Резервация

Неспособность очнуться от мечтаний или неспособность мечтать — как ты думаешь, что хуже? (с) Тёмный дворецкий Очередной патруль проходит мимо нас. Отсюда я могу видеть Мэри – она сидит в палатке и что-то рисует в блокноте. По сути, она должна написать, о чём будет говорить сегодня в Совете, но я же вижу, что она рисует. Когда эти уйдут, подойду и напомню, чем на самом деле ей нужно заниматься. Сейчас эти патрули каждый день. Создают Совету трудности. Им стало труднее собираться – патрульные разгоняют любые сборища. Даже посидеть втроём в одной палатке практически невозможно. Общий костёр так и не поджигали со дня восстания. Вечерние тусовки стали невозможными. Патрульные утаскивают всех “подозрительных” в Белое здание. Некоторые даже специально стремятся туда попасть, надеясь, что там будет вода и свет. Я тоже хотела. Но когда узнала, что этим всё равно не попользуешься – подержат ночку и отпустят, если сочтут неопасным, передумала. Не очень как-то хочется считаться опасным, и в качестве бонуса к этому получать обязательство каждый день во время патруля возвращаться в свою палатку и сидеть там. Нет уж, спасибо, мне этого добра не надо. Надо будет сходить в лес и насобирать веток. Еда, ветки, вода – всё теперь это приходится делать самостоятельно. Работа в группах прекращена на неопределённый срок по причине всё тех же патрулей. Я уже жду не дождусь, когда они уйдут. Серьёзно. Мне они не нравятся. Раздражают. - Эй, ты, там! – зовёт патрульный-девушка. Меня? Может и меня, - Да, ты, у дерева! Я поднимаюсь и направляюсь к ней. Во мне бурлит недовольство. Я же ничего не нарушала! Я не из списка потенциальных бунтовщиков. А из палаток во время патрулей остальным выходить пока не запрещается. - Как тебя зовут? – спрашивает девушка. Ну, или вернее сказать, женщина. На вид ей лет тридцать - тридцать пять, глубокая морщина залегла между бровей. Не надо так много хмурится – и лицо будет более свежим. - Милана, - отвечаю я, подняв глаза на патрульную. Форма у них всё та же, что и у тех, которые забрали меня из дома. Морщусь. Неприятное воспоминание. Я цеплялась за косяк двери, но меня всё-таки вытянули и отнесли в машину, пока я изо всех сил пыталась вырваться. - Милана, послушай меня внимательно. Ты знаешь, что здесь происходит? Расскажи. Заговоры. Планы. Даже просто какие-то факты. У нас есть еда. Расскажи – и получишь это. Женщина снимает рюкзак и достаёт оттуда что-то в целлофановой упаковке. Господи! От удивления я прикрываю рот ладонью. Ветчина. Настоящая! Грамм сто. Два дня можно держать, думаю, не испортиться. Я уже собираюсь рассказать ей какую-нибудь чушь – всё равно она не сможет проверить информацию раньше, чем я получу приз. Однако…я чувствую на себе взгляд Мэри. Я подошла ещё ближе к её палатке, и хотя нас с подругой разделяет брезентовая стенка, я знаю, что она ловит каждое моё слово. Не могу. Даже врать не могу. Она не оценит. - Нет, мне нечего рассказать. Женщина ещё какое-то время смотрит на меня, затем хмыкает и убирает ветчину назад в сумку. - Что же, ладно, как хочешь. Мы найдём тех, кто расскажет. Они уходят, и я возвращаюсь на прежнее место – сажусь под деревом напротив Мэри. - Ты написала? – спрашиваю её, зная, что ответ будет отрицательным. - Да, - от удивления выпучиваю глаза, - В общем-то мне и не так уж много нужно сказать. Послушай, - Мэри поднимается, поправляет футболку и подходит ко мне, - Ты можешь найти Веронику? Скажи ей, чтобы она больше не приходила. Она мне надоела. Мэри выглядит расстроенной. На её месте я бы уже простила Дэри – по сути, все мы