Школьные будни Лос-Анджелеса.

POV Даниэль Мурилльо. – Лети, птичка, ты свободна! - весело крикнул довольно высокий мексиканец, выкинув макет дятла в окно. Идиот... Я сидел за своей партой, наблюдая за бегающими по классу учениками и уворачиваясь от летящих из стороны в сторону бумажных самолетиков, учебников, ручек и прочих школьных принадлежностей. Черт! Надо было сесть на первую парту, а то здесь, в самой жопе класса, небезопасно. Ржач в первом ряду не прекращался. Кто-то, задыхаясь от смеха, крикнул: – Дилан! Нахрен ты ее выкинул?! Ясно. Значит, его зовут Дилан (до этого я знал только его фамилию, и то, благодаря учителям). Как я понял, он здесь горячее шило в заднице, головная боль и нарушитель дисциплины номер один. И это не мое мнение, а мнение всего этого психдиспансера. К Дилану подбежал один из главных красавчиков школы. Джордж Рейган, вроде. Он чуть ниже Альвареса, но гораздо крепче. Девушки, я вас начал понимать. – Шухер! Шухер, пацаны! Я только сейчас заметил, что все это время в дверном проеме зависал мой, как оказалось, сосед, сидевший за партой прям передо мной. Арон Эрликман. Он всегда занимал пост у дверей и предупреждал остальных о приходе учителя, чтобы они успели вовремя разбежаться. Как я и ожидал, все попрыгали по своим местам, причем Арон умудрился удариться бедром об угол своей парты. Выругавшись сквозь зубы, он уселся на стул, потирая ушибленное место. Только первый урок третьего дня моего пребывания здесь, все должны быть сонными! Но нет, они меня уже успели достать за прошедшие полчаса. В класс зашла наша учительница по химии, Лэрин Дитрих. Осмотрев всех, ее взгляд остановился на мне, скромно сидящем за последней партой во втором ряду. – Я смотрю, у нас новенький, - задумчиво произнесла Лэрин, листая журнал. – Представься. Ой, как я это не люблю. Я вяло встал. На меня устремилось 24 пары любопытных глаз, как будто я только что пришел! То есть, эти два дня они меня тупо не замечали?! – Меня зовут Даниэль Роуз Мурилльо, - спокойно произнес я, услышав чей-то «хмык» снизу. Арон, наверное. – Теперь я буду учиться в этом классе. Урок был бы таким же скучным, если бы учительница не вспомнила о домашнем задании. Вот тут начало-о-ось... – Эй! Дилан! Дилан! Псс! – Чего тебе, Джорел? – Дай списать! – Не могу. – Почему? – Я ж первый в списке. Не успеешь. – А, блин, точно... Ванесса? – Я рассчитывала списать у тебя. – Эм... Арон? – Напомни-ка мне, Деккер, когда я в последний раз делал домашку? – А хрен знает... Джордан? – А я че? Я у Дилана хотел списать. – И че, никто не сделал? – Я сделал! – Да мы в курсе. – Альварес, раз уж ты все сделал, то будь добр, выходи к доске и рассказывай. Дилан встал. Нет, не так. Он вскочил и понесся к доске, прижимая к себе тетрадь. *** POV Дилан Альварес. Учитель химии поручила подготовить доклад по теме: «Таблица периодической системы элементов Менделеева». И я, со всей своей кипучей энергией, врожденными художественно-театральными навыками, поставленным в музыкальной школе голосом, и, как мне казалось, красивой манипуляцией руками принялся за постановку этого грандиозного с моей точки зрения замысла. Но как только я вчитался с технические моменты удельных весов, расстояний между атомами, электронами и прочей фигней, мне эта тема показалось совершенно неинтересной и скучной. И тогда я решил оживить свое повествование о периодической системе элементов дополнительной информацией, и добросовестно засел за все книги, которые только нашел в домашней библиотеке по теме, относящейся к Менделееву. Общая версия о том, как пришла в голову Менделееву идея о создании таблица такова - она ему приснилась во сне, но я прочитал в детской энциклопедии, том номер 7 или номер 8, посвященной химии информацию о