Уроки любви

       Для себя я еще в первый день твердо решил: уж лучше быть строжайшим учителем не только во всей школе, но и во всем городе, чем пусть тебе на шею садятся, а так как моим доминирующим классом стал 11-А, то это решение вполне обоснованное и не подлежащее ничьему осуждению. Из-за чего такая неприязнь к, набирающимся знаниям, детишкам? Ничего особенного, просто доводилось мне бывать в шкуре этих "детишек", ну а воспоминания о школьной жизни никуда не делись, потому-то я и действую, полагаясь исключительно на них.        На работу я не опоздал, хотя имел все шансы остаться за бортом школьного расписания, но, к счастью, пронесло. Знакомство с преподавательским составом прошло гладко, я даже отметил нескольких учителей, с которыми было бы приятно пообщаться, а после настойчивого гула звонка, встречаемый радушным Борисом, или Борисом Николаевичем, как теперь потребуется его называть, поплелся на свой первый урок, благо он проходил в 6 классе. Пока мы шли пустынными коридорами, свидетельствующими о том, что ученики разбрелись по классам, то успели перекинутся парой-тройкой слов: - Ну, дружище, до последнего не верил, что ты явишься сюда по доброй воли и без конвоя, видно, дела твои совсем плохи. Но, в любом случае, я очень рад, правда. Да и как здесь не радоваться, когда в моем арсенале числится самый башковитый парень на целый курс пединститута. - Ну хватит, студенческие годы давно уже позади, поэтому не жди от меня многого, ну, а на счет диплома - ты оказался прав, он мне действительно пригодился. - Обижаешь, я же всегда прав,- он засмеялся и весело похлопал меня по плечу.

***

       Уже 2 недели я послушно исполнял давнюю мечту своей матушки - работал на благо страны, то есть поощрял эту самую страну, ну или кромешную ее частицу, знаниями, доступными не каждому встречному. Иными словами, шел по ее стопам, ведь когда-то моя мать была учительницей русского языка и литературы. Они с папой так и познакомились: она - учительница русского, а он физики в одной и той же школе, и куда, спрашивается, я мог пойти учится, получив полное среднее образование? Правильно, в педагогический институт, чтобы не изменять традициям рода, так сказать. Главное, что моего мнения никто и не спрашивал, ну а я, как послушный сыночек, не особо сопротивлялся, и таки закончил институт, в котором не поскупились и на хваленые отклики к моей скромной, незаинтересованной в дальнейшем развитии, персоне. А потом появилась Лариса с ее сердобольным папой, обещающим неведанные горизонты и большие перспективы своему зятьку, и понеслось-поехало.        Третий по счету понедельник в качестве новой должности не обещал хоть чем-то отличатся от предыдущих двух, но, как бы там ни было, а все же изменения состоялись, и достаточно большие.        Как обычно, второй урок я вел в 11-А, алгебру, если не ошибаюсь. Кстати, записную книжку я продолжал носить за собой даже тогда, когда четко помнил в каком классе какой предмет следующий, мало ли что, а мне бы не хотелось слыть забывчивым. Я сидел в своем кабинете и заполнял классный журнал 6 класса, чем не мало удивил прибывших вскоре учеников, так как по обычаю, я всегда прихожу после звонка, заходя на перемене в учительскую и, то болтаю со своими коллегами, то готовлюсь к следующему уроку, поэтому возвращаюсь в свой кабинет не позднее самих учащихся школы, но и не раньше. Что же, давно пора менять пластинку, но это сущий пустяк, по сравнению с тем, что произошло со мной на протяжении 5 последующих минут, после того, как весь одиннадцатый класс был собран на пороге святая-святых, то есть кабинета математики.        Вот зря говорят, что чудес не бывает, бывают они, да еще какие! Например, мое чудо, слегка неуверенно, и явно с некими опасениями наравне с заинтересованностью, прибыло вместе с остальными ребятами, и теперь мялось у входа. Не представляю как, но я уловил ту кромешную долю секунды, пока ее глаза глядели по сторонам, а ровно через секунду после, эти красивые глаза округлились до такой степени, что мне самому как-то не по себе стало. И все-таки, тот огромный клубок удивления и шока я успел размотать значительно быстрее, следя за тем, чтобы выражение моего лица оставалось неизменным. Что касается "светлого чуда", как я окрестил Сорокину Елизавету, а я не сомневался, что это она и есть, то девчонка не сумела в полной мере скрыть свои эмоции, и уже намеревалась грохнуться в обморок, как мне показалось. Правильно показалось, ведь, не поспеши я к ней, быть бы беде, а нам беды не нужны, нам и своих хватает выше крыши. Одну из них я придерживал за руки, не позволяя завершить падение. Но! Очень важное "но": я безо всяких угрызений совести позабыл о тех двадцать пар ушей и глаз, находящихся в относительной близости от разворачивающейся сцены, а это уже повод для паники. Пришлось брать себя в руки и, как и всегда, прятаться за маской "умного злыдня", что давалось мне без особого труда. - Советую быть осторожнее, мисс невидимка, или вы можете как-то по-другому объяснить своё длительное отсутствие на моих занятиях?- Знаю, полная чепуха, но времени придумывать что-нибудь умнее не находилось. - Я... я болела, у меня есть справка от врача... Вот, держите.        Не глядя, я взял протянутый листок, и в подобии внимательного изучения взглянул на его содержимое, но лишь для того, чтобы не смотреть на нее - это превосходило самые мучительные пытки, когда-либо существовавшие в мире. Мне вдруг вспомнились те теплые мгновения нашей первой встречи, когда она нашла во мне опору, и когда я впервые не дал ей упасть. Сопоставлять сегодняшнее и тогдашнее не было смысла, но слова вылетели прежде, чем я смог сдержаться: - Садитесь, и... будьте так любезны больше не падать.        Надеялся ли я на ее понимание? Отчасти, да, отчасти - нет, ведь я не обладал сверх-способностью читать чужие мысли, поэтому мне было сложно определить, что творится в ее голове, а хотелось бы иметь такую возможность, пусть не навсегда, а на определенный срок. Желательно тогда, когда приходят неизбежные мучения из-за отсутствия знаний, порождаемых твердой уверенностью. Вот как в моем случае.