My Immortal girl

Часы пробили полночь В камине робко гаснет вечер И ты сидишь, здесь, у огня И тихо мучаешь меня: Своим печальным взглядом, Своим присутствием рядом. Своим нелепым взмахом, Своим привычным страхом. Ты не даешь покоя мне – Заснуть, не видеть, кровь, не видеть смерть, уйти в дыму и бросить мир. Ты заставляешь открывать глаза, Идти вперед, не смотреть назад. И жить, и жить и видеть заново твой взгляд… Ты все также сидишь у огня, Его пламя навек очаровало тебя. И ты знаешь, что сидишь не одна, Что я неотрывно смотрю на тебя. Ты – моя беда. (стихи мои) Прошёл месяц после той памятной ночи, когда Драко Малфой обрек себя на вечное повиновение и службу Темному Лорду. Николь почти не разговаривала с ним, они обменивались дежурными фразами, необходимыми разговорами, связанными с обязанностями старост. Дежурили вечером, привычно обходя школу в полном молчании, даже не смотрели друг на друга. Гарри и Рон очень часто спорили и ссорились с Николь из-за Малфоя. Гарри был в ярости от того, что Николь приходится дежурить, составлять планы и раз в месяц выводить третьекурсников в Хогсмид вместе с Малфоем. Он никак не мог понять, что это стандартные обязанности школьных старост. Николь это сильно задевало, может, она и не показывала этого, скрывала в себе, но пустые споры и бесконечные разговоры уже порядком достали ее. Гермиона игнорировала Рона, ведь теперь у «Короля Рональда» появилась подружка – та самая Лаванда Браун. Николь долго смеялась, когда узнала об этой парочке: совершенно тупая Браун и Рон – редко думающий, что сказать. Она видела, как взъелась Гермиона, но подойти и поговорить о ее «проблемах сердечных» не решалась и не хотела. Николь не была девушкой, имеющий большой опыт в любви и мимолетной влюбленности, ей было легче обсудить с Гермионой Ницше, чем отношения Рона и Браун. Но она была благодарна Гермионе за ее понимание в отношение с Малфоем. Грейнджер тоже защищала Малфоя в спорах и была полностью солидарна с Николь. С каждым днем все больше и больше Форс ощущала себя предательницей. Поначалу ей было тяжело недоговаривать и врать друзьям, но потом... Потом появилось странное ощущение, будто она глотает воздух, будто прыгает через речку, пролетая сотни метров над водой. Это очень странное чувство. Сначала оно просто одолевало ее, но потом, Николь чувствовала, как начинает врать все больше и больше, и сама стала путаться в своей лжи. Но она научилась подавлять в себе это странное чувство, она больше не летала через речку и не давилась воздухом. Николь поступила так, как давно велел ей профессор Снейп – абстрагировалась от внешних раздражителей и подавила в себе эмоции. Ее уроки с суровым мастером Зельеварения, которому повезло в этом году занять свою любимую должность профессора по Защите от Темных искусств, были весьма необычными. Николь даже не могла представить, сколько заклинаний, возможностей может открыть перед собой хорошо натренированный анимус. Гермиона была права, когда однажды, в споре между ней и Гарри сказала, что Снейп – отличный актер, умеющий импровизировать согласно ситуации, и при этом, не менять своей роли. Николь поражалась мастерству Снейпа контролировать и сдерживать себя. Всю свою сознательную жизнь, с того момента, когда маленькая девочка разочаровалась в жестоком реальном мире, она старалась стать безупречной, идеальной. Для того, чтобы у окружающих ее людей не было ни малейшего повода задеть ее или найти ее слабое место, чтобы идти с высоко поднятой головой и знать – никто не смеет отдавать ей приказы. И Николь убеждала себя в этом и сейчас, и тогда; но маленькие изменения, которые перерастали в большие дыры в ее идеальном плане, рушили ее мировоззрение, она чувствовала, как рассыпается ее каменная стена. Ей было очень стыдно за то