совершаем глупости, а Вероника – её сестра. Но Мэри и слышать об этом не хочет. Говорит – предательница. Говорит – уже взрослая. Говорит – её выбор. На мой взгляд, это очень жестоко по отношению к Веронике, но Мэри не передумает. По крайней мере до тех пор, пока не появится серьёзный повод. - Ладно, я схожу, - соглашаюсь. Мне несложно помочь. К тому же, я смогу её поддержать. В любом случае это должно причинить ей боль – они с Мэри не в настолько плохих отношениях, чтобы радоваться или игнорировать подобные решения друг друга. - Отлично. Тогда до встречи. После Совета. Мне нужно ещё немного подготовиться. Может, Мэри меня и выпроваживает. Ладно. Пойду. Дэри будет несложно отыскать – её только вчера выпустили из Белого здания. Ужасно, но сестра Мэри оказалась одной из предводительниц этого восстания. Я не думала, что Мэри и Вероника, сёстры, настолько далеки друг от друга. Вероника ничего ей не сказала. Мэри расценила это как предательство. И она не собирается передумывать. Мне досадно от того, что она не хочет простить Веронику. В этом нет ничего, что нельзя было бы простить. Но она не хочет. Очень жаль. Дэри этого не заслуживает. Мне будет тяжело передать ей слова Мэри. Дэри в самом деле оказывается в своей палатке. Она не одна. Сидит, обняв какую-то девушку за плечи. Увидев меня, убирает руки, встаёт и подходит. - Привет, Милана. Вид у неё тот ещё. Одета девушка в подранную юбку и тёмно-зелёную майку, которая открывает синяки на шее, ключицах и руках. Меня передёргивает. Это, наверное, до жути больно. Бедняга. Мне её жаль. - Это тебя так…? - Нет, не в Белом здании. Это меня так…в общем, когда что-то взорвалось. Я помню только…- Вероника поднимает руку ко лбу и морщится, – Помню только, что сильно ударилась. Ещё…звон в ушах, - она встряхивает головой, опускает руку, и фокусирует на мне взгляд, произнося уже совсем другим тоном, напряженным и недружелюбным: - Зачем ты пришла? Язык не поворачивается ей это сказать. Но и молчать – не выход. В груди что-то тяжёлое, тянет меня вниз, вниз, и меня расстраивает, что сейчас нельзя просто так взять и сесть. Это будет нетактично. - Твоя сестра. Она…сказала, чтобы ты больше не приходила. Мне хочется расплакаться. А Дэри стоит, глядит на меня спокойным, пусть и потерянным взглядом. И тут резко всё меняется. В её глазах я замечаю маленькие взрывы, причиняющие девушке боль, и она втягивает воздух, открыв рот, распахнув глаза и застыв так, будто её проткнули чем-то острым. - Я не удивлена, - голос её дрожит, и девушка поднимает руку чтобы утереть слёзы, - Она мне сказала об этом, когда я вернулась. Это были первые её слова. Потом она отвесила мне пощёчину и ушла. Знай, с какой сукой ты имеешь дело. Видишь, она даже собственной сестре не прощает маленьких ошибок. А ведь я своё получила. Вероника говорит в сердцах, лицо её покраснело, и она вся дрожит. Девушка из палатки (Господи, да на ней лица нет!) подходит к Веронике сзади и крепко обнимает. Дэри вздыхает, прикрыв глаза, и вскоре перестаёт плакать, а затем её и вовсе перестаёт трясти. Радует, что есть человек, который поддержит её и успокоит. Так будет лучше, чем если бы утешать Дэри стала бы я. Она, наверное, и знает её куда лучше. Так будет лучше. Радует, что есть человек, который поддержит и успокоит Веронику. - Я ничего не имею против тебя, Милана, - говорит Дэри, наконец открыв глаза, - Но тебе лучше уйти. Я понимаю. Я и сама чувствую, что мне пора уйти. Я и так слишком долго здесь задержалась, и так принесла дурную весть. Одного не понимаю – зачем Мэри было отправлять меня с этими словами, уже