* * *
— Тебе нравятся вишни? После долгих поисков источника запаха, длившихся где-то мучительный месяц, Нишики наконец-то решается задать вопрос напрямую. И правда, что тут такого? Они знакомые, почти-друзья, каждый день гуляют по этому огромному парку, чьи места он уже изучил за это время чуть ли не полностью, будто готовясь ответить на любой вопрос насчёт этого красивого места. В Токио пришла весна. Щебечут назойливые воробьи, проворно прыгая рядом с мусорными контейнерами, небо постепенно окрашивается в голубой, и цветёт благоухающая вишня. Странно то, что от едва уловимого запаха розовых цветов вишни Нишио не бесится, его не воротит, словно он съел этот цветок, не запивая всё это своим любимым кофе «Блонди». — Вишни? — Кими переспрашивает, стараясь пройти по тонкому бордюру и не упасть; раскинув руки, позволив весеннему ветру играться с лёгкой курткой и короткими волосами, временами закрыв с блаженством глаза. — Люблю их. Они вкусные. Особенно сок из вишни вкусный, — спрыгивая со своего личного аттракциона, она всматривается в его лицо, хитро прищурившись. — А ты, Нишики-кун? Тебе нравится вишня? Как только Нишино подходит к нему почти вплотную, спрятав чуть продрогшие руки в карманы, все запахи вокруг теряются, растворяются в ветре. И остаётся только чёртов запах вишни, навязчиво исходящий от Кими, хотя духи-то, чёрт возьми, цветочные у неё до сих пор. Ему кажется, что у него начинает кружиться голова, а к горлу подкатывает тугой горький ком. Словно сейчас вырвет. Словно сейчас он пробует эту вишню кончиком языка, зная, что он не может её съесть, как бы ни хотелось. Словно она его преследует лучше всякого голубя, наседает на хвост, дышит в затылок кисло-приторным запахом. Нишики больше не может задерживать дыхание и выдыхает, зная, что сейчас ему придётся вновь вдохнуть. Он вдыхает ненавидимый запах, кривит губы и цедит сквозь зубы: — Я её ненавижу. Кими моргает раз. Ещё. Третий. Затем пожимает просто так узкими плечами, смотрит в сторону вишнёвых деревьев и выдыхает воздух ртом. Клубки пара срываются с её губ, намазанных едва различимым блеском. Они словно дым. Они — это она. Потому что Кими Нишино для него до сих пор остаётся изменчивым дымом, ускользающим из дрожащих пальцев, растворяющимся в лёгком ветре, уходящим куда-то в рыже-красный закат. Она вдруг берёт его за руку, сплетает свои похолодевшие пальцы с его холодными, чуть краснея, и кивает. — Скоро ханами… «Дерьмовый праздник». — … если ты хочешь придти, то приходи, — Кими поворачивается к нему и улыбается одними глазами, на которые слегка светит полуденное солнце, из-за чего они приобретают, как всегда, оттенок поздней вишни, — я буду рада провести этот праздник именно с тобой. Я понимаю, каждому что-то не нравится, и это вполне объяснимо. Так что, Нишики-кун, скоро цветение вишни закончится, и ты будешь спать чуточку спокойнее. Нишики чувствует, как где-то в груди слева резко замирает бьющееся до этого сердце. Нишики кажется, что он сейчас будет ловить воздух ртом, как та рыбёшка, увиденная им у рыбаков вчера утром. А ещё ему кажется, что она словно знает обо всех его секретных проблемах, раскрывает острыми когтями закрытые двери с улыбкой спокойной на губах, входит в его темницы и выпускает из клеток всё то, что мешает жить. И убивает их всех. Добрая, любящая всё живое Кими? Дьявол, да все люди предают, боясь за свои никчёмные душонки, конечно, как только она узнает о его самом главном секрете, он либо станет собачкой-информатором у следователей, либо сдохнет, ибо из его кагуне ничего путного не выйдет. Не стоит глядеть на это милое лицо. Не стоит думать о её добрых словах, которые готовы в любой момент превратиться в пушистого лиса и согреть падшего изнутри. Не стоит ей доверять полностью. Немножко, совсем жалкую капельку — можно. Когда она закрывает старую дверь своей квартиры, он, сжав кулаки и спрятав их в карманы, с уверенностью и быстро выпаливает: «Я приду». Закрываемая дверь останавливается, оставляя маленькую щелку. Кими с интересом высовывает голову, молча глядит на него этим вечно хитрым взглядом и отвечает: «И я». Впервые ханами проходит для Нишики спокойно, без всяких проклятий на его гребаную жизнь. Впервые ему не хочется куда-нибудь высоко залезть и крикнуть: «Вашу ж мать, как же я ненавижу вишню, о которой все говорят!», хотя обычно все мирно болтают о цветах, а не о ягодах. Впервые в этот праздник с ним рядом идёт девочка-дым, от которой исходит непонятный запах вишни, а ведь он так ненавидит его, и всё же потихоньку принимает с несвойственным для него смирением. Во время ханами Нишики впервые целует Кими; у него кружится голова от терпкого запаха вишни, исходящего от её сухих губ.* * *