том, что она не приснилась, а пришла к нему в голову тогда, когда он ехал в карете, карета подпрыгнула на кочке, он ударился головой о верх кареты, и именно в этот момент ему и пришла эта идея оригинального доклада о периодической системе элементов. И сейчас, выйдя к доске, я начал читать доклад. Начал с общей политической ситуации в Царской России, в то время, затем перешел к таблице погоды и температурам. Затем к департаменту, который ведал состоянием дорог, станций, путевых верстовых столбов, затем к количеству карет на душу населения у буржуазии, затем гневно осудил царские конструкторские бюро, которые в отличии от наших американских совершенно не думали о человеке, когда проектировали карету, и в их каретах люди получали многочисленные увечья, потом привел какую то статистику по авариям и погибшим людям, затем, после того, как я в красках описал закат и то, как Менделеев ударился головой, я перешел к краткому обзору черепно-мозговых травм, особенностям строения черепа и опасностям езды в карете, затем перешел к медицинскому аспекту и обрисовал картину появления у людей мыслей, образов и галлюцинаций, причиной которых является кислородное голодание при потере сознания при ударах в средне-височную область... К этому моменту класс уже лежал на полу, а наша учительница Лэрин, страстная поклонница химии, была зелено-пунцового цвета от гнева, ожидая, что я систему периодических элементов представлю с технической стороны, а не в виде художественного-поэтического повествования. Как только я начал говорить о том, что Менделеев пролежал после удара в реабилитации шесть дней, и что в это время он рисовал в голове таблицу, попивая раствор марганцовки, я стал рассказывать о марганцовке и ее дезинфицирующих свойствах. В это время раздался рев умирающего мамонта - это кричала наша Лэрин: – Прекратить!!! Садись!!! Два!!! Я был в шоке от того, что меня не поняли, не оценили, и даже за титанические потуги не поставили тройку. Я сидел и бубнил в обидах до конца урока, как непонятый гений... *** POV Мэттью Сент Клер. Ну кто из нас не сходил с ума в школе? Особенно на уроках, на которых преподаватели были особо занудными? Немногие могут этим похвастать. Вот и я не могу. Сидим, значит, про всяких хлоридов слушаем. Скукота! Я сижу за первой партой, которая находится около стола преподавателя. На столе у преподавателя лежат дневники, собранные для выставления оценок за контрольную. И вот мы с подругой Харпер начинаем эти дневники у нее со стола потихоньку тащить. Преподаватель увлеклась рассказами о Ломоносове и на нас внимания не обращает. Я открываю дневники и начинаю в них красной пастой писать различного рода «замечания». Ну, например, вот такие: «Гладит ноги учителя истории во время занятий! Прошу принять меры!», «Порвала на уроке физкультуры мяч зубами. Покормите дочь!», «Поглядывает на директора с неясными намерениями». И другая подобная белиберда. Почерк у меня красивый, с подделкой подписей тоже никогда проблем не возникало. Написали мы там все это и вернули дневники на место. Преподаватель тем временем созрела для выставления оценок. Берет дневник, открывает его, и видит замечание про разорванный мяч. Причем разорванный не просто так, а зубами! Она минуту в замешательстве, потом говорит: – Ванесса! Ты что, озверина наелась?! Да все бы ничего, только Ванесса ничего не знает о каком-то мяче. Лэрин тем временем настойчиво требует от Джеймс объяснить свое поведение. Пока брюнетка-блондинка пытается понять, чего от нее хотят, учительница разворачивает другой дневник. Там видит замечание по поглаживания ног историка. – Джимми, а это что? Зачем историка гладишь? Тот тоже в прострации. Учитель листает остальные дневники, и потихоньку у нее начинается истерика…