(Не)виновен

      Лондон славился как город туманов и бесконечных дождей, мистики и тайных надежд, запертых в самое укромное место. Город сразу приглянулся Изабель, едва она познакомилась с ним, прошлась по заполненным людьми улицам, услышала биение Биг-Бена, которое до странности было родным по ощущениям. Спокойный и ровный удар колокола отдавался в голове, буквально уничтожая гневные мысли, уступая место сладкой тишине.       Но Игрейна не любила дожди – слишком уж пессимистичный настрой они несли после первой капли, разбившейся о холодную землю. Однако во время решающего заседания в Вестминстерском дворце она хотела… нет – жаждала, чтобы на здание Ордена обрушилась настоящая буря, вырывающая крыши, сверкали молнии, поражавшие устойчивые стены, а ливень сдирал бы кожу и улыбки с каждого ухмыляющегося рядом лица. Изи мечтала, чтобы дождь растворил в призрачных каплях её саму, как огонь в камине пожирает брошенные листки бумаги – быстро. Она задыхалась от слепой ярости, сильно пульсирующей в висках, от духоты давно непроветренного помещения, где все окна были заперты, дабы ветер не сдул зажженные повсюду свечи; от одного вида заботливо отполированного стола, за который она села, почувствовав под пальцами, налегшими на гладкую поверхность, студящий холодок. Этот холодок не мог освежить головы, словно оказавшейся в котле с кипящим маслом. Игнорируя столкновение шторма и лесного пожара, образовавшегося в глубине душевной, превратившегося в настоящий ад, Изи оставалась спокойной, точнее, пыталась, не поднимая взора на брата или отца, вошедших следом.       Рыцарей Ордена учили быть стойкими при любых ситуациях. Учеников брали на попечение с юного возраста и предоставляли им разные условия для выживания в суровом мире. Изабель выносила все испытания, опираясь на поддержку брата, который в нужные моменты находился поблизости. Часто говорили, что она так хороша только благодаря влиянию своего лорда-отца, но никто не знал о единственном проигрыше, скрытом во тьме женского сознания: сердечном. Притом проиграла она именно тогда, у борделя, работающего на повстанцев, увидев Грейсона, предательски убегавшего за королевой бунтовщиков. Рыцарь, покинувший свой пост – ради чего? Ради красоты индианки или собственных целей? Изабель не верила себе до конца, пока не обнаружила мундир, брошенный за баром. Поцарапанного, пережившего года разных эпох, его бережно положили на полку, оставив пылиться, словно Грей хотел вычеркнуть эту форму из воспоминаний. Она взяла мундир и почти ласково стерла ладонью пыль, недавно покрывшую пластины. И что-то щелкнуло в голове Игрейны. Обида за Орден!.. Или глупая ревность.       Все должно было быть иначе. Грей знал это – и все равно поступал по-своему, не оглядываясь на девчонку, неотрывно провожающую его взглядом. Если сэр Галахад догадывался о чувствах подчиненной, то делал вид, что не замечает её. Изабель ослепила резь в глазах, и она скорее утерла рукавом навернувшиеся слезы. Только слабые плачут. А она сильная и докажет это всем, будь то отец, считавший её ребенком, или отважный рыцарь, которому нет дела до пустого флирта. Она показала, громко высказывая обвинения против Грейсона, сидящего на коленях у мраморного трона, на котором в прошлом восседали великие короли. И не вспоминала, что пару секунд назад готова была броситься вон из зала, чтобы не видеть уставшего лица любимого предателя. Внимание членов Ордена придавало сил, как-то поддерживало дух. Оставался Лафайет, вид которого говорил, что он один не желает такой участи своему наставнику. Изи хотела поддержать друга, но нельзя давать волю чувствам, иначе их обоих заподозрят. Благо, что новоиспеченный Персиваль держался, низко опустив голову и уговаривая себя не бросаться к Грею на защиту. Совсем недавно, перед началом совета, они стояли на балконе последнего этажа, в гробовой тишине, будто боясь нарушить её ненужными словами. Солнце восходило над городом, окрашивая серый туман в переливное золото, а поздняя осень красиво укрыла Лондон красной шубой из павших листьев.       Лафайет любил пошутить в напряженной ситуации, дабы как-то утихомирить раскалившиеся от произошедших событий минуты. Но на тот момент он молчал – молчал угрюмо, сильно сжимая руки в кулаки. Молчала и Изи, раскаиваясь, что вообще полезла в чертов бордель. Трудное испытание для них троих. Грейсону тоже выпала тяжелая доля. Окажись он в то утро рядом, не в тюрьме, Изабель обняла бы его позади, не стесняясь посторонних упреков или насмешек. Грей не станет вырываться, говоря, что это неправильно: он никогда так не поступит. Он продолжал бы смотреть, как поднимается золотистое светило, словно все так и должно было произойти.       Когда выносили вердикт, Изабель на секунду встретилась с предателем взглядом и будто провалилась в бездонную пропасть разочарованных, постаревших глаз. Она вновь стала задыхаться и потянулась к шее, чтобы ослабить хватку душившей цепи черного эликсира, как проклятого долга, грызущего изнутри. И поднялась, когда до неё дошла очередь, разрывающаяся на части, мысленно взывающая к несуществующим божествам, чтобы сказать последнее слово. Слово, которое, возможно, изменит отношение сэра Галахада к Изабель Д'Аргиль до конца веков, которое, скорее всего, убьет их обоих.       Изи проглотила вставший от слез ком в горле, не выдавая войны в своей душе. Пусть смотрят, пусть видят, насколько сильны рыцари Ордена. Пусть знают, что своими законами они вырывают человеческие сердца. "Не…" — Виновен.