Тьма

Ширю шёл сквозь тьму. Пробирался на ощупь, спотыкаясь о мёртвые тела, поскальзываясь на лужах крови, падая на колени и снова вскакивая – от ужаса при прикосновении к чьим-то открытым ранам, осколкам костей, ошмёткам мяса. Ширю шёл, а тьма обволакивала его, лишая не только зрения – слуха, обоняния, осязания, всех пяти чувств, и даже Космо не помогало сбросить оплетающий его кокон. Чьи это были тела? Своих, чужих? Где были остальные бронзовые Святые? Куда подевалась госпожа Саори? Ширю шёл сквозь тьму, не зная, куда идёт. Ширю потерялся во тьме. Руки Шунрей, её губы, её гибкое, податливое тело – всё растворилось в бесконечной пустоте. Ширю ловил её ладонь, пытаясь удержать, не дать уйти, но Шунрей ускользала, оставляя в его пальцах лишь пустоту. Ширю знал, что должен идти, что он не может позволить себе потеряться в этой тьме, отдаться ей, как отдал ей Шунрей, но чувствовал – если пойдёт дальше, непременно найдёт её. Под ногами, среди трупов, с вырванным сердцем и пустыми, остекленевшими глазами, которых не увидит – потому что во тьме не видно ничего… Ширю потерялся во тьме, боясь сделать ещё хоть шаг. Ширю вслушивался во тьму. Голос звал его, единственный живой в этом царстве смерти, повторял его имя – и Ширю шёл на этот голос. «Ученик мой… Ученик…» Где-то там, впереди, его ждал Роши, тот, что доверил ему всё, за что боролся. Ширю не имел права подвести его, он должен был идти, выбираться, спасать себя и всех, кто, как и он, заблудился здесь – но голос звучал всё тише, пока окончательно не пропал. Ширю вслушивался во тьму, но Роши больше не звал его. Ширю тянулся сквозь тьму. Они были там, впереди, его друзья. Они были ещё живы, тьма не успела уничтожить их, хоть и пыталась. В её страшных жерновах трещали кости и разрывалась плоть, она обдирала кожу, выдавливала глаза и вырывала сердца. Ширю знал, что так будет и с ним, и с ними всеми – если он не успеет. Если потеряется. Сейя, Хёга, Шун, Икки – все они, заблудившиеся, ждали его, и Ширю пытался дойти, чтобы спасти их и себя. Все вместе они были силой, но сам по себе он был так слаб, так напуган – ничего не видя, не слыша, ощущая лишь обступавшую его тьму и трупы, о которые то и дело спотыкался… Ширю тянулся сквозь тьму, но не знал, хватит ли ему сил дойти. Ширю прорывался сквозь тьму. Она хватала его за плечи и ноги, выгрызая куски кожи, но Ширю не ощущал боли. Он должен был выбраться. Из-за этой тьмы он не мог никого защитить, она отняла у него всех – и теперь всем, к чему он мог стремиться, стало огромное, доброе, тёплое Космо. Ширю не ощущал его, но знал – оно его ждёт. И если он сможет, если переборет себя, если сбросит оковы пустоты и выберется из тьмы – оно спасёт его. И тогда он сможет снова встретить всех, кого потерял, кто растворился во тьме, оставив Ширю лишь боль от осознания потери и собственного бессилия. Ширю знал это Космо и знал – он сможет его достичь. Ширю прорывался сквозь тьму, не видя, что она расступается перед ним, и то, к чему он стремится, уже совсем рядом. Ширю прозрел.