ребячество, которое она позволила себе в разговоре с Малфоем, за свою несдержанность, бесконечную неуклюжесть и скверный характер, придававший ей безумия. Она ничего не могла сделать, все происходило настолько быстро, что иллюзии, построенные в идеальном мире, рассыпались, как песок в руках странника, попавшего в пустыню. Ее маска подобно высохшей фреске осыпалась, оставляя лишь облупившуюся краску. Год назад она бы рассмеялась в лицо тому, кто осмелился бы сказать, что она будет помогать, жалеть и общаться с Драко Малфоем, как старые друзья. Но… может к счастью, а может – нет, то время, когда Драко Малфой рыдал в общей гостиной школьных старост на плече Николетт Форс – уже прошло. Сейчас, они сухо существовали друг с другом, просто довольствуясь кивком головы вместо слов приветствия. *** Николь медленно брела по унылому внутреннему дворику Хогвартса, поплотнее запахнув шерстяную кофту. Она шла на занятие к Снейпу, обычно она идет туда с большим энтузиазмом, но сегодня что-то сильно беспокоило девушку. Николь лениво поддевала носком сапог редкие камешки и ворохи опавших, тронутых инеем листьев. До подземелий Снейпа можно было добраться и не через внутренний дворик, но Николь хотелось пройтись. Первые звезды зажигались на унылом сумеречном небе, и она вспомнила, как в детстве, лет в десять, верила, что ее мама живет на далекой-далекой звезде, и если перед сном очень-очень сильно попросить – мама придет во сне, и будет разговаривать с ней до самого утра. Маленькой, Николь всегда выглядывала вечером в окно и искала на небе самую яркую звезду – там жила ее мама, а рядом с ней должен жить папа. Девушка грустно усмехнулась. Даже в шестнадцать лет, зная главные законы физики, основы межпространственной магии, астрономические явления, она не переставала верить, что там, далеко-далеко на небе живут ее родители. Ведь… должно же быть у человека хоть что-нибудь, ради чего ему хотелось жить. Николь прошла дворик и вышла в коридор, ведущий к подземельям. Она замерзла, но холод ее мало беспокоил. Сегодня ей не хотелось идти в сырые подземелья, опять учиться управлять собой. У нее была странная внутренняя растерянность и полное безразличие. Но вот она уже прошла темный, освещаемый лишь парой факелов, коридор и дверь бывшего кабинета Зельеварения была совсем близко. Николь вошла в кабинет и удивилась тому, что парты сдвинуты к стенам. Похоже, Снейп подготовился к сегодняшним занятиям, чего нельзя было сказать о Николь. - Здравствуйте, профессор, - поздоровалась она, безразлично оглядывая класс. - Добрый вечер, - сухо ответил Снейп, которому явно тяжело довались приветствия со студентами. – Вы подготовили доклад по магическим аурам? - Конечно, - Николь положила свернутый пергамент на дубовый стол профессора. Снейп бросил взгляд на пергамент и поднялся из-за стола. Он стремительно прошел в конец класса и остановился около странного плательного шкафа. Николь только сейчас заметила этот шкаф, прежде не стоявший в классе. - Вы знаете, что здесь, мисс Форс? – спросил Снейп, и с этими словами что-то загремело и запрыгало в шкафу. - Нет, - честно ответила Николь. - Это боггарт, мисс Форс. Вы знаете, что это? - Да. Это наши страхи. - Не научно, но верно, - прокомментировал Снейп. – Сегодня, вы попытаетесь без помощи палочки, управляя только внутренней магией… обезвредить боггарта. - Обезвредить страх – невозможно, профессор, - безразлично заметила Николь. - Значит, вы сделаете невозможно, - язвительно бросил Снейп, подходя ближе к Николь. Николь кивнула. Она не хотела спорить или лишать свой факультет баллов. Может, Снейп и относился к ней лояльно, но не настолько, чтобы терпеть ее плохое настроение. Он взмахнул палочкой, и дверцы шкафа заскрипели, медленно открываясь. Николь попыталась