За всё тебя благодарю..

Всю свою жизнь я искал непонятно что, искал свое место в жизни. Я бежал за какими-то призрачными идеалами, желал чего-то, не зная чего. Разменивая счастье, словно мелкую монету, я тратил свои силы совершенно не на то, на что надо было. Жаль, что это я понял не тогда, понял слишком поздно, только сейчас, колеблясь между небом и землей и буквально крича от бессилия из-за того, что снова в который раз причиняю боль любимому и самому близкому мне любимому человеку. Я придумал себе красивую историю любви и заставил себя (и не только себя) в неё поверить, тем самым принеся страдания ещё одному невинному человеку. Вера. Как же я виноват перед ней! Виноват за то, что, поддавшись тогда мимолётной слабости, позволил нам обеим придумать красивую иллюзию, которую мы важно именовали любовью. Да, все эти годы я думал, что люблю Веру, я хотел добиться её любыми способами, думая, что именно она тот человек, который мне нужен. Своими глупыми иллюзиями я умудрился разрушить жизнь сразу троих людей- свою, Верину и Илоны. Илона. Я сейчас вижу её перед собой, вернее, чувствуя, ощущаю её присутствие. Она сидит со мной рядом, держит меня за руку, что-то говорит, вспоминает. Опять на щеках ямочки появились. Волосы собраны в хвост- новая привычка. Раньше она любила ходить с пышными волосами, затмевая своими черными, как ночь, кудрями всех вокруг. Я чувствую тепло её руки, я слышу её голос и, словно наблюдая за всем происходящим со стороны, вижу слёзы на её глазах. Опять слёзы. Опять я делаю ей больно, заставляя плакать и страдать из-за меня. Чёртов идеалист, сколько раз ты искал истинное счастье для себя? И скольким людям сделал больно? Из-за меня музыка в душе Веры умолкла, из-за меня жгучая красотка Илона сейчас сидит подле моего неподвижного тела, вытирая капли слёз со своих щёк. Илона. Моя Илонка. Я виноват и перед ней. Ой, как виноват. И сейчас я, скрипя зубами от чёртового бессилия, наблюдаю за тем, как она плачет и не могу ничего сделать, не могу утешить её, прижать к себе, попросить прощение за все те унижения и боль, которую ей пришлось испытать из-за меня. Опять извиняется, глупышка. Моя маленькая девочка. Она и вправду, как ребёнок, большой ребёнок, на которого свалилось такое испытание и судьба, приказав незамедлительно взрослеть, нещадно испытывает её на прочность снова и снова. В моем воспоминании возникла картинка почти десятилетней давности, когда я, ещё выпускник финансового факультета Карагод Антон, впервые увидел в коридорах огромного офиса, куда устраивался на работу, немного надменную, но довольно красивую девушку, которая, даже не замечая меня, с кем-то увлеченно беседовала по дорогому телефону последней марки. Галантно махнув ручкой, она направилась к выходу, к красивой большой машине, которая наверняка ожидала именно её. Тогда всё так завертелось. Я начал ухаживать за ней, сначала она будто бы не замечала меня, но потом было понятно, что лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Даже замечая одну её улыбку, я был готов на любой подвиг ради неё. Ради неё или... Ради её отца и моего босса, который тут же заметил во мне хорошего специалиста и взял на работу, не взирая на то, что у меня практически не было необходимого опыта для занимаемой должности. -Ты парень серьёзный, толковый, нам такие и нужны!- с улыбкой произнёс Сергей Семёнович, разливая по рюмкам дорогой коньяк- ни капли мимо. Это и был, друзья мои, именно тот знак, не просто оказание части, а знак внимания, знак того, что я замечен, как специалист и как человек. С того дня я, невероятно волнуясь и даже не поспав всю ночь, делать всё, чтобы оправдать его доверие. А он лишь гордо улыбался, смотря на меня, когда день за днем я всё глубже погружался в работу и дела компании. -Смотри, сынок, рано или поздно ты станешь моим преемником, весьма достойным преемником!