сказанными однажды? Чтобы сделать Веронике ещё больнее? Я не думаю, что Мэри хотела бы этого. Она способна на жестокие и жесткие поступки, но вместе с тем она знает, что Вероника получила достаточно. Значит, есть другая причина. И об этом нужно спросить у одной из них. - Ты приходила к Мэри? – спрашиваю я. Ответ Вероники может полностью перевернуть моё представление о Мэри. Но этого не происходит. - Я бы хотела сказать “нет”, но это не так. Да, да, да, я приходила, чёрт побери! Просила у этой высокомерной стервы прощения, - Дэри снова плачет, и девушка сильнее прижимает её к себе, заставив взять себя в руки, - Я просила тебя уйти, - Вероника пытается придать своему голосу жесткость, но у неё это не выходит. Не стоит заострять на этом внимание. Ей сейчас тяжело, и нужно проявить уважение к её чувствам. - Прости, уже ухожу. Мне просто надо было выяснить. - Удачи. - Удачи, - произнеся последнее слово, я разворачиваюсь и иду прочь. Пару раз оглядываюсь, но Вероника с её подругой уже скрылись в палатке, и я не могу видеть их. Всё в порядке. Мэри – та Мэри, которую знаю. Всё в порядке. И она, кстати, наверное, ушла на совещание Совета. Совещание Совета. Фу, тавтология. Мне стоит вернуться в палатку. Больше делать всё равно нечего. По пути захожу к Соне Иванец. Её любимый человек или умер, или сильно покалечен, и со дня восстания она не разговаривает. Вообще. Рядом с Соней нахожу Дашу, чьё лицо навсегда испорчено ножом. Мне их обеих искренне жаль. Я обеим очень сопереживаю. Даша справляется со своей бедой, а Соня решила утонуть в своей. И тянет сестру за собой. Они обе увязли в этом болоте. Иногда я помогаю Даше тянуть Соню из этой трясины. Не знаю, может, одна я. Если говорить откровенно, Соня может и не выбраться. Даша рассказала, как сильно Соня его любила, рассказала, что они встречаются уже больше года и всё такое. Я надеюсь, что он выжил. Соня не заслужила таких страданий в своём возрасте. Никто не заслужил. Когда я покидаю сестёр Иванец, оставив им немного ягод (их всё меньше, и еда ценится всё выше), на душе становится ещё более тяжко. Хочется расплакаться. Направляюсь в свою палатку, и тут замечаю, что ко мне идёт Вероника. Что-то не так? - Милана, ты сейчас не занята? – я отрицательно качаю головой, удивлённо глядя на Веронику, - Отлично. Пойдём со мной. У тебя ведь есть возможность поговорить со мной сейчас? – она говорит быстро, но при этом все слова чёткие, взвешенные, будто подготовленные, но в то же время эмоциональные и честные. Очевидно, у неё точно есть какая-то подготовка. Речь хорошо поставлена. - Конечно, идём, - отвечаю я. Вероника идёт в сторону речки, и я следую за ней. Не могу спросить о качестве её речи напрямик. Уж больно это странно будет. Очень странно. Мы протискиваемся внутрь её палатки, располагаемся на полу. Жду, когда она начнёт – всё-таки, это она меня позвала. В палатке полный порядок, не то, что у Мэри с Виталей, а здесь, у Вероники, чисто, вероятно, всё собрано в сумки, стоящие в углу палатки. Экономично и аккуратно. Одобряю. Люблю аккуратность в людях. - Я очень хочу домой, Милана. Ты меня понимаешь? – на слова сестры Мэри отзываюсь кивком, - Дома всё было совсем не так… - Мне не переубедить Мэри… - Да она сама отойдёт. Или не отойдёт, - Вероника рассекает воздух перед самым моим носом рукой, - Ай, так или иначе, тебе на неё не повлиять. Даже Витале не повлиять. Она всё сама решает. Я её достаточно хорошо знаю, чтобы заявлять это. И не спорь со мной. Я всяко её получше тебя знаю, хотя со стороны это и может выглядеть иначе. Вот именно, что со стороны