рассредоточиться, она не хотела, чтобы боггарт принял обличие одного из ее страхов. Ведь дать кому-то увидеть свои страхи, значит обнажить душу, и навсегда попрощаться со своей амплуа. Из шкафа выплыл большой комок чего-то непонятного и стал быстро вращаться, трансфигурируясь в различные предметы, но, так быстро меняя облик, что Николь не успевала различать, во что именно превращался боггарт. Через пару секунд перед ней оказалось облако пыли и дыма, чего-то серого, что вилось вокруг нечеткой черной фигуры. Девушка застыла и остекленевшими глазами смотрела на своего боггарта. Она была уверена, что очистила разум, убрала эмоции, что боггарт не примет никакое обличие, но она ошиблась. Профессор Снейп внимательно смотрел на девушку, изредка бросая взгляд на массу дыма. Николь почувствовала, как входит в оцепенение, как теряет контроль над телом и разумом. Она попыталась сосредоточиться на заклинании, на своей защите. Чтобы противостоять Страху, нужно вспомнить Радость, которая его прожжет и поглотит. Картинки детства как в быстрой перемотке мелькали в воспоминаниях Николь, но все это было не то, не было той Радости, которая бы поглотила Абсолютную пустоту. Но вот, она вспомнила… это было совсем недавно, так недавно, что казалось, она видит наяву все, что происходило в тот момент. Николь почувствовала, что это именно то, что она искала, магия зарождалась где-то внутри и волнами подступала к рукам. Большой дракон образовался из серебряной сферы, которую создала Николь, и полетел прямо в дым, на боггарта, сжигая его своим сиянием. Николь со смешенным чувством следила за драконом, который таял в воздухе вместе с боггартом. Наконец последние завитки дыма и серебряного свечения растворились, и Снейп взмахнул палочкой, запирая шкаф. Николь вышла из оцепенения и странно посмотрела на профессора: она не была удивлена, тем, что произошло, не была подавлена из-за своей медлительности и нерешительности. - Вы подавили свой страх заклинанием Патронус? – наконец спросил Снейп. Если он и был удивлен столь эксцентричным выбором заклинания, то хорошо скрыл это. Его лицо ничего не выражало, а голос был привычно холоден. - Боггорты не только превращаются в наши страхи, они берут взаймы наши наиболее яркие желания - сказала Николь, крутя в пальцах волшебную палочку, которую достала из кармана. - Вы хотите сказать, - издевательски начал Снейп, - что ваша личность и ваше подсознание боится фигур в тумане? - Нет, это не туман, это мое понятие о страхе. По-моему это весьма логично бояться самого Страха. - Логично, как и вы сами, - заметил Снейп, наблюдая за девушкой. – Почему – Патронус, мисс Форс? Вы не знаете заклинания Риддикулус? - Без помощи палочки легче вызвать Патронуса, чем сосредоточиться на чем-нибудь смешном. Я читала, профессор, - Николь присела на стул, около сдвинутой к стене парты, - что Патронус – это отражение души человека, это то, что идет с нами рука об руку с самого рождение, неотъемлемая часть нашей жизни. Просто, кто-то подавляет в себе помощь Патронусов, а кто-то стремится возвысить их магию и достичь более высоких результатов. Патронус – это наши светлее воспоминания. Так почему же они не могут защитить нас от наших страхов? - Вы правы, - кивнул Снейп, он все также стоял рядом со шкафом, и в полумраке кабинета не было видно, как его губы дрогнули в еле заметной улыбке. – Я не думал, что вам известны такие глубокие аспекты внутренней магии. Патронус, как вы поняли, питается светлыми чувствами и воспоминаниями, если таковых нет, следовательно, нет и Патронуса. Это противоположность нашим страхам. Поэтому с вашей стороны было весьма логично использовать именно это заклинание. - Вот видите, - как-то грустно усмехнулась Николь, - Патронусы – отражение души человека, моя душа состоит из