— Что это? Маленькая продолговатая коробочка, обёрнутая простой красно-коричневой лентой, не бросающейся в глаза, даже не может дать хотя бы слабый намёк на то, что же там мирно лежит. Кими смущённо заправляет ловким движением пальцев короткую, щекочущую щёку прядь за ухо, когда Нишики вертит в руках её недорогой подарок, незаметно для неё принюхиваясь. Еды нет. Слегка пахнет железом или чем-то похожим. А ещё что-то стучит, когда коробочку встряхивают очень сильно. — Открой же, — Нишино уже не терпится увидеть его реакцию, у неё ладони стыдливо от волнения потеют, а желание закрыть в страхе глаза становится сильнее с каждой секундой, — это подарок. Три месяца прошло с того времени, как ты отдал мне ту злополучную сдачу. — Да? — у него изо рта удивлёние вырывается быстрее, чем он сам успевает среагировать; просто говорят, что девушки не любят, когда их парни забывают о какой-либо годовщине. Кими лишь кивает слегка головой. Нишио ловко развязывает ленту, открывает коробку и заглядывает внутрь. Два тонких универсальных браслета медового оттенка слегка поблёскивают на свету комнатных ламп. Он берёт их кончиками пальцев, поднося к лицу ближе, долго рассматривает, щурясь, как будто это настоящее золото или дорогая антикварная вещица. Нишики легко замечает, как Нишино переминается с ноги на ногу, вертя в руках маленькое, слегка детское колечко, которое сняла с указательного пальца правой руки, и старается не смотреть на него, ожидая его вердикт. Он, положив теперь пустую коробку на маленький стеклянный столик, с простотой надевает браслеты на правое запястье. Они, когда ударяются, чуть звенят, и их цвет почему-то похож на оттенок его волос. Нишики поправляет привычным жестом сползающие очки. — Спасибо. Кими улыбается одной из самых красивых улыбок, что у неё есть. Нишики нравятся её улыбки. На следующий день он, как самый настоящий джентльмен, забывший о каком-либо празднике, отправляется за запоздавшим подарком. Нишио впервые понимает, насколько трудно выбрать подарок для девушки, которая вроде как и проста, а всё равно напоминает ему дым. Он обходит знакомые магазины, вглядывается усердно в прозрачные витрины, сдерживаясь, чтобы не сказать на публике извечное его «дерьмо», ибо ничего не годится. Нишики, проклиная всё на свете, заходит в маленький магазинчик, где пахнет какими-то заваренными травами. Молодая продавщица с деликатной улыбкой приветствует его, спрашивая, не может ли она чем-нибудь помочь. Лёгкое мотание головой всё ясно объясняет, и она даёт ему время, чтобы осмотреться. Всякие милые заколки, подвески, различные резинки всевозможных видов сразу же отпадают. И тут внимательный взгляд замечает кое-что интересное. Две штуки. Медовый оттенок. Слегка пахнет железом. — Я беру это, — он показывает пальцем, понимая где-то глубоко внутри, что сделал правильный выбор. Увидев подарок, Кими от удивления со свистом втягивает воздух, приоткрыв рот. Она с какой-то нежностью касается браслетов на правом запястье. И улыбается вновь одной из самых счастливых улыбок. Нишики и сам не знает, почему он готов пойти и купить эти дешёвые «медовые» браслеты ещё раз. Теперь у них есть личное что-то, крепко связывающее их. Они носят одинаковые браслеты, не снимая их.* * *