это выглядит совсем не так! Мэри с самой нашей первой встречи не проявляла особого интереса к сестре. Даже моё мнение учитывалось больше, чем мнение Вероники. Однако я не спорю. Очень сочувствую Дэри. Ей тяжело. - Я мечтаю вернуться домой. В тот дом, который был прежде. Мечтаю быть с людьми, которых люблю. Особенно с одним. Ты видела здесь девушку? Её зовут Марина. Она сама едва не погибла, но не жалуется, а утешает меня. Знаешь, даже как-то слишком это всё. Не удивлюсь, если скоро она признается мне в любви, - Вероника говорит абсолютно серьезно и качает головой. Кажется. Это первый раз, когда я вижу её грусть. Я ей сочувствую. Очевидно, она не может принять любовь этой девушки. Вот только что именно ей мешает? Я не спрашиваю. Я просто жду, пока она продолжит. И это происходит очень скоро. - Мне очень жаль, если так выйдет. Она хорошая. Но мне нечего ей предложить. Я мечтаю о другом человеке. Увы, все мои мысли о нём. Мы проводим вместе немало времени. У меня есть шанс. И если нужно будет отвергнуть Марину – я это сделаю. Я влюблена в другого. А я вот ни в кого не влюблена. Раньше не находилось кандидатов, а здесь…да и здесь, в общем-то, тоже никого особо нет. Вероника неожиданно откровенна со мной. Я чувствую, что ей можно ответить тем же, можно ответить на любой её вопрос. Если она спросит – я расскажу. Что бы она ни спросила. - А ты? Ты влюблена в кого-нибудь? – её голос тихий, она спрашивает осторожно. Наверное, ей кажется, что она может обидеть меня этим вопросом. Это обидно. Я не давала повода. И я расскажу. Никаких проблем. - Нет. Но я мечтаю об этом. Мечтаю влюбиться – нет, полюбить – так, чтобы отдаться этому чувству всецело, чтобы утопать в нём, чтобы дышать с кем-то одним воздухом, и чтобы этот воздух был теплее любого воздуха, которым я когда-либо дышала. Я хочу… очень хочу, чтобы это всё случилось со мной. Любовь – великое приключение. Она всегда обнаруживает в людях что-то новое. Иногда что-то, что хотелось бы скрыть, а иногда что-то, что стоит показать. Мне интересно, как любовь изменит меня и человека, которого я полюблю. Закончив, выдыхаю, и внимательно смотрю на Веронику. Оттенок горечи на её лице говорит о несогласии красноречивее любых слов. Она могла бы молчать. Это бы ничего не изменило. Но она открывает рот и произносит: - Слишком наивно и радужно, Милана. На деле всё не так. - На деле всё не так с несчастной любовью, - возражаю я, - А я хочу удачно полюбить. Чтобы и ссоры, и слёзы – но в финале мы всё равно вместе. И всё ещё держимся за руки. Вероника улыбается мне. - Ты права, - заявляет она. Ну конечно же я права. Это и так понятно. - А о чём ещё ты мечтаешь? – спрашивает меня Вероника. Рассказать ей? Могу рассказать. - Ну…вернуться домой, конечно же. К семье. Убедиться, что у них всё в порядке. Я волнуюсь. Ну, безусловно, конечно, выбраться отсюда. И как можно скорее, - у меня речь поставлена не так хорошо, как у собеседницы. Надо над этим поработать. Избавиться от слов-паразитов, - Ну…ещё…я бы хотела, чтобы все, с кем я здесь успела подружиться, чтобы всё у них было хорошо, и чтобы мы и после общались. Гм… А ты о чём мечтаешь? Я надеюсь на полный ответ, на красивую речь, но в ответ получаю только лишь: - Да так, ни о чём, не забивай себе голову, - Вероника ясно даёт понять, что развивать тему не намерена, и я не лезу. У меня и так есть немного информации: её мечта о восстании разбилась, и с её мечтой о человеке – с её любовью – тоже что-то не так. Видимо, есть что-то ещё. А сейчас непременно нужно как-то разрядить обстановку. - Кем ты хотела стать? – спрашиваю