Шарф

      Наталия Монтеро старше его почти на год, однако он совсем не замечает за ней поведения взрослого человека. Наверное, она из тех людей, что никогда не станут серьезными по отношению к чему-то. Например, к своему здоровью. Потому что даже сейчас эта идиотка открывает на морозе бутылку минеральной воды и собирается отпить ледяную колющую жидкость, совершенно не заботясь о последствиях. О, как же Диего это раздражает! Ее повесили на него еще в раннем детстве, а с тех пор так ничего и не изменилось.       «Эта девочка нуждается в защите, — говорили родители. — Ты – мужчина, а потому должен быть сильнее. Мы рассчитываем на тебя»       Диего семнадцать, а ей вот-вот должно стукнуть восемнадцать, но она все равно кажется ему той маленькой девочкой, что поколотит мальчишек, а потом будет стоять в углу и реветь, размазывая по лицу слезы да шмыгая носом. Нати навсегда останется ребенком, неспособным позаботиться о себе самостоятельно; так и не перестанет быть эгоистичной, требовательной, немного наглой. Она всегда будет казаться ему младше, чем он сам, несмотря на то, что девушка уже поступает в колледж, а ему приходится оставаться на еще один год в секундарии, чтобы поступить по специальности. И парень точно знал, на кого собирался поступать.       Нати постоянно чем-то болела, а Диего должен был неустанно следить за ней, чем был недоволен. А потом и вовсе случилось так, что на вопрос взрослых «А кем ты хочешь стать, когда вырастишь?», он всегда хмурился и отвечал, что врачом. Он раздраженно говорил, как ему надоело, что Нати Монтеро, девчонка, с которой не по своей воле возиться должен, постоянно болеет, а потому хочет создать лекарство, что вылечит ее ото всех болезней и позволит тяжелой ноше спасть с его плеч.       «Нет лучшего лекарства, чем забота», — говорила с улыбкой мать чуть громче писков аппарата.       А он не верил, потому что мать умерла, когда ему было десять, хотя мальчик изо всех сил пытался заботиться о ней. Мама всегда благодарила, когда Диего поправлял ей подушку, а от этой эгоистичной девчонки он так ее и не услышал за все пять лет. Она казалась ему совершенной дурой. У нее не было никаких интересов и с ней не о чем было поговорить. Она хотела только играть и веселиться. Эта маленькая, худенькая и щупленькая девчонка никогда и ничего не отдавала взамен. Она всегда только получала, хотя Диего хотелось хотя бы раз услышать из ее уст благодарность.       Когда родительница еще в состоянии была нормально говорить, она читала им с Нати сказку о Снежной Королеве, которая маленького мальчика очень заинтересовала. А однажды девочка его очень сильно разозлила. Наталия Монтеро всегда врывалась в его комнату без приглашения, лазала по полкам и брала книги, которые он очень долго и упорно раскладывал по размеру, доставала из ящиков игрушки и бросала там, где они быть не должны. Но пределом стал новенький самолет на радиоуправлении, который она кинула со всей злости, заявляя, что он обязан бросить чтение и пойти с ней гулять. После смерти матери Диего был озлоблен на весь мир, а в особенности – на эту девчонку. Ведь вместо того, чтобы играть с ней в глупые детские игры, он мог сделать столько всего интересного. Сколько времени он мог провести с матерью, если бы не занимался тем, что вытаскивал эту дуру из грязных сугробов да тащил из драк? Мальчик холодным тоном велел ей идти ждать во двор, да наказал не уходить домой, ибо если не дождется и уйдет – он больше никогда с ней не заговорит. Она с улыбкой тогда кинулась с места, довольная победой. Зато он вовсе не собирался приходить. В глубине души, он, всегда бывший серьезным, надеялся, что ее заберет в свой замок Снежная Королева. Потому что у этой дуры мозгов не было, что уж там говорить о сердце?.. Диего усмехается, уверенный, что она уже ушла домой и у него есть полное право злиться. Возможно, он смилуется потом и простит эту девчонку, за что она окажется в неоплатном долгу.       