- говорил он, сдвигая пузатый бокал с дорогим, благородным напитком. Эти слова были для меня краше и выше любых похвал и с того момента я понял, что не имею права нарушить своего слова. Спустя время он стал для меня практически отцом, отцом, которого у меня никогда не было. Он научил меня не только деловой хватке, в которой у себя я всегда сомневался, но и многому чему другому, за что я ему очень благодарен. …Я всегда представлял, каково оно, там. Есть ли жизнь после жизни? Правда ли, что во время смерти человек взлетает под потолок, видит свое тело свысока, что вся жизнь пролетает перед глазами. Нет. Как ни странно, ничего такого не чувствую, не ощущаю. Я словно призрак- вот я есть, но в то же время, меня будто бы и нету. Я слышу всё, что мне говорят, но ответить не могу. Хотя, мне и есть что сказать. Эти слова буквально вырываются из меня, рвут меня изнутри, застревают комком в горле и томятся от бессилия из-за того, что я так и не могу их произнести Ей. Той единственной. Той, которая сейчас днюет и ночует у моей постели. Той, которая плачет по ночам, закусив кулак, а потом ходит, улыбаясь всем вокруг. Той, которая греет сейчас мою холодную руку теплом своих изящных ручек, что-то увлеченно рассказывая, той, которая одна верит в меня. Я слишком часто делал ей больно, думая только о себе, о своих чувствах. Я всегда считал Илону непутёвой, я недооценивал её. Оказывается, в ней скрывалась необыкновенная сила, огромная и беззаветная любовь, которая не требует ничего взамен. Впервые я это отчетливо заметил, когда мы сидели в моей палате перед моей операцией. Её слова «Надо же мне кого-то пилить, иначе моя жизнь потеряет смысл» настолько тронули мою душу, обнажили для меня её настоящие чувства и когда я сжал её дрожащие нежные ладони, я понял, что она говорила совершенно искренне. Она настоящая. Она не умеет скрывать свои чувства, не умеет притворяться. Она не выставляет себя напоказ, она знает все свои недостатки и даже умеет посмеяться над ними. Да, многие могут с первого взгляда посчитать её жестокой. Но она такая только ради того, чтобы защитить того, кого любит. Мне так хочется сейчас поднять руку, погладить её раскинувшиеся по одеялу локоны, но идиотское бессилие не позволяет мне этого сделать. Я словно наблюдаю за всем со стороны- за собой, неподвижным бессознательным овощем, к которому подключены многочисленные аппараты и трубки, за Илонкой, которая, склонив голову на кровать рядом со мной, задремала от накатившей на неё усталости. Я понял, что сейчас мои мысли вовсе не о том, как выбраться из этого состояния. Сейчас мои мысли только о моих девочках- об Илоне, Катюше. А как же Вера, спросите Вы? За неё я совершенно спокоен, у неё есть Влад и пусть они будут счастливы. Больно лишь из-за одного, что та блажь, которую мы оба столько времени считали любовью, мешала нам стать по-настоящему счастливыми рядом с теми, кого правда любим. Влад не даст Веру в обиду, так пусть же ребята обретут общее счастье. Но вот Илона. Только сейчас я понял, насколько была обнажена её душа. Она не умела скрываться, не умела блокировать чувства. И всё она переживала на полную- радости, горести и проблемы. Понятное дело, что сейчас ей труднее всех. Как же я виноват перед ней, ведь это именно из-за меня она прорыдала столько ночей, ведь из-за меня сломался то стержень у неё внутри, стержень неприступной Снежной Королевы. Я сломал, разрушил эту защитную оболочку в её сердце, обнажил её душу, обнажил и вместо того, чтобы её согреть, взять под свое покровительство, заботиться о ней, я остудил её, растоптал, оставил одну сиротливо мёрзнуть на вьюге под холодным ледяным дождём человеческого равнодушия. Жить. Как же до ужаса хочется жить. Словно в той