***
Затягивался медленно, вспоминая, как сегодня вдребезги разбилось всё то, что он так старательно возводил у себя в душе. Разбилась, царапая и разрезая осколками, стена, хранившая всё то, что было ему так глубоко и жизненно важно. Ничего не предвещало будущих страданий и тяжких дум, когда он взял задание вместе с Джувией, которая разумеется не с ним хотела на него пойти. Он не задумывался, что безразличие его под угрозой, когда нетерпеливо хватал её за руку, спеша на отправляющийся поезд. Он почти что не обращал внимания, как сквозняк от открытых настежь окон в вагоне поднимал юбку девушки, которую она не всегда утруждала себя одёргивать, рассеяно проводя по разлетающимся прядям волос пальцами. Гажил безразлично и внимательно наблюдал за ней, маскируя колющий взгляд за прикрытыми веками. Она не задумывалась о том, о чём и он думать не стремился, прекрасно зная, что это просто глупости. Посетить стоит ближайший бордель, да и пройдёт всё, не будет ему интересна ни задравшаяся юбка, ни влажные губы, которые так давно не улыбались той самой, ничего для Гажила не значащей улыбкой. Гажил еле заметно встряхивал головой, переводя взгляд на вечернее небо и выдыхал дым медленно, тягуче, прокручивая в голове воспоминания, которые были единственным напоминанием о случившемся. Единственным, если не считать синих засосов на теле Джувии, которая спрячет их разумеется завтра за очередным высоким воротником. Спрячет отметины от грубых пальцев на бёдрах высокими ботфортами и длинным подолом одежды. Если не считать царапин, рваных и болезненных, осталенных ею на его и так видавшей всякое, спине. Ничего не напомнит о ней, только носовой платок с синей каймой, которым она старательно и скрупулёзно вытирала ему кровь с лица, улыбаясь той самой улыбкой, своей мерцающей, редкой улыбкой, когда он победил. Она говорила тогда, своим тихим и вкрадчивым голосом, что не сомневалась. Так просто и без увёртываний говорила ему в лицо, что он один из сильнейших, кого она встречала на своём пути. Она говорила это так просто, так естественно, не стесняясь, не покрываясь смущённым румянцем, как делала это с другим, который и не позволил бы ей прикоснуться к себе, бросив небрежное "отстань." И что-то кольнуло, что-то растревожило его железное сердце, когда голос этот проникал в него, когда чуть трясущиеся холодные руки бережно и аккуратно вытирали его лицо, когда совсем рядом молочная кожа пачкалась о его смуглую, всю в кроваво-грязевых разводах. Что-то дрогнуло и разлетелось вдребезги, раня больнее ударов, кровь от которых она сейчас вытирала, не замечая его острого, пронзающего взгляда. Гажил прохрипел что-то, отшатываясь и тряся головой, грубо приказывая идти рядом. Ему нужно было, ему до острой потребности нужно было отдалиться от этого текучего говора, от этой мерцающей улыбки, от этих холодных рук. И он отстранялся, щуря глаза и утопая в водовороте мыслей, которые рвались и метались. А она шла за ним, неизменно тихая и спокойная, едва ли понимая, что что-то изменила безвозвратно, необратимо. Гажил шипел проклятия и ронял брань сквозь зубы, когда они карабкались по острым камням, срывая кожу с ладоней, подворачивая ноги и оступаясь на крошащихся валунах. Гажил ждал и не дожидался просьб о привале, остановке, хоть чего-нибудь ждал, ощущая почти потребность услышать голос этой странной женщины. Совсем не его женщины. Не его женщины, к сожалению. Хвалёное безразличие обратилось в насмехающуюся, смеющуюся во всё горло и голос гордость, которая не давала обратиться к Джувии, снимая и разбивая фразы с кончика языка. Гажил устал и искал место, где сможет не думать ни о переливе голоса, ни о белой коже. Они нашли озеро с ледяной водой, впрочем это не испугало ни одного из них. Они купались долго, по отдельности. Гажил наблюдал за светящимся в темноте силуэтом, окружённым водными струями и понимал, что что-то они не смогли сделать когда-то давно. Не смогли, делая вид, что и делать-то им было нечего. Гажил устало закрывал глаза и уходил под воду, не имея ни желания, ни сил думать о чём бы то ни было. Только почувствовал колебание воды и, открыв глаза, увидел белёсый силуэт напротив. Увидел только почти чёрные в окружении тёмной воды глаза, окутанные прядями волос, мягко касающихся лица. Ночь