Основы мироздания

— Не спрашивай меня о делах, Кей. Майкл Корлеоне. Крёстный отец

Мир, в котором жила Мария последние десять лет, принадлежал мужчинам. Все они, от значимых членов Семьи до рядовых служащих, всячески оберегали своих женщин от тревог — не важно, были ли их матери, сёстры, жёны, дочери в курсе семейных дел или ни о чём не подозревали, как Мария до недавнего времени. Они оплачивали их счета, выполняли любые их капризы, заваливали подарками, холили, лелеяли, отвечали на вопросы, не касающиеся источника доходов, поздних возвращений, оружия в ящике стола, внезапных отлучек, — и, будучи уверенными в своей правоте, принимали за них решения, если это могло затронуть бизнес. Решали, где жить, кому сообщать новый адрес, с кем водить знакомство, а кого избегать, куда устроиться на работу и устраиваться ли вообще, стоит ли дочери принимать ухаживания парня с соседней улицы, сыну — поступать в колледж. Решали мимоходом или после долгих раздумий, но в одиночку. Женщины оставались хозяйками в домах, но сами дома со всей обстановкой вплоть до коврика перед входной дверью были собственностью мужчин. Теперь, с оглядкой на прошлое, она видела, что находилась в тени Синдиката задолго до того, как переехала в поместье, потому что, сколько она помнила, решения принимали сначала дядя Джестер, потом Асаги, сначала прямолинейно и грубовато, потом мягко и дипломатично, но неизменно без её участия. Мир мафии держался на власти мужчин, и её попытка разрушить основы мироздания ни к чему не привела. Брендон… Брендон решил за них двоих, желая ей счастья, и Марию не осудили бы за согласие с ним: ей хотелось быть по-женски счастливой — простительная слабость. В законопослушном обществе, за счёт которого существовала мафия, осуждающе покачали бы головами — как-никак, цивилизованные все люди, а тут патриархат, иначе и не скажешь. А Мария подумала, что Синдикат был создан, чтобы защищать, и его члены, как могли, ограждали свои семьи от мафиозных разборок. Брендон хотел защитить её, и она почувствовала благодарность за то, что он так долго скрывал от неё правду, — но позже, когда прошла жгучая обида: её отвергли, передали из рук в руки. Мария прекратила бороться с установленным порядком вещей, смирилась и опёрлась на протянутую руку, вручив свою судьбу и себя этому человеку — Асаги, Большому Папе, боссу Миллениона. Главе Синдиката. Что ещё ей оставалось делать?