На странных берегах семнадцатого века

Пасмурным вечером вторника от двадцать седьмого июня тысяча шестьсот двадцать пятого года по невзрачному переулку настолько же невзрачного приморского французского городка передвигалась фигура, закутанная в плащ. По характеру передвижения фигуры наблюдатель, будь он случайным зевакой или не совсем случайным преследователем обладателя фигуры, обязательно заметил бы, что по очертаниям и характеру передвижения фигура принадлежит молодому мужчине, и что, помимо всего прочего, этот молодой мужчина совершенно точно не хотел задержаться в этом переулке надолго в связи с наличием у переулка тошнотворного запаха протухшей рыбы и отсутствием у молодого мужчины лишнего свободного времени. Так же, по приметной форме головного убора, выделявшейся не только особенно явственно, но и контрастировавшей с почти бесформенным силуэтом, хорошо скрывавшим худощавое телосложение незнакомца (в этом очень помогал плащ), можно было заключить, что молодой человек состоит на военной службе у Его Величества короля Франции. О том, какие дела могут быть у подобных личностей в столь неприглядном месте, куда такие, как он, люди (даже случайным образом попавшие в район, которому принадлежал переулок), вряд ли захаживают, случайный зевака едва ли мог бы знать. Заинтересованный же наблюдатель, если бы даже и знал, то уж точно сохранил бы эту информацию лишь в своей голове, на худой конец — в собственной могиле. Молодой человек вел себя крайне нервно, постоянно оглядываясь и еще больше кутаясь в плащ, отчего можно было заключить и то, что он совсем не желал быть узнанным кем-либо и, тем более, уж совсем не желал попасться на глаза этому кому-либо. Он не выглядел напуганным — скорее наоборот, раззадоренным, словно он сам следил за этим кем-то и хотел обнаружить его прежде, чем этот кто-то найдет его самого. Он стремительными шагами преодолевал метр за метром, направляясь прочь из злачного места, которое пришлось бы не по душе любому, кому бы не посчастливилось в этом месте оказаться. Выплюнув нашего незнакомца на набережную, переулок снова стал нелюдимым, сохранив свой личный аромат и грязь мостовой, часть которой осталась на ботинках незнакомца. Незнакомец же, будто завидев старого приятеля в пестрой толпе гуляк и матросов — обычный контингент для любого порта в подобном захолустье - бойко растолкал прохожих, и, совершенно забыв про необходимость кутаться в плащ, ринулся со всех ног к палубам. *** Ожидая, когда Питер Блад проводит помощников, Вера стояла у самого края пристани и вглядывалась в мутно-зеленую воду, думая о том, что ее ждет дальше. Впереди ее ждала неизвестность и французский городок образца семнадцатого века. Девушка полагала, что капитан Блад еще не понял, в какую именно попал ситуацию, а слова лорда Уильямса принял просто за недоразумение, в силу правил этикета не обратив на них внимание ни во время беседы, ни после нее. Вера, задумавшись, по старой привычке сложила руки у груди, но вдруг остро почувствовала нехватку воздуха. Корсет, о котором она позабыла, увлекшись новыми переживаниями, вдруг сильнее обычного впился в ребра. С трудом удержавшись от нового приступа обморока, Вера подала руку немедленно подоспевшему капитану Бладу. Недостаток кислорода в легких заставил ее пошатнуться — едва устояв на ногах, Вера подняла голову в попытке вдохнуть хоть немногим больше воздуха, чем вмещали тиски корсета. Взгляд девушки устремился поверх толпы (выглядевшей, впрочем, вполне в духе горожан семнадцатого века) и зацепился за человека, показавшегося ей более чем странным. В частности, странным его делало то, что он был с головы до ног одет в черное, но не в такое вычурное и искусно вышитое черное, какое носил Питер Блад, а в настолько глухое, не имеющее ни одного кружева и застегнутое на все пуговицы черное, что даже нельзя было различить издалека, был ли это плащ или камзол. Единственным светлым пятном в его образе было его лицо блекло-оливкового оттенка с тонкими губами и прямым, острым носом, а так же белые белки глубоко посаженных миндалевидных глаз темного цвета, делавших его похожим на хищную птицу. Человек стоял неподвижно, казалось, смотря прямо на Веру и ее спутников. Едва Вера успела этому удивиться, как он, уловив ее взгляд, немедленно развернулся к ней спиной и, взмахнув полами плаща, скрылся в толпе. В следующую секунду ничто не напоминало о его присутствии, словно лишнюю фигуру в карандашном рисунке искусно стерли ластиком. Все, что оставалось Вере - изумленно распахнуть глаза и встретиться с вопросительным взглядом Питера Блада. - Миледи, вы будто Белую Даму увидели, - не удержавшись от сарказма, заявил Блад, едва успев поймать Верину