песне. Сколько раз я слышал её и только сейчас я по-настоящему вдумываюсь в слова. Раньше мне хотелось изменить судьбу, я гонялся за какими-то призрачными идеалами, пытался чего-то добиться, что-то кому-то доказать. Я бросал, предавал, ломал судьбы и жёг мосты, думая, что так будет лучше для всех. Только сейчас до меня дошло, что ведь, по сути, я всегда думал только о себе и боялся лишь за свою шкуру. Я сломал жизнь Вере, Илоне, самому себе. Раньше я думал, что жизнь дана человеку для того, чтобы чего-то добиваться, что-то кому-то доказывать, гоняться за успехом в попытках завоевывать свое место под солнцем, которых и так в мире ограниченное количество. Что жизнь нужна, чтобы что-то кому-то доказать, чтобы заработать как можно больше денег, власти, уважения. Это надо немедленно, срочно, а остальное… А остальное прибавиться, появится и никуда не денется. Теперь же… Что теперь об этом говорить? Что уж говорить об этом сейчас, когда меня уже практически списали со счетов эти эскулапы, которые, ежедневно входя с заумным видом в мою палату, делают всё новые и новые гипотезы. Обычно в таких случаях люди сдаются, но мне наоборот так сильно хочется жить. Так сильно, как никогда. Жить потому, что так много всего недоделанного, неоконченного. Жить ради того, чтобы сказать самые важные слова близким людям, чтобы сделать всё для того, лишь бы они были счастливы. Илона и Катюшка, дочка. Моя родная дочь по крови. Чтобы сблизиться, наконец, с матерью и заботиться о ней. Раньше я не хотел жить под гнетом проблем и чувств, которые давили на меня, с которыми я никак не мог разобраться. Теперь же я понимаю, что, не смотря ни на что, хочу жить. Просто жить, любить, встречать рассветы, радоваться новому дню. Глупые люди. Они ведь не замечают, что именно в этом и заключается счастье. Настоящее человеческое счастье. Илонка улыбается, берёт мою ладонь в свою хрупкую ручку, что-то рассказывает. Я чувствую тепло её рук. На её глазах слёзы. Мне хочется дотянуться рукой, вытереть их, обнять её утешить, в который раз попросить прощение за всё то, что натворил, но вздор, дурацкий вздор не дает мне этого сделать и я лишь обессилено выдыхаю. -Антон… Антошка мой… Если бы ты знал, как мне не хватает сейчас тебя.- говорит Илона, нежно гладя меня по руке.- Ты знаешь, наша Катюшка так повзрослела за это время, что её просто не узнать. Даже не физически, а вот по духу. Она размышляет, как взрослая и всё время говорит о тебе. Мол, если я буду слушаться, значит, папа быстрее поправится и вернется домой. Кстати, а она выполняет свое обещание- беспрекословно слушает меня, Егоровну, няню. Даже ложится спать без капризов, но.. Но скрипку только забросила. Знаешь, что она мне ответила, когда я у неё спросила, почему она не играет?- Илона грустно улыбнулась сквозь слёзы.- Что играть надо, когда душа поет, а не тогда, когда она плачет. Знаешь, мне даже иногда кажется, что она маленькая понимает намного больше нас, взрослых. Кстати, вот! Это она просила меня передать тебе!- и Илона ставит на тумбочку возле моей кровати листик с рисунком.- Это Катюшка рисовала себя и папу. И поезд, на котором скоро папа должен приехать. Ей приснился сон, будто бы тебя куда-то уносит поезд, а ты обнимаешь её и обещаешь вернуться. Так что, прошу тебя, постарайся выполнить свое обещание.- сквозь слёзы улыбнулась Илона. Мое сердце сжалось. Бедная моя Катюшка. Бедные мои любимые девочки. Как бы мне хотелось быть сейчас рядом с ними, обнимать их, говорить о том, что я их люблю. Бессилие, чёртово бессилие! И этот вакуум, с которого нету никакого выхода. Когда ты рядом и одновременно тебя нет. Когда ты всё слышишь, ты чувствуешь каждую слезинку, каждую нотку боли, но ничего не можешь сделать, не можешь поддержать, утешить, помочь. -Знаешь, а я уверена, ты меня слышишь. Нет, ты совершенно точно меня слышишь.