сетей расчета и сплетена логикой. - Это не так плохо, - Снейп вышел из тени, - Логика – анатомия мышления. Вам повезло, что вы, учась на Гриффиндоре, обладаете этим качеством. - По-вашему , ни один гриффиндорец не способен мыслить логически? – усмехнулась Николь. - Во всяком случае, точно не ваш дружок Поттер, - язвительно ответил Снейп. – Мисс Форс, я думаю, на сегодня хватит пустых разговоров, и вы наконец приступите к следующему моему заданию? Она не стала спорить. Ее маленькая победа, лишь чуть больше придала ей уверенности, но присущая ей меланхолия, только усилилась. Николь молча последовала за профессором в кладовку для зелий. Наверное, ей предстоит провести эксперимент с каким-то зельем, которое Снейп приготовил для нее. *** Николь снова шла по темному коридору, ведущему из подземелий. Она устала. Но помимо желания поскорее заснуть ей хотелось кое-что узнать. Сегодня вечером, когда серебреный дракон вырвался из сферы и победил богггарта, она вспомнила очень важную вещь, которая не давала ей покоя уже несколько недель. Ее Патронус напомнил ей то, что имело очень большой смысл для Николь. Столько проблем, навалившихся на нее в один момент, как-то стерли в ее голове самое важное. Николь гадала, пока шла по темному коридору - как отнесется к ее приходу профессор Дамблдор, к которому она сейчас собиралась. Она так и не рассказала директору о той шкатулке из воспоминания о Томе Риддле. Она была слишком зла на директора за паутину интриг, которой он окутал ее и Гарри. Девушка никак не могла привыкнуть к кардинальным изменениям в своей жизни, все происходило слишком быстро для нее. Поэтому сейчас Николь предпочла забыть события последнего месяц и обратиться к директору за помощью и советом. Как бы сильно она не осуждала Дамблдора, Николь не могла отрицать, что этот человек обладает уникальным талантом манипулировать людьми. В памяти невольно всплыли слова профессора Снейпа: "Так или иначе, каждый план Дамблдора всегда осуществлялся. Хотите вы того или нет – у вас уже нет выбора." Как же прав был тогда Снейп, Николь только сейчас до конца осознала весь смысл его слов. Девушка невольно усмехнулась, только Снейп мог столь туманно, но в тоже время столь точно дать определение Дамблдору. Николь прошла длинную лестницу второго этажа и свернула в коридор, ведущий к кабинету директора. Дойдя до каменной горгульи, она остановилась и только сейчас поняла, что не знает пароля от директорского кабинета. Николь разочарованно вздохнула, было очень обидно сделать такой крюк и поймать себя на мысли, что ты не знаешь пароля. - Мисс Форс, не ожидал вас встретить в столь поздний час, - Николь сразу узнала этот голос. Она развернулась на каблуках и увидела директора. - Профессор Дамблдор, я хотела поговорить с вами, - обратилась Николь к нему, разглядывая старика в тусклом свете факелов. Его лицо казалось непривычно серым, морщины еще больше избороздили его высокий лоб, а глаза мутно смотрели на нее и не блестели привычным лукавым огнем. Голос был тих и вкрадчив. - Конечно, мисс Форс, только если это дело не терпит отлагательств, я согласен вас выслушать, даже невзирая на нарушение правил. - Простите, профессор, - Николь кинула быстрый взгляд на наручные часы и отметила про себя, что визит и впрямь слишком поздний, - боюсь, этот разговор больше нельзя откладывать. - Тогда, проходите, - Дамблдор простодушно улыбнулась, как он делал это всегда, спрашивая Гарри про его друзей и школьные успехи. – Надеюсь, вы не откажетесь от чашки чая? Николь согласно кивнула и последовала за директором к каменной горгулье. Директор назвал пароль - очередное название, очередного пудинга. Николь подумала, что если бы она не встретила Дамблдора, то перебирать бы ей названия пудингов до рассвета. Лестница бесшумно скользила вверх и остановилась напротив дубовой двери. Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, и невидимая защита спала с двери кабинета. Зайдя внутрь, Николь огляделась: директорский кабинет продолжал "жить" даже ночью. Фоукс переминался на своей жердочке, непонятные предметы на многочисленных столиках крутились вокруг своей оси, перемещались от одного края стола к другому и подпрыгивали, беззвучно опускаясь обратно, старая Шляпа лежала на книжном стеллаже, храпя, как столетний волшебник. - Присаживайтесь, Николетт, - указал директор на кресло, стоящее напротив массивного письменного стола. Сам он сел за стол и призвал две фарфоровые чашки и заварочный чайник. - Как продвигаются ваши занятия с профессором Снейпом? - поинтересовался Дамблдор, разлив заварку в чашки. - Спасибо, хорошо, - лаконично ответила девушка, принимая чашку из рук профессора. - Надеюсь, ваши занятия будут более продуктивными, чем прошлогодние уроки оклюменции Гарри? - Надеюсь. Николь замолчала и сделала глоток приторно-сладкого чая. Дамблдор обеспокоено посмотрел на нее. - Вам, наверное, очень трудно сейчас, - сочувственно сказал он, наблюдая, как Николь морщится от противного вкуса чая. - В этом полностью моя вина, должен признать, я не должен был взваливать на вас столько забот и проблем. Но вы должны понимать, все, что я пытаюсь делать для вас и Гарри, делается... - Во имя всеобщего блага, не так ли? - Николь поставила чашку на темное покрытие стола и внимательно посмотрела на волшебника, сидящего перед ней. На лице Дамблдора проскочила растерянность и сменилась едва заметным страхом. - Вы ведь этим лозунгом руководствовались, когда сотрудничали с Гарельтом Гриндевальдом? И к чему это привело? - Я допустил ошибку, - после некоторого колебания ответил директор, - это в прошлом. Сейчас обстоятельства изменились, и я вовсе не это хотел сказать. Позвольте, откуда вы узнали о моем... сотрудничестве с этим волшебником? - Из книг, - невозмутимо пожала плечами Николь, как будто, только что сказала прогноз погоды на завтра. - В одном учебнике, который велел мне взять профессор Снейп для занятий с ним, говорилось о том, что Гарельт Гриндевальд пытался использовать очень сильную магию, которая была сравнима по силе разве что со стихийной. И еще там была статья о вас. - Вы хотели поговорить об этом? - учтиво поинтересовался Дамблдор. - Нет, профессор, совсем о другом, - меланхолически проговорила Николь, невидящим взглядом смотря на темною ночь за окном. - Помните, то воспоминание о детстве Тома Риддла? То, в котором вы сообщили ему, что он волшебник? - Конечно, - кивнул Дамблдор. - Почему вы показали мне именно это воспоминание? - спросила девушка. - В детском возрасте человек не ставит осознанные блоки и не прибывает в вечно скрытом состоянии. Конечно, детям свойственна депрессия, но именно депрессия, а не ненависть, направленная на весь мир. Я думал, вам будет намного легче составить мнение о Томе Риддле, когда он был еще ребенком. - Вы правы, профессор, но зачем вы показывали мне это? - Николь перевела туманный взгляд на директора, и теперь на ее лице читался прямой вопрос. - Вы не догадываетесь? - снисходительно улыбнулся Дамблдор. - Смутно, - коротко ответила девушка, мысленно проклиная директора за его дурацкий вопрос. Дамблдор сцепил длинные узловатые пальцы под подбородком, не обращая внимания, что его почерневшее запястье полностью выглядывает из рукава мантии. - Вы юная леди, воспитанная в лучших традициях чистокровной семьи. Вы прекрасно знаете ценности чистокровных родов и всегда отстаиваете свои принципы. Вы же ведь не раз задумывались, почему шляпа распределила вас именно на Гриффиндор? Николь согласно кивнула. Дамблдор улыбнулся и продолжил: - Вы думаете, что ваше место на Слизерине? Я