя и наихудшая неудача. Позже я рассказала обо всем этом Томми. Он ответил, что такое вполне может быть правдой. «Помнишь все те страшные истории о детях, которые выходили за территорию Хэйлшэма и пропадали? Наверняка с ними на самом деле то и случилось. Опекуны, наверно, считали, что смогут убить двух зайцев и заодно напугать нас». Однажды (наверно, это было еще в Коттеджах, потому что я помню, что Рут тоже была с нами) мы пришли к выводу, что страшилки о внешнем мире просачивались к нам не откуда-нибудь, а от самих опекунов. «Просто все эти слухи были так полезны для них, что просто невозможно представить, что их не придумали», - наконец произнес кто-то из нас. И мы все тут же согласились и приняли это как должное. Всякий раз, когда я посещала новый центр, я старалась найти палату под номером 150. Как бы для того, чтобы найти подтверждение слов той медсестры – если комната под этим номером существует, значит, подобное все еще имеет место быть. С тех пор, как я сама стала донором и попала в Сэндхилл, я взяла привычку проводить время вне стен моей палаты – она располагается в удаленном коридоре, в котором все остальные двери ведут, судя по всему, в какие-то кладовки. Никто никогда сюда не заходит. Поскольку после своей второй выемки я оказалась прикована к инвалидному креслу, обычно я просто выкатываюсь за порог, останавливаюсь и сижу. Иногда я беру с собой книгу, блокнот для рисования или плейер, которым меня снабдил мой помощник, когда узнал, что мне хотелось бы чаще слушать свою любимую кассету. Но в большинстве случаев я просто сижу и смотрю на входную дверь. Думаю, вы уже поняли, чего я жду. Сегодня мое терпение оказалось вознаграждено. Я сидела довольно долго и успела заснуть – скорее всего, это один из побочных эффектов того нового лекарства, которое мне дают, чтобы я поскорее восстановилась перед следующей выемкой. Я пробудилась, когда подошедшая медсестра отодвинула меня в сторону, чтобы могла проехать каталка с лежащим на ней ребенком. Он был в сознании, что весьма удивило меня, потому что я думала, что по прибытии в больницу таких детей сразу накачивают снотворным. Мальчик спросил доктора: «Я же не так сильно болен, как та леди в инвалидном кресле, правда»? Какая-то часть меня хотела сказать: «Сейчас ты здоров, но пройдет не больше часа, как твои дела станут совсем плохи». В то же время мне хотелось ответить ему: «Не волнуйся. Я уверена, ты скоро поправишься».