Мальчик вспоминает о кудлатой девчушке, когда на улице начинает темнеть, а на домашний телефон звонит ее мать, с волнением интересуясь, не с ним ли ненаглядная дочурка. Он выходит на улицу и видит ее на скамейке, всю бледную, с синими губами и шмыгающую носом. У него замирает сердце. У Нати ведь слабое здоровье, а случись что – виноват будет он. Мальчик кричит на нее, зовет тупой, дурой, тупой дурой, а она улыбается, обнажая ряд зубов с пустыми отверстиями. Точно идиотка, думает он в тот момент. Девочка говорит, как рада его видеть и что счастлива, ведь Диего все же пришел. Зовет его играть в снежки, а затем падает в сугроб, вставая со скамейки, неспособная подняться. Он паникует. Ему впервые становится так страшно, и мальчик плачет, потому что не в состоянии сам довести ее до дома. А девочка улыбается слабо и называет маленьким ребенком, раз плачет. У него нет сил спорить, да и желания – тоже. Единственное, чего ему бы хотелось в тот момент, – это чтобы с Нати все было хорошо. Он впервые молится, вспоминая, как это делала мама, когда его сильно бредило. Мальчик обещает, что будет заботиться о ней, ведь сама она не сможет. Пусть только с этой глупой девчонкой будет хорошо.       Он постоянно спрашивает про Нати, когда ее кладут в больницу. Ему отвечают, что все нормально, а потом он слышит, что подружка чудом избежала смерти, выжив только благодаря вовремя оказанной помощи врачей. Внутри снежным комом нарастает противное и горькое чувство, не дающее остаться равнодушным и заставляющее его постоянно интересоваться ее здоровьем, просясь к ней в палату. Совесть давит на мальчика, заставляя все в груди сжиматься и ныть.       «Чтобы я тебя с дочкой Монтеро и близко не видел, — строго чеканил отец, покуривая сигару. — Можешь считать, что теперь защищать ее – не твоя забота. Хватит, «защитил» уже»       Но Диего упрямо продолжает проситься в больницу, пытаясь избавиться от этого противного чувства, из-за которого совершенно не может думать ни о чем другом. Ему все равно, что они не смогут поговорить и что, увидев ее, он только острее ощутит чувство вины. Сердце говорит, что мальчик должен прийти к ней, и тогда ей сразу станет лучше. Хочется заботиться о ней, потому что он больше не верит в пользу этих таблеток и микстур, которые так расхваливают в рекламах между показами передач. Диего чувствует себя виноватым.       А потому он бездумно срывается с места, хватая куртку и первый попавшийся шарф, который только смог найти, когда ему сообщают, что подружка пришла в себя. Так эта белая согревающая ткань впервые оказывается на его шее. Бежит, сверкая пятками, по коридору больницы, нередко сбивая пациентов и забывая извиняться, желает скорее добраться до палаты. Он врывается с шумом, весь запыхавшийся и вспревший, а еще получает замечание от медицинской сестры за то, что не надел сверху стерильный халат, да наследил порядком, оставив дорожку из грязных следов от подошв сапог. Но Диего лишь небрежно извиняется, а потом садится на стул рядом с койкой, наплевав на запреты сотрудницы больницы и ее ничтожные попытки выдворить несносного мальчишку из палаты. Грудь у него нараспашку, а куртка не застегнута, даже несмотря на то, что на улице – зима. Девочка улыбается слабо – температура все еще держится, пусть уже и не такая высокая. От друга пахнет улицей, по которой она уже скучает. В глаза бросается белый шарфик, который Нати прежде никогда не видела. Ее слабенькая ручка тянется к Диего, и цепкие пальчики сжимают в кулачок теплую ткань.       «Мягко», — говорит она хриплым от долгого молчания голосом.       А мальчик тем временем обращает внимание, что это новый шарф, который мать подарила отцу на прошлое Рождество, но Диего он понравился куда больше, поэтому и был отдан ему. Он длинный, неудивительно, что путался в ногах всю дорогу. А девочка тем временем подносит шарф к лицу, слабо щурясь от усталости.       «Хочу», — также хрипит она, утыкаясь в него носом.       Он хмурится: «Нельзя»       А девочка в ответ довольно, словно кот, прикрывает глаза и с улыбкой говорит: «Знаю»       В этот день она немногословна. Больше говорит Диего, а Нати просто слушает, теребя в руках все же отданным им шарф и пряча в нем время от времени лицо. Он рассказывает о тех вещах, которые случились, пока ее не было, а еще обещает приходить к ней и читать, если та захочет, на что девочка молча кивает. В тот день ей действительно становится легче, и болезнь медленно начинает отступать.       