— Ну и что ты делаешь? Нишики зол. Очень зол. Если бы он мог создавать огонь взглядом, вся бы его квартира зажглась за одно короткое мгновение. От Кими жёстко несёт алкоголем, а она сама еле держится на ногах, у неё затуманен взгляд, и дышит настолько тяжело, словно пробежала марафон. — Нишики? — Нишино с детским удивлением рассматривает его, заспанного и разъярённого, и шок в голосе совсем не подделен. — Что ты делаешь у меня дома? — У тебя? — он саркастически поднимает бровь, сложив руки на груди. — Это мой дом, дура. И ты, чёрт возьми, пьяна. И ты никуда не пойдёшь. — Конечно же, я не пойду, это же мой дом, — Кими уверенно поднимает подбородок и переступает порог, но со слабым вскриком спотыкается при втором уже шаге, из-за чего ему приходится взять дело в свои руки. «Точно дура. Тупая дура. Тупая дура-идиотка» У него нет ни того, что может помочь ей снять опьянение хотя бы чуть-чуть, как и нет аптечки со знаменитым аспирином, который дают в фильмах, где герой пьян вдребезги, от головной боли. У него есть только кофе «Блонди». Нишики осторожно опускает её на мягкий футон, садится рядом, нащупывая вслепую какую-нибудь баночку кофе, и, найдя, открывает её с характерным звуком, который в такой хрупкой тишине кажется оглушительным. Кими молчит. Смотрит на поцарапанный пол, сжимает губы в тонкую полоску, а кулачки — на грубой ткани тёмных джинсов, и тяжело дышит. Он молча протягивает ей открытую баночку. Она так же молча берёт её дрожащими руками, делает слабый глоток и морщится, потому что кофе прохладный и противен на вкус в слишком сухом горле. Нишино протяжно выдыхает, слегка надув щёки, на что Нишио вопросительно смотрит на неё. Впервые он может видеть её пьяной. Видимо, из-за алкоголя в крови слегка отрешённое поведение кажется детским, а Кими так уверена в себе. Нишики, не удержавшись, фыркает и треплет её по голове широкой ладонью. — Дура ты, — он бурчит в своей обычной манере, которую могли видеть лишь старшая сестра да эта «дура». — Да знаю я, — она, убрав кофе на пол, хватает подушку и приглушённо кричит в неё, что-то непонятное бормоча временами. После пяти минут Нишио пробует её окликнуть, поправляя очки и продвигаясь чуть ближе. Тяжёлое дыхание, слегка затуманенный взгляд, направленный в противоположную стену, и очень характерное шмыганье носом. — Мучения моей подушки закончились? — шутка в этой нелепой ситуации кажется такой же нелепой. — Нет, — Кими со всей силой сжимает старую ткань дрожащими пальцами, чувствуя острую боль. — Из-за чего хоть напилась-то? — Нишики, продвинувшись уже совсем вплотную, чувствует, как едва ощутимо касается её подрагивающего плеча, и глядит в тёмный потолок, свет же они всё равно не зажгли. — Меня выгнали с подработки, потому что пришла подрабатывать дочь босса, — её тихий голос напоминает ему жалобы ребёнка. — Вот и сорвалась. — Наладится ещё всё, — он припадает губами к её же открытой банке с кофе и делает большой глоток, — не думаю, что тебе стоит так переживать. — А если у меня закончатся деньги до того, как я найду новую подработку? — Кими действительно страшит это больше всего; страх кромешной неизвестности в будущем всегда пугал её. — И для чего я, а? — Нишио снова злится, цедит сквозь зубы проклятья и вообще не понимает всю проблематичность ситуации. — Иди сюда. Нишино видит, как он протягивает руку, касается её левого плеча, прижимает к себе, утыкаясь носом в тёмную макушку. Он не любит женские слёзы, как и, пожалуй, почти каждый мужчина, и успокоить её сейчас — самая первостепенная задача. Снова ощущается навязчивый запах вишни, но Нишики всё равно целует её в висок, протягивает банку с почти выпитым кофе и даёт ей сделать глоток. — Так, Нишики, я у себя дома, или… — У меня, дура. Из-за сильного запаха вишни снова надоедливо кружится голова, а в горле застревает горький ком. Он, целуя её, надеется, что всё это пропадёт, потому что она же пила, но все надежды рушатся и прахом падают куда-то вниз. Потому что Кими пила что-то алкогольное и вишнёвое.* * *
Из-за того, что он привыкает к этому чёртову запаху, которым пахнут её волосы, привычные чувства притупляются, почти растворяясь в глубине сознания. Нишики при поцелуях с Кими чувствует вкус крови на языке. И это слишком мешает, доставляя весомые проблемы, о которых, конечно же, знает только Нишио. У неё из-за слабых укусов чуть пухлые губы ещё более пухлыми становятся, будто говоря «укуси снова». Вцепиться крепкими зубами в тонкую шею, когда он оставляет невесомые почти поцелуи на бледной коже, не составит никакого труда. Нишики морщится, понимая, что простым игнорированием проблему не решить. Остаётся только привыкать ко всему новому, потому что секреты похоронены в темницах. И ключи к таким нужным замкам есть только у него