я просто для того, чтобы сменить тему и заполнить тишину. - Дизайнером интерьеров, - тут же отвечает она, ни задумавшись не на секунду, - А ты? - Журналисткой. Но теперь уже не хочу. - Думаешь, будешь невостребованной после нашего возвращения? Уверена, ты найдёшь работу в каком-нибудь издательстве или на телевидении. Это если мы ещё вернёмся. Этого ведь может и не быть. Но не буду её разочаровывать. Похоже, её постигла именно несчастная любовь – хотя она и не говорит об этом напрямую. А может, бой ещё не кончен, но она чувствует, что силы противника опережают её. Всякое может быть. Но я не стану спрашивать. Не хочу её задеть этим. - Нет, дело вовсе не в этом. Просто только здесь я поняла, кем хочу быть на самом деле. Я хочу быть актрисой. - Ты и сейчас играешь? – нахмурившись, с возмущением и недоверием спрашивает Вероника. Как она могла такое подумать! Я не скрываю и не меняю своих эмоций, но она обвиняет меня во лжи! Хотя её можно оправдать: наверное. Ей сейчас очень больно, и она может что-нибудь ляпнуть случайно. Ей простительно. Ладно. - Нет, что ты, - отмахиваюсь, - Ты можешь доверять мне. Я честная. Помни об этом. Моя собеседница смотрит на меня, сощурив глазки, и спустя примерно полминуты произносит: - Если ты честная, скажи честно: почему Мэри не хочет меня простить? Вопрос застаёт меня врасплох. Я не могу ответить ей что-то вроде «мне-то откуда знать», не могу промолчать, но я и не докапывалась до Мэри по поводу причин. Что же делать? - Это же Мэри. Ты же её лучше меня знаешь, вы же сёстры. Я просто возвращаю ей её же слова. Она растягивает рот в улыбке. - Молодец. Правильный ответ. Мне не нравится её комментарий и тон, каким он произнесён. Такое ощущение, будто я маленькая девочка, а она учит меня алфавиту или показывает на фотографию коровы и спрашивает, что это такое. Да и вообще, с этого, кажется, начался наш разговор. Совсем недавно. К чему она это всё? Пока я размышляю над этим вопросом, Вероника поднимается и выходит из палатки, оставив за собой проход открытым. Она ждёт, пока я выйду? Наверное. Я выхожу. - Отлично. А теперь иди. Мы с тобой отлично поговорили. Всё ещё не понимаю, к чему весь этот наш разговор. Особенно – его конец. Возможно, она хотела просто выговориться. Но вполне возможно, что преследовала какие-то свои цели. Проверить меня. Заполучить моё доверие. Выведать информацию. Да что угодно. Мне это не нравится. Не люблю такие ситуации. - Пока, - прощаюсь я. Ответа нет. Уходя, пару раз оглядываюсь. Вероники уже нет на месте. Снова куда-то ушла. Возвращаюсь к себе палатку, беру альбом, пенал и добираюсь до речки. Сажусь на берегу и рисую деревья. Выходит неплохо. Деревья рисовать куда сложнее, чем здания, автомобили, или даже людей – в этих системах все линии предсказуемы. Природу вообще сложно выполнять, а в особенности – карандашом. Живые линии… сложно, но тренировкой достигается успех. И я достигла немалых успехов в рисовании деревьев. Трёхлетняя практика. По дереву в день. Я хотела быть журналисткой, но запасной вариант всегда был – могла стать художником или дизайнером. Хорошая профессия. Мама одобряла… Мама. Я люблю её. И папу тоже. Скорее бы к ним вернуться. А как моя кошка? Её я тоже люблю. Я очень люблю всё, что было до этого места. Но и в этом месте есть те, кого я люблю – та же Мэри. За это время мы по-настоящему подружились. Я не хочу, чтобы она ушла из моей жизни. Не хочу. Ластик заканчивается. Нужно быть экономнее – новый уже не достанешь. Рисовать деревья сложно. Выполнять эту работу карандашом – ещё сложнее. Но жить – сложнее всего.