Уходя, он все же забирает шарф, который девочка так не хочет отпускать. Она дуется как маленький ребенок, но когда Диего собирается уходить, снова хватает за шарфик, задерживая его и шепча сиплым голосом тихое «спасибо». Одно это слово оставляет в его душе невидимый след, и ему хочется заботиться о ней еще пять лет, чтобы снова услышать это слово из ее уст. Ведь ничто так не ласкает слух, как искренняя благодарность.       Ему было десять, а ей уже исполнилось одиннадцать, но каким ребенком она казалась в сравнении с ним. Нати плохо что помнит с того времени, однако есть кое-что, запомнившееся навсегда, – мягкость шарфа Диего. Это как в детстве: увидишь какую-нибудь игрушку на витрине магазина – не оставишь в покое родителей, пока те ее не купят. Тут действовало примерно то же правило, и она не могла с собой ничего поделать, хоть и понимала, что вещица другу дорога. Желание взять свое и детский эгоизм брали свое. Но она так и не смогла уговорить друга расстаться с шарфом, который он стал потом носить постоянно с наступлением холодов. Шарф и сейчас на нем, она уверена.       — Нельзя, — он вырывает бутылку почти у самых губ, прикрывая ее горлышко.       — Но у меня горло очень сильно пересохло, — ноет девушка, сжимая губы в узкую полоску и косясь немного сердито на Диего. — Это ты не дал мне задержаться у Людмилы и допить чай! А он был очень вкусный, фруктовый!       Она почти обвиняет его, на что парень лишь усмехается. Ведет себя как маленькая.       — У тебя выпускные экзамены на носу, — он закрывает бутылку и кладет в сумку. — И не хватало еще, чтобы подхватила какое-нибудь воспаление легких, а ты в этом деле – мастер.       Нати ищет, что возразить, но так и не находит, а потому обижено отворачивается.       — Я не маленькая, — произносит она вдруг со всей серьезностью. — Прекрати опекать меня.       Диего останавливается, из-за чего ей приходится сделать то же. Девушка непонимающе смотрит на него, поправляя кудлатые темные волосы. Он скептично осматривает ее с головы до ног, хмурясь, а потом встает прямо перед ней.       — Чего? — непонимающе уставляется подруга на него.       — Как же, «не маленькая», — грустно усмехается он. — Ты, может, и не маленькая, вот только до сих пор без напоминания шапку и шарф не наденешь.       И правда, несмотря на холод, на ней нет ничего из этих вещей. Диего вздыхает, безнадежно, и расстегивает замок куртки. Он снимает с шеи белоснежный шарф, немного потрепавшийся за последние семь лет. Переводит взгляд с вещи на подругу, смотря на нее серьезно.       — Если я отдам его тебе… обещаешь не забывать надевать при выходе?       Она смотрит на него удивленно. Он и вправду собирается это сделать? Нати кивает, немного неуверенно, и Диего, неумело, разглаживает его на голове и завязывает вокруг тонкой девичей шеи. Девушка поправляет его, чувствуя, как становится теплее.       — Теперь пошли.       Нати вдыхает такой знакомый запах, чувствуя себя неловко. Шарф пахнет Диего. А еще он мягкий и теплый, как и руки друга всегда. Вот у нее ладони постоянно сухие и холодные, и с этим ничего поделать нельзя. И, в отличие от нее, парень никогда не жалуется и не ноет. А еще Эрнандес уверяет, что она вовсе не мешает ему, когда врывается в его дом, в то время как он готовится к экзаменам. Девушка прикусывает губу, чувствуя, как груди неприятно ноет. Все же он никогда ничего взамен не просит и никогда не думал.       — Спасибо.       И она видит на его лице улыбку, которую не видела уже очень давно.       — Всегда пожалуйста.       Неприятное чувство медленно уходит, и дышать становится легче. А еще становится легче вдыхать родной запах, коим пропитан шарф. Нати вжимается в плечи, наслаждаясь мягкостью и теплом шарфа, а Диего смотрит на нее, невольно улыбаясь.       Лучше пусть Наталия Монтеро остается такой, какая она есть. Пусть будет вести себя как ребенок. Он готов вытерпеть любые ее прихоти, пока чувствует, что нужен ей. Ведь нет приятнее занятия, чем помогать тому, кто в этом нуждается. Диего надеется, что она еще нескоро научится следить за собой самостоятельно. А еще надеется, что его белый шарф сможет хоть немного уберечь эту легкомысленную дурочку, что с таким довольным и красным лицом в него вжимается, от холодов.