была лунной, и луна эта искажала, меняла всё, что казалось привычным и таким знакомым. Он тянул руки и сжимал крепко, чувствуя податливое тело, прижимающееся к нему крепко, будто сливающееся с ним. Чувствовал только пальцы в своих спутанных волосах и тихие, приглушённые полушёпоты-полустоны. Не помнил, как на берегу оказались, помнил только прикосновения. Они не церемонились друг с другом, оставляя отметины, царапины и синяки на теле. Они долго ещё дышали рвано и приглушённо, задыхаясь и вскрикивая. Долго ещё потом молчали, слушая только оживающую природу и покрываясь мурашками от предрассветного тумана. Они молчали, перекидываясь ничего не значащими словами на обратном пути в Магнолию. Гажил смотрел только в окно, и без беглых взглядов зная, что синяки на её бедрах и руках уже посинели. Он чувствовал, как и оставленные ею раны на его спине напоминают о себе постреливающей болью, которая приносила ему извращённое, странное удовлетворение. Они молчали, когда сошли с поезда, смотря друг другу в глаза, возможно понимая, что делают всё неправильно, как делали это всегда, на протяжении такого долгого времени. Гажил докуривал сигарету и выдыхал спёртый воздух медленно. Неправильно делать вошло у них в привычку, а привычки так трудно изменить. Возможно, однажды они опять поедут на миссию вместе, опять он почти безразлично бросит взгляд на её подхваченную ветром юбку. Возможно, они опять найдут то озеро, где вода тёмная и холодная, а луна яркая и всевидящая. Вот только сейчас, именно сейчас, переводя взгляд на сжатый в кулаке платок, он испытывал потребность не ждать этого когда-то. Не ждать милости судьбы, а сделать хоть что-то на протяжении такого долгого времени, правильно.Часть 1
9 марта 2015 г. в 21:18
Вода шумела и била упругими струями, стекая грязными ручьями в водосток. Он уже долго стоял под ледяным душем, равнодушный к холоду, который стал привычным. Привычным для тела, но для души всё такой же болезненный, всё такой же обжигающий, всё такой же душащий. Он не понимал, почему опять, почему снова чувствует это, ведь столько времени потратил на возведение толстых стен безразличия. Так долго и монотонно он зыбывал, старался забыть детали, иногда всплывающие в сознании. Детали, которые редко, мимолётно попадались ему на глаза и никак не хотели потухнуть, забыться окончательно. Он безразличен был ко всему, что связано было с ней, но отчего-то всё равно цеплял прищуренным взглядом мелкие, абсолютно ненужные детали.
Безразличен к синим глазам и холодным рукам. Безразличен к вкрадчивому и прохладному (если только разговор не касался несравненного Грея-самы) голосу. Безразличен к легкой походке и улыбке, которую он видел так нечасто. Не ту, которой она буквально захлёбывалась, стоило только ледяному магу появиться в поле её зрения. Не по этой глупой, влюблённой, зомбирующей улыбке он скучал, хотя не признавал этого, отворачивая голову от её светящихся обожанием глаз.
Скучал по той, которая мелькала иногда случайно,будто мимолётно, незаметно. Ценнее была, да только ему безразлично. Должно же быть безразлично. Он привык, что ничего его не интересует. А она особенно.
Он живёт без лишних мыслей о ком-то, кто давно уже часть его жизни, но эту самую часть он и не хочет замечать. Гажил зло шипит и впечатывает кулак в мокрый кафель, добавляя к грязным струям кровавые. Гажил раздражён, Гажил зол, Гажил не знает, зачем вообще думает об этом, стоя бесконечно долго под ледяным душем.
Закрывая кран, едва не вырывая его из стены, он проходит в комнату, связывая на ходу мокрые волосы в хвост на макушке, старательно вытирая их полотенцем, выжимая из них всю воду. Хватит с него воды.
Медленно идёт на балкон, затягивается сигаретой и пытается выхватить из лениво перетекающих мыслей что-то вечно ускользающее, не дающееся в руки. Настойчиво вертится в голове мысль о том, что когда-то давно, так давно, что кажется и не в этой жизни уже, он сделал что-то неправильно. Или не сделал, поглощённый только собой, не видящий, не слушающий внутренний голос. Когда-то давно, когда он ещё был одиночкой, когда ещё мог действовать, не оглядываясь на тех, кого называют друзьями. Когда-то, когда думать о таком было проще, когда не задумывался, что значат эти пульсирующие колючим комком мысли.