Выключи свет

И я чувствую как в горле, и без того едва проталкивающем выдохи, встаёт ком. Давит на голосовые связки начинающейся истерикой и мученическим стоном. И так заканчивается каждый раз. «Каждый раз» происходит раз в полгода. Снова ты врываешься в мою жизнь, против воли тащишь из одинаковых будней и единственного выходного, сопровождающегося просмотром очередного чёрно-белого фильма или прослушиванием затёртой пластинки на старом проигрывателе. За спиной никакого прошлого и лишь холод бетона, впереди неизвестность, страх и ты, прижавший меня к стене. Вылизываешь мое нёбо и готов стянуть джинсы. Тем временем я думаю, где тут по близости тяжелый или острый предмет. «Только бы не расплакаться, только бы не расплакаться, только бы, только бы…». Как будто я не имею права забыть о тебе; не имею права не думать о твоих руках, находясь в совершенно чужих объятиях; не имею ни малейшей возможности не орать матом в трубку, когда ты спокойным голосом признаёшься в том, чего мне совсем не хотелось бы слышать. Покой мне видится на дне банки от снотворного, оазисом растворяется около бармена в пабе, стекает каплей крови по искусанной до мяса губе и эхом раздается во фразе «что-то ты стала совсем плохо выглядеть». И вот, почти успокоившись, я снова вижу тебя с дорожной сумкой на своем пороге. И я держусь, держусь из последних сил, чтобы не размазать кулаком твою морду по стенке, в это же время подавляю истерику и пытаюсь не застонать, отдав победу тебе, показать, что от происходящего меня и скручивает от боли и отвращения, и подкашивает ноги от удовольствия одновременно. Ты отрываешься от меня, это единственная возможность спастись — глоток воздуха и «пожалуйста, уходи»; это, вроде, сказать не успела, ты опять затыкаешь меня поцелуями. Мне хватает наглости оторваться, запустить руку в твои волосы и посмотреть в глаза. По привычке отводишь взгляд, будто сможешь таким образом избежать моих вопросов. Кажется, я себя давно похоронила. И до сих пор не в состоянии понять, когда: после фразы «увези меня» или после объявления борьбы до последнего удара сердца. Я могла бы быть кем угодно, но не для тебя. Той самой любовницей с образом мыслей из 70-х*, мятежницей, срывающей с себя платье** или девчонкой в черном***, чёрт, для меня нет неисполнимых ролей, но я, сбитая с толку твоими горячими поцелуями и пальцами, блуждающими под моей юбкой, как-то раз схватила тебя за руку, и этого было достаточно для того, чтобы ты остался. Но на долго ли? — Хватит так реветь, я не выношу этого. Ну же, ты меня убиваешь. Я скатываюсь по стене, ты следуешь за мной и пытаешься как-то удержать, чтобы я совсем не забылась в истерике. Как-то раз ты сказал, что если отвести взгляд, может показаться, что я вовсе не плачу, и это хуже, чем слушать истошные вопли и подтирать сопли. — У Женьки девчонки никогда не плачут, у тебя же если не ревут белугой, то вот так, как я, абсолютно беззвучно, ты себя мудаком полнейшим чувствуешь от этого? — Ты как всегда права. Он зарывается носом в мои волосы и держит за талию, усадив на колени. И на этом хочется поставить точку. А потом я вспоминаю, что вечером концерт, после — поезд до Москвы, и снова я одна, снова метаю телефон куда придется, и так до следующей встречи. — Юр, нам надо что-то делать, срочно надо что-то с этим делать, ты меня слышишь? Я опять начинаю плакать, цепляюсь в его плечи и отчаянно трясу, лишь бы решилась вся эта херня. Он рассматривает узоры на моем лице, образовавшиеся разводами туши. Когда же он перестанет видеть меня в таком состоянии? Пара толчков, и он снова на связи. — Умойся. Да, Каплан, супер-успокаивающе и в твоем стиле. — Просто помолчи наконец. Я вспоминала. Вспоминала, когда стала постоянно думать о тебе, когда позволила остаться на ночь, когда ты стал дальше, и дело вовсе не в километрах, разъединяющих нас. Я стала слышать твой голос в интервью чаще, чем наяву. Упоминания о тебе превращаются в пыль, которую так поспешно пытаются стереть с поверхности наши друзья. Я успокоилась и уткнулась носом в твое плечо, ты понял, что твой шанс получить по морде сравнялся с нулем. Хочется смыть с лица всю эту дрянь, нормальной еды и курить, но у нас слишком мало времени, чтобы растрачивать его на незаурядные расспросы о прошедшем времени, важных звонках и неотложных делах, из-за которых тебе вновь придется уйди. Это было бы слишком расточительно с нашей стороны. — Я ненадолго. Каждый раз надо принимать это как данность. Каждый раз получается разве что не биться об пол — данность врезает поставленным, вытренированным ударом. Киваю головой, держусь. Самое главное, что всё еще держусь за его напряженные руки, и мы вряд ли разомкнём пальцы ближайшие полтора часа. * Arctic Monkeys — Arabella ** David Bowie — Rebel Rebel *** The Beatles — Baby’s in Black