не вижу причин осуждать вас за это, - одинаковых людей не бывает, Николетт. Нет ничего абсолютного. - Я знаю, - ответила Николь, не понимая, зачем профессор рассказывает ей это. - Конечно, вы знаете, - Его глаза заблестели прежним азартным огнем. - Вы не делите людей на плохих и хороших, в отличии от Гарри, в этом ваша сила. Что толку, что Гарри негативно относится к профессору Снейпу, ведь ничего кроме проблем он не смог извлечь из общения с ним. Вы же - полная противоположность. И должен заметить, холодный рассудительный ум и умение сдерживать себя прерогатива Слизерина, но вы не оставили Гарри в прошлом году в Министерстве и, могу поспорить, даже не думали о побеге с поля боя - это несомненно проявление гриффиндорского духа. Можете не беспокоиться, Николетт, главное не сомневайтесь в себе. В остальном, - будьте уверенны, вы найдете себя. Николь удивленно посмотрела на директора. Она решительно не понимала, зачем старик рассказывает ей все это. Конечно, девушка не раз сомневалась в правильности решения Распределительной шляпы и особенно стала задумываться о своем возможном существовании на Слизерине, когда помогла Драко Малфою и скрыла правду от Гарри. Николь подняла изумленный взгляд на Дамблдора. "Неужели он знает о Малфое?" Дамблдор загадочно улыбнулся, хотя было видно, что улыбка далась ему с трудом. За все время беседы Николь казалось, что директор очень плохо себя чувствует, и девушка уже не раз пожалела о том что пришла. Но если профессор знает о том, что Драко Малфой принял сторону Воландеморта, то почему не предпринимает никаких действий? - В этом нет необходимости, - прозвучал тихий голос директора. Черт. Она и забыла, что Дамблдор неплохой легимент. - Тогда объясните, профессор, почему именно я? - поражено воскликнула Николь. - Потому что вы очень похожи, - прозвучало в ответ. Николь ничего не сказала больше. Еще было много вопросов, связанных с Малфоем, но она понимала, что Дамблдор на них не ответит. Она повернулась к окну и обижено поджала губы. Как же ее бесило, когда люди не считались с ней. - Вы хотели спросить меня о чем-то еще? - заметил Дамблдор, не обращая внимания на обиду девушки. Николь повернулась и внимательно посмотрела на старика, прикидывая, спрашивать ли его или уйти из кабинета не попрощавшись? Любопытство - победило. - В том воспоминание я слышала песенку, - девушка запнулась и, задумчиво накручивая прядь белых волос на палец, продолжила, - мне показалась, она была очень знакомой, ее пела какая-то девочка, ее я не видела. Я видела только шкатулку. Железную музыкальную шкатулку, в которой крутилась тряпичная куколка. Потом я увидела ту же шкатулку у Тома Риддла, он держал ее в руках. Сначала это была губная гармонь, а потом она превратилась в шкатулку. Я хотела спросить, возможно, ли такое, профессор? Дамблдор задумчиво посмотрел на девушку и сцепил руки замком на столе. - Это очень странно, - задумчивым и серьезным голосом сказал он. - То, что вы видели - невозможно. Воспоминание принадлежит мне, но я не помню ничего подобного. - Но я своими глазами видела это! - воскликнула Николь. - Вы могли ошибиться, - снисходительно предположил Дамблдор. - Нет, нет,- она замотала головой, - этого не может быть. Ведь не сошла же я с ума? Директор скептически посмотрел на девушку, но ничего не сказал. - Вы же ведь не думаете... - начала Николь, но замолкла. Она была поражена. Она надеялась, что Дамблдор, просто объяснит ей смысл этой шкатулки, она думала, что эта вещь была очень важна для Тома Риддла. Но... девушка даже не могла предположить, что все увиденное ею - лишь игра ее больного воображения. - Вы мне не верите? - тихо прошептала она. - Послушайте, Николетт, - обратился Дамблдор, - я верю вам. Но вот только то что вы говорите - никак не может