самого. Нишики вновь жадно целует, проводя слегка хаотично ладонями по выгибающейся спине, касаясь горячими пальцами открытого позвоночника и пересчитывая словно каждую косточку. Кими прерывисто выдыхает ему прямо в губы. Снова резкий укус. — Ты кусаешься, — она, шёпотом говоря такое очевидное, слизывает языком с нижней губы выступившую капельку крови. — И это больно. Нишио отворачивается и молчит. Когда губы с запахом вишни вновь целуют его, он кусает их. Потому что чёртова вишня. Потому что чёртово желание. Потому что чёртов запах вишни прочно засел у него в мозгах живучей крысой, которая разносит по венам разъедающую его кислоту. Запах вишни исходит от её каштановых волос, но больше всего от чуть пухлых губ и тонкой кожи. Вся проблема в том, что к такой вишне он привык. И её хочется вкусить. Кими не возвращается этой ночью домой. На следующий день тоже. Нишики рассказывает ей про имя, несущее удачу, а она ему — про одиночество той, кто осталась совершенно одна. Нишики не считает себя спасителем и тянет её в новый кровавый поцелуй. Дьявольская ягода, которую он так ненавидит, имеет оттенок крови. Как и глаза Кими. Как и её лак для ногтей. Как и её помада, которую она редко использует. Как и всё вокруг неё, окружавшее Нишино плотным, неразбиваемым коконом, похожим на приятный для кожи шёлк. У неё глаза цвета поздней вишни. У неё лак цвета ранней вишни. Её короткие волосы, тонкая кожа и чувственные губы пахнут вишней. Она — девочка-вишня. — Знаешь, когда я ещё училась в старшей школе, я решила быть похожей на своих подруг, — Кими, натянув тонкое одеяло почти до подбородка, смотрит в потолок, пытаясь рассмотреть паутину в углу, и произносит слова с какой-то горькой ностальгией. — Я курила вишнёвые сигареты, — уголки губ приподнимаются в меланхоличной улыбке, а глаза полузакрыты. — Потом родители обо всём узнали, устроили мне нехилую такую взбучку, и я всё бросила: сигареты, безумные вечеринки, всевозможный алкоголь. Нишики удивляется таким резким откровениям и молчит, сжав губы. Он понимает, что теперь пора и ему поведать какой-нибудь спрятанный секрет, ситуация ведь обязывает, но Нишио молчит. Что можно рассказать? Про свою истинную сущность монстра, которого все ненавидят? Про то, что при сложной ситуации, когда ему нужно будет мясо, он сожрёт Кими, лежащую сейчас рядом с ним? Про свои ночные прогулки, во время которых каждый раз обрывается так резко чья-то жизнь? Нишики не хочет рассказывать… Нишики почему-то боится до скрежета зубов всё это рассказывать, раскрывать карты, показать всю жестокость существования. Сейчас это категорически неважно. — У меня умерла старшая сестра, когда я был на последнем году обучения в старшей школе. Она умерла у меня на руках. Достаточно ведь правды. Достаточно разговоров. Он тяжело вздыхает, слегка бьётся затылком о чуть холодную стену и делает глоток привычного кофе. Если верить всяким слухам и словам заумных психологов, отчаянные подростки иногда начинают курить потому, что пепла внутри накопилось столько, сколько не накопится и после ста истлевших сигарет. Горький дым помогает успокоить расшалившиеся мысли, чувства, эмоции, придти в себя весьма быстро, словно сообщая простую истину: «Всё повторится вновь. Всё когда-нибудь повторяется». — Кими? — Нишики окликает её хрипловатым голосом. — М? — Ты была отчаявшейся девчонкой тогда? Она молчит. Он может отчётливо слышать, как безумно забилось её сердце, словно больная птица из последних сил, знающая, что сейчас ей свернут шею. Глаза цвета поздней вишни закрываются, слышится с её стороны рваный выдох. И к нему возвращается ответ, который был так ожидаем, и всё равно Нишио становится настолько паршиво, что хочется закурить самому. — Я была слишком отчаявшейся.* * *
