— Княжна, вы знаете, что я над вами смеялся?
Конечно же, знаю. И знала это всегда, хоть и пыталась не верить сама себе. Ведь зачастую надежда куда сильнее реальности. Затянутая в водоворот собственных чувств, я отказала единственной здравой мысли — осознанию, что вы меня не любите. А люблю ли я вас? Любила ли? Не знаю. Мне всегда казалось, что я уверена в этом, но теперь, много лет спустя, я уже и не понимаю, что такое любовь. Вы привлекли меня, сама не знаю чем; сама не знаю как, но вы заняли собою мою душу целиком и остались в ней навечно. Это ли не любовь?.. Нет. Это, наверное, просто любопытство. Банальное, почти детское любопытство. Мне было неполных семнадцать лет тогда. Впрочем, я сама во всём виновата. Ни одно чувство не получит развитие, пока мы не захотим этого сами. Я проводила бессонные ночи, уткнувшись в подушку, солёную от слёз, или же сидела у окна часами, хватаясь за любую мысль, любое воспоминание о вас. Но на вашем месте мог оказаться кто угодно другой: несчастный Грушницкий, какой-нибудь петербургский франт, да хоть тот же доктор Вернер. Я сама решила влюбиться именно в вас. Так в чём же мне вас винить? Я по глупости и молодости лет, когда моя романтическая натура только расцветала во мне, захотела быть несчастной, и я стала несчастной. Благодаря вам, но не из-за вас. В какой-то момент мне даже хотелось, чтобы все грязные домыслы про нас с вами стали правдой. Чтобы по ночам вы, таясь, лезли в окно не к Вере (да, я видела всё), а ко мне. Чтобы тот поцелуй у реки перерос в нечто большее... Что же вы сделали со мной, Григорий? Что же я сама с собой сделала? Сначала мне было плохо, очень плохо. Единственное, за что я готова была сказать вам спасибо, так это за то, что вы нашли в себе силы объясниться. Вы сказали, что смеялись надо мной всё это время, а я ответила, что ненавижу вас. Но правда ли это? Нет, вы не солгали, я знаю. А я... Но всё же нет, я вас не любила. Я твёрдо уверена в этом хотя бы потому, что любовь — это счастье, а вы принесли мне лишь боль. Боль и страдания вы оставили мне взамен утраченной юности, которую вы унесли с собой вместе с моей растерзанной душой и вырванным из груди сердцем. Встреча с вами навсегда изменила всю мою жизнь. Я не знаю, в хорошую или в плохую сторону, однако без вас мой путь был бы скучнее и темнее. Но мои чувства к вам не были любовью, всё это была лишь юношеская жажда любви. Жажда любви, которую вы удовлетворили сполна, и я благодарна вам за это. И пусть вы просто-напросто издевались над моими чувствами, но ничто не сравнится с моим издевательством над самой собой. Зачем я пишу сейчас этот дневник, каждое слово, каждая фраза которого причиняет мне душевную боль? Зачем сыплю соль на старые, но ничуть не зажившие со временем раны? Просто встреча с вами была самым ярким впечатлением и самым страшным кошмаром в моей жизни. И сейчас единственное, что остаётся мне — мои воспоминания. Воспоминания об ушедшей молодости, которую я провела в слезах и муках выдуманной любви, несуществующих отношений, мифического счастья. О да, я вас совсем не любила, только от этого мне легче. Мы много чего наговорили друг другу в ту ночь. Вы ведь сказали, что я должна презирать вас, не так ли? Но какое у меня на это есть право? Ведь я сама стала такой, какой вы. А вы были романтиком, самым настоящим романтиком, трагически несчастным заложником собственной противоречивой натуры. Всё, что стремился выставить напоказ Грушницкий, вы прятали глубоко внутри себя. Я, кажется, начинаю понимать, почему предпочла вас. Вас, жестокого насмешника! Вы хотя бы были со мной искренни. Всегда. И мои чувства к вам были ни чем иным, как последними усилиями загнанной души вырваться из собственной лицемерной оболочки. И всё же я вас не любила. Ни в коей мере не любила...***
Столько красивых слов впитывает бумага вперемешку с моими слезами, но для кого они? Для кого я изливаю душу на измятую бумагу? Для того человека, который никогда не прочтёт этих строк. Дай бог, никогда в жизни не прочтёт!
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.