- с улыбкой говорила Илона, а по её щекам текли слёзы.- Я верю в это, я очень сильно верю и хочу, чтобы ты жил. Хочу больше всего на свете. Прости, что-то я опять расклеилась.- она резко вытерла слёзы и посмотрела на меня.- Минутная слабость, извини. Помнишь, ты спросил меня, хочу ли я, чтобы ты жил? Так вот, я хочу этого больше всего на свете. Да, раньше я думала, что ненавижу тебя, говорила тебе страшные вещи, желала самого ужасного. Я поступала с тобой так жестоко, ведь думала, что так будет всегда, что я всегда смогу сорваться на тебя, что ты всё время будешь рядом. Я тебя ненавидела, но в глубине души любила. Очень любила. Любила, люблю и буду любить всегда.- её нежный переливчатый голос. Немножко растрёпанные волосы. Ямочки на щеках. В тот момент я понял, что в вечных поисках счастья, в вечных мытарствах и душевных скитаниях я не замечал, что счастье-то здесь, совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Я (или вовсе не я, а моя душа или как там стоит называть в таких случаях), «стоя» за спиной у Илоны, нежно провел рукой по её волосам. Она, конечно же, не почувствовала этого, а продолжала смотреть на неподвижного «второго» меня, вернее, мою физическую оболочку. Илона улыбалась, но на её ресницах блестели жемчужинки слёз. Почему я раньше не замечал, какие у неё восхитительно длинные ресницы? Какое идеальное очертание контура пухлых губ? Какой по-детски милой она становится, когда при улыбке на её лице проступают ямочки? При жизни я был слеп, слеп и глух, самое странное и даже смешное, что «прозрел» я только тогда, когда оказался на грани жизни и смерти. Чёрт возьми, какой же странной иногда бывает судьба– надо было фактически умереть ради того, чтобы понять, кто на самом деле тебе дорог и тобою любим. -Господи, как подумаю, какой же я раньше была дурой! Почему я не ценила того, что у меня было? Почему я всё время трепала тебе нервы, почему не старалась тебя понять?- вдруг начала говорить Илона, очевидно, думая о том же, о чем и я в то время.- Если бы можно было вернуть потраченные на ненужные ссоры года вспять, я бы сделала всё, чтобы понять тебя, я бы откинула к чёрту свои дурацкие принципы, я бы…- сглотнула Илона тяжёлый ком горьких слёз, подступивший к горлу. И в тот момент я поклялся себе, что если выкарабкаюсь, то непременно сделаю так, чтобы с её глаз не упала ни одна слезинка. Если. Нет, не если. Никаких «если» и быть не может. Я точно выкарабкаюсь. Я должен выкарабкаться. Я должен хоть раз стать мужиком и сделать решительный шаг. И я ему сделаю. Я буду жить. Буду жить, во что бы ни стало! Буду жить ради близких и любимых людей, ради нашего общего счастья, которое мы заметили и обрели совсем недавно. Я откину в сторону свои эгоистические амбиции и полностью посвящу себе семье. Любимой жене, которая столько натерпелась ради меня и дочери. Своей родной дочери. Ради своей Катюшки. …За окном шумел мартовский весенний дождь. В палате было тихо. Илонка задремала, склонив голову на кровать, аккуратно держа мою руку в своих ладошках. Я ощущал тепло её нежных ручек и её души. Она верила. И она меня любила, искренне любила. А я отчётливо осознал, что не имею права уходить. Что обязан встать на ноги. Её рука. Её тонкая нежная ручка. Я ощущал её тепло. Внезапно, я нашел в себе силы и… Сделал робкое, неловкое движение, сжав её пальчики в своей ладони, чтобы убедиться, что это не сон, что она правда тут, со мной. -Антон? Антоша?- опешенно прошептала Илона, всматриваясь в мое лицо.- Антон, ты слышишь меня?! Антон!- затем, послышались звуки быстрых шагов и скрип двери.- Врача! Скорее врача!- испуганно кричала Илона, а затем, опять бросилась ко мне.- Антошка, родной мой, ты слышишь меня?! Держись, держись, милый мой, всё будет хорошо…