быть правдой. - Но, проф... - Послушайте, - перебил ее Дамблдор. - Не имеет никакого значения, верю я вам или - нет. То, что вы рассказываете, могло быть вызвано какими-то вашими детскими воспоминаниями, схожей обстановкой или похожими голосами. Здесь могло сыграть ваше воображение. Может вы увидели похожий предмет, который ваше подсознание приняло за ранее знакомую вам шкатулку. Вы ведь сами сказали, что где-то слышали музыку раньше, значит, какой-то фактор заставил вас поверить в то, что вы видели. Такое случается. Николь отрицательно покачала головой. Она не видела шкатулки раньше и точно не могла слышать песенки, как бы она не старалась, но ничего подобного она не помнила. - Может ли мой мозг, на подсознательном уровне пытаться что-то передать мне? - Вполне возможно, но маловероятно. Николь вздохнула. Она еще минуту посидела в кресле, раздумывая над словами Дамблдора, а потом стремительно поднялась. - Вы всегда находите логические объяснения, - догнал ее голос директора у двери, - в этот раз у вас тоже все получится. Николь кивнула, в знак благодарности и прощания и дернула ручку двери. Время уже давно было за полночь. А она - староста школы, брела по темным коридорам в Башню старост. Старый портрет скрипача недовольно поморщился, увидев загулявшуюся девушку, но, фыркнув, все же пропустил ее внутрь. Николь не обратила внимания на привередливого скрипача. Ее мысли были далеки от этого. Она бесшумно ступила в гостиную. Огонь тихо потрескивал в камине. Ее взгляд скользнул по темной комнате, освещаемой лишь тусклым светом камина, и остановился на юноше, сидевшем в кресле. Малфой вздрогнул и дернулся в ее сторону, когда она вошла, но увидев на пороге Форс, повернулся обратно к огню и продолжил смотреть на пламя все столь же пустым взглядом. Николь пересекла комнату и в нерешительности остановилась у письменного стола, рассеянно собирая учебники и листы пергамента. Николь как-то сразу растерялась, увидев Малфоя. Она совсем была не готова видеть его зажатый, потерянный профиль, на котором плясали странные тени, отбрасываемые пламенем. Николь незаметно развернулась и краем глаза посмотрела на парня: его острые черты лица были хорошо видны на фоне яркого огня, пустые серые глаза, казались стеклянными, а черные синяки под глазами резко выделялись на его алебастровой, ставшей болезненно-бледной коже. Николь оставила стопку книг и присела на диван. Она посмотрела на огонь, чувствуя неловкость - ей казалось, что она нарушает какое-то странное ощущение покоя, принадлежащее только Малфою. Странное умиротворение нес огонь, игра пламени завораживала. Огненные языки мягко лизали дрова, оставляя на них свои отпечатки... *** Он вздрогнул, когда услышал, что кто-то вошел в комнату. Зря он испугался - на пороге была Форс. Кто кроме нее еще мог сюда войти? Бледная, уставшая, со своим вечным задумчивым взглядом. Сейчас, после целого дня, проведенного в ожидании письма от матери, он чувствовал себя выжитым и опустошенным. Рядом, на кофейном столике, лежал свернутый пергамент с фамильным гербом Малфоев. Драко быстро отвел взгляд от письма, слова матери, изящным почерком выведенные на бумаге, сейчас приносили больше боли, чем когда-либо. Он почувствовал пристальный взгляд. Форс. Наверное, опять его жалеет. Драко незаметно повернулся в ее сторону и изучающе посмотрел на девушку. Она сидела на краю дивана, аккуратно сложив тонкие руки на коленях. Ее волосы серебристым потоком спадали с плеч и светлым ореолом обрамляли бледное лицо. Форс напряженности смотрела на огонь. Он поднялся, и, обойдя диван, подошел к столу. Во втором ящике лежала бутылка недопитого огневиски. Драко одним движение выдернул пробку и, бросив ее на стол, прошел обратно к дивану. Он даже не стал искать стакан или бокал - из