— Я умру, я умру, я умру… Нишики никогда не думал, что будет перед смертью говорить что-то в горячем бреду, держась за спасительный канат удаляющейся жизни настолько крепко. Вроде как гуль же, многие хотят покончить со всем этим побыстрее, не выдержав всех жёстких тягостей такой непростой и опасной жизни. И почему же ему хочется жить? Вспоминается запах вишни. Уничтожается голодной сущностью гуля, превращается в рваные клочки бумаги и горит в аду. Сейчас важно только выживание. — Нишики-кун? Запах вишни врывается в его сознание; происходит тяжёлая внутренняя борьба, которая так часто есть у противоречивых протагонистов, сначала думающих, что они совсем не герои. Вот только Нишики не в книге и не в фильме. Вот только Нишики точно не герой. Вот только Нишики понимает, что сейчас всё раскроется за какие-то считанные секунды. Маска разбивается. Доверие разбивается вслед за ней. Видимо, тёплые чувства разобьются, как и всё это, в очередной раз с горечью говоря: «Всё когда-нибудь случается вновь». Всё усложняется резким пониманием. Он поверил уже давно всем её лживо-искренним улыбкам и фальшиво-милым словам. Одиноким волкам, живущим только ради собственной выгоды, известны все эти кислотные симптомы, засевшие тайным хищником глубоко в личных лесах. Нишики болен своеобразной чумой, у него нет лекарства, да и он всё равно умрёт — глубокая рана совершенно не желает затягиваться от одного выпитого кофе «Блонди». — Нишики-кун? — обеспокоенный голос моментально срывается на задушенный хрип. Быстрые события проносятся молнией перед затуманенным взглядом. Он чувствует вкусное тело, пахнущее таким свежим мясом, в собственных руках. А потом всё исчезает, ощущается запах холодного кофе, разлитого на пол, слышится снова его имя и такой простой очевидный вопрос, на который хочется рассмеяться. Очевидно-то как. Какая прекрасная интуиция, Кими. Нишики настолько низко пал — слабее человека, какой-то хрупкой девушки, и теперь вся жизнь так быстро рушится. На него донесут, и его такая скучная жизнь закончится поистине скучно. Конечно же, Нишио не является героем, понимающим, что все его идеалы были неправильны, как и весь его окружающий мир. Вся его настоящая сущность просто хочет есть. Кими рассказывает, когда он кусает её за слабое плечо, все свои спрятанные секреты, и не кричит, не пытается его оттолкнуть, не желает ему смерти. На самом деле, она умиротворённым шёпотом говорит ему на ухо, чтобы он продолжал жить. А ещё Кими прижимается горячей щекой к нему так, как прижималась всегда до этого, словно всей его правды, зарытой внутри для искусной игры, не раскрылось минуту назад. Нишики душит запах вишни. Кровь и вишня — один оттенок. Кровь и вишня — не один вкус. Он отрывается с огромным усилием, чувствуя, как по уголкам губ, а затем вниз скатываются капли крови девочки-вишни. Образ девочки-дыма исчез уже давно. — Дура, что ли? Говорить такое… глупость же… полная… — Нишики пытается мягко улыбнуться; у него, похоже, получается. Она удивлённо смотрит на него. Морщится от боли, героически стиснув зубы, пытается заглянуть в глаза хищника, в пасти которого до сих пор ощущается вкус её плоти. «Людям тяжело доверять…» Нишио хочется встать, но даже после такого божественного спасения рана не затягивается за мгновение, и ему приходится буквально ковылять до стоящей у стены тумбочки. Кими желает помочь, что-то пытается сказать в попытках встать, но сквозь тонкие пальцы, прикрывающие рану, которая останется уродливым шрамом, уже просачивается кровь. Нишики протягивает ей всё необходимое для того, чтобы она не слегла с заражением. С её губ срывается едва слышным шёпотом «спасибо». «… но если меня предашь ты, то в этом не будет ничего страшного» На следующей неделе всё вновь становится прежним. Вечерние прогулки по центральному парку, чьи даже самые тайные углы не кажутся для них чем-то особенным, её частые разговоры, его тихое бурчание. Кими откусывает кусочек от булочки с корицей, но не предлагает теперь откусить и Нишики. Кими пьёт свой любимый зелёный чай, а Нишики — привычный кофе «Блонди». Кими не интересуется как-то тихо, где Нишики был вчерашней ночью, хотя она с беспокойством звонила ему. Ничего не нужно говорить, ни на что не нужно намекать. Всё стало предельно ясным, открытым и не-секретным. Кими не боится его целовать. Кими целует Нишики в уголок губ. Ему в нос ударяет, как всегда, запах вишни, а в глаза так уверенно смотрят, не желая отводить взгляд, глаза цвета поздней вишни. Кими — девочка-вишня. У девочки-вишни есть тот самый единственный запах вишни, от которого его не выворачивает наизнанку и не хочется сказать грубое «дерьмо». Запах вишни — это её волосы, кожа, губы, одежда, воздух вокруг. И ему это нравится.