Фантазм

Джованни никогда не верил в призраков. Бесплотные тени давно умерших людей не имели права тревожить живых. Зато Джованни свято верил в наследия, особенно, если это было создано Альтаиром, мастером-ассасином давно ушедших времён. Кодекс очаровывал итальянца количеством зашифрованных в нём знаний. Джованни убеждал себя, храня в глубине своей души надежду, что многочисленные часы скрупулезного труда не пройдут даром и что однажды ему воздастся в полной мере. Хоть и не до конца представляя, какой же будет его награда, старший из Аудиторе продолжал исследовать историю Братства. Альтаир ибн Ла-Ахад, величайший Наставник ассасинов, оставил после себя много загадок, и потому каждая мелочь должна быть учтена во время систематизации огромных объёмов информации. Глядя, какими растут его сыновья, Джованни представлял, как в будущем посвятит их, своих наследников, в дела Братства, и вместе они отыщут Истину. Только Истина, словно клинок сицилийской рапиры, дразнила своим ослепительно-ярким блеском и пряталась в тенях и столпах пыли. Джованни казалось, что вот-вот, стоит только набраться терпения, — и он сможет увидеть нечто большее, чем просто белеющую полосу света в воздухе. Сможет, если заглянет глубже, прорвет эту чертову завесу древности, если еще хоть что-нибудь поймет. Но как понять? Каждый шаг вперёд уводил его в сторону от цели. В его руках горело маленькое солнце, переливаясь оттенками золотого. Горело, не обжигая, согревая каждый уголок его уставшей, измученной души. Шепот обволакивал разум, показывая его внутреннему взору блага, никогда не виданные человечеством. Джованни сопротивлялся, ни на миг не забывая о том, ради чего вообще взял этот артефакт. В Кодексе, что был собран с таким трудом, упоминалось могущественное наследие Предтеч — Яблоко Эдема, и с его помощью Джованни надеялся понять Альтаира. Золото Яблока чертило своими жаркими лучами неясные, но резкие линии и образы — было не разобрать мотивов его посланий, что мгновенно гасли, рассыпаясь светящимся прахом. И золото это пленило, манило к себе: посмотри в меня, Джованни, забудь про свою боль. И он мог бы забыть, если бы боль не вытекала в слепоту. В сырую, пустую, холодную, закрывающую не глаза, а сердце. Он мог бы забыть, вот только ежесекундно терзаемая душа не могла. Сжигаемый изнутри ослепительной мощью, он медленно тонул в своём безумии, не в силах отпустить образы, не в силах забыть искажённый временем голос: однажды ты поймёшь. О, ведь он действительно хотел понять в полной мере, проматывая в голове все те размытые видения о прошлом и будущем. Яблоко было похоже на подброшенный флорин: выпадет лилия — увидишь прошлое, выпадет Иоанн — будущее. Увидишь в золоте все, но не Истину. А свет Яблока все больше напоминал мелкий песок. Рассыпчатый, сухой, раскаленный восточным солнцем и смешанный с чьим-то прахом, с черной кровью и обломками сирийской стали. Со смертью и верой. Колючий ветер (такой же мираж, как и всё остальное) отчетливо пах дымом от кострищ, искрами, высекаемыми клинками, и давно ушедшим прошлым. Дрожащие пальцы, в которых Джованни узнавал свои — исхудавшие, с выступающими жилками, чертили карты давно мёртвых городов. А в обжигающе-янтарных глазах, чей взгляд рассеивал тени, он видел того, в кого так отчаянно не хотел верить. Он вновь уснул, сжимая в своей руке Яблоко. И Яблоко вновь одаривало его сновиденьями, в которых самые желанные образы были похожи на тусклое, размытое пятно. Но расплавленный янтарь, что чарующе прекрасно сочетался с этой серой пустотой, манил дальше, в глубь тумана. Джованни шёл, покорённый горечью, застывшей во взгляде. Он шёл за ответами... ...и призраками.