изысканной хрустальной посуды пьют, когда на душе праздник или грусть, а когда тебя переполняет серое безразличие, и ты готов блевать от этого всепоглощающего чувства, то хлестать алкоголь из горла - тоже подойдет. Николь на секунду оторвала взгляд от огня и с отвращением посмотрела на бутылку в руке Малфоя. Он криво усмехнулся, увидев ее реакцию, и сделал глоток. Обжигающая жидкость растеклась по горлу и плюхнулась огненным комком где-то на дне желудка. Ему не стало легче. Это было глупо - думать, что полбутылки виски спасут его от вселенского наплевательства. Николь не могла просто сидеть и смотреть, как он напивается. - Малфой, - неуверенно начала она, - может... расскажешь, что случилось? Малфой тупо уставился на девушку, будто не понимая ее слов. Он сделал еще один глоток, а затем, не сказав ни слова, передал Николь письмо матери. Форс бережно расправила пергамент на коленях. От аккуратных бисерных строк Нарциссы Малфой рябило в глазах. Она ласково обращалась к сыну и в нескольких предложениях кратко описала дела в поместье. Было видно, что она волнуется за него, в дежурных холодных фразах проскакивали теплые строчки. Но это было не главным смыслом письма. Николь удивилась, насколько много событий может свалиться на человека в один момент. Миссис Малфой сообщала, что отца Драко приговорили к поцелую дементора. Николь поражено посмотрела на Малфоя. Узнать из письма матери, что уже на Рождество ты останешься без отца, по меньшей мере - шок. Теперь Николь его понимала. Да, несомненно, мистер Малфой не был человеком, к которому она испытывала жалость или симпатию, если это можно так назвать. Он хотел убить ее. И не только хотел, а сделал бы это - если бы не ее своеобразная родовая защита. Николь ненавидела его почти так же, как убийцу своих родителей. Но... для нее он - человек, благодаря которому ее жизнь чуть не оборвалась, а для Драко Малфоя он - отец, идеал. Николь опустила взгляд обратно в пергамент. Ей стало стыдно за свою ненависть. Ей казалось, что Малфой физически ощущает, как что-то внутри нее радуется вынесенному приговору. Следующая строчка, последняя, сообщала о дате прибытия в поместье на рейд. Николь могла поклясться, что последняя строчка не принадлежала миссис Малфой, она бы не очернила жуткую новость о скором конце мужа - сухой датой рейда. Ведь каждый рейд был звеном в цепи, ведущей к гибели Драко. Николь скатала пергамент. Она ничего не могла сказать. Ей стало жаль Малфоя. Ей стало до жути обидно, что все это происходит с этим парнем. Она ведь уже довольно долго знала его, знала настоящего Драко Малфоя. Что-то бухнуло из середины груди и упало в пятки. Николь неотрывно смотрела на огонь. Бутылка огневиски стояла на столике. Малфой, сгорбившись, сидел в кресле рядом. Он внезапно поднялся, неуверенно держась на ногах и неровной походкой подошел к Николь. Драко протянул руку за письмом. Николь вложила пергамент в дрожащую руку Малфоя. Ей показалось, что он или она слишком долго задержались, передавая письмо, и его пальцы не хотят отпускать ее. Но Драко взял письмо и положил в карман брюк. Он в нерешительности стоял около дивана. Николь подвинулась, хотя надобности в этом не было. Малфой пошатываясь, опустился рядом. Они оба смотрели на огонь. Николь уверенно протянула руку и сжала его ладонь, покоившуюся на колене. Теплые пальцы сжали в ответ ее ладонь. Они сидели молча двадцать минут. Может больше. Может меньше. Он заговорил первым: - Отец всегда говорил, - его обычно надменный голос, охрип от долгого молчания и выпитого ранее алкоголя, - что голубые глаза принадлежат только женщинам, способным выдержать в своей жизни все. Мама справится, отец знает, что она сильная. - И ты справишься, - тихо прошептала Николь, - у тебя глаз, как сталь, а сталь крепкая.