руку. - Сэр, поспешу вас осведомить, что привидения посреди бела дня не появляются, - недовольно парировала Вера, нахмурившись и немедленно пожалев о том, что ляпнула такую глупость. Мимоходом она успела уловить иную форму обращения к ней капитана Блада – в обычных случаях он не прибегал к столь изощренным словам, предпочитая использовать обычное «мисс». Посчитав, что такие перемены – лишь результат того, что он находится в особенно непривычной обстановке, она не стала придавать этому какое-то иное значение, кроме как желание подшутить над ней. Ей все чаще начинало казаться, что она для него представляет что-то вроде капризного ребенка, требующего если не нежной заботы, то хотя бы благоразумной опеки. Что для мужчины склада Питера Блада, по ее мнению, являлось не совсем подходящим времяпровождением. - Вы ошибаетесь лишь в том, что в скором времени наша скромная и малочисленная компания обзаведется Белой Дамой из крови и плоти, и этой Белой Дамой станете вы, если, конечно же, вас немедленно не доставить в надлежащие для девушки вашего социального статуса комнаты, где бы вы могли отдохнуть и набраться сил. Правда, я нахожусь в сомнениях относительно наличия чего-либо подобного в этом богом забытом городишке, - прищурившись от прямого луча закатного солнца, Блад огляделся. По мельком проявившейся ухмылке на его лице можно было заключить, что он и впрямь был недоволен тем, что видел. Вера решила последовать его примеру и ради интереса оглядеться вокруг; увиденное колоритное месиво из людей в непривычных для ее глаз одеждах, лошадей в упряжках и прочих представителей этих двух типов живой массы, толпившейся на набережной, побудило в ней желание сию же секунду рассмотреть все, что только здесь было, в деталях. Однако едва она предприняла попытку приглядеться к горожанам, как случилось весьма непредвиденное обстоятельство: на капитана Блада налетел какой-то неосторожный прохожий. Капитан Блад, стоявший рядом с Верой и не спешивший отпускать ее руку - чем он, сам того не зная, оказывал девушке огромную поддержку в борьбе с непривычными ощущениями, связанными с ношением корсета - едва не удержался на ногах, впрочем, умудрившись не столкнуть с ног саму Веру. - Будьте осторожны, мсье, - как ни в чем не бывало сказал на английском он, поймав «мьсе» за локоть. «Мсье» прерывистым жестом поправил съехавшую на бок шляпу с широкими полями и огромным плюмажем. Вера успела удивиться тому, что такие все еще носят на закате семнадцатого столетия. Так же "Мсье" одним ловким движением высвободился из хватки Блада и развернулся на каблуках высоких кожаных ботфорт с отворотами и квадратными носками. Вера удивилась еще раз: подобная обувь была бы уместна в гардеробе джентльмена во времена куда более ранние, чем первые годы восемнадцатого века - сомнений по поводу перемещения во времени уже не оставалось. Тем временем, "Мсье" оказался лицом к лицу с Бладом и пристально посмотрел на него. В карих глазах этого человека читался вызов, граничащий с безрассудством, буйный вихрь темных волос и загорелая кожа придавали ему сходство с разбойником – из тех, что раньше сторожили у дорог и грабили всех, кто попадался им под руку. Вера, поправив себя, что «раньше» - это теперь для нее настоящее, нервно сглотнула, ожидая худшего. Он был молод, и, по всей видимости, относился к той категории французов, которым не нужно было особенного повода для разжигания ссоры или приобретения верных друзей на всю жизнь. Почему-то Вере вспомнился Дюма, а именно - история Д`Артаньяна и трех мушкетеров. Однако эту мысль она немедленно отмела, посчитав, что Капитан Блад и мушкетеры – вещи настолько же далекие друг от друга, как далека тонкая, серьезная живопись Диего Веласкеса от отчасти легкомысленных, но вполне мастерских работ Никола Пуссена. - Говорите на французском, мьсе. Я плохо понимать ваш язык, - тут он попытался говорить на английском - с типичным французским акцентом, нещадно коверкая слова до такой степени, что сложно было разобрать, что именно он пытается сказать. К счастью, дальше пары слов дело не дошло. – Вы стояли на моем пути, - добавил он на своем родном языке. Вере пришлось приложить усилия, чтобы его понять – слишком мало было практики в применении французской речи, да и говорил этот человек странно, чуть иначе, чем ее учили. Именно поэтому она не поняла остальные слова, им произнесенные, но по напряженному выражению лица Блада она посчитала, что вряд ли он выразил свои извинения по поводу случившегося. Помимо всего прочего, человек затем нарочито положил правую руку на рукоять шпаги, выглядывавшую из-под его плаща, отчего Вера стала переживать за исход ситуации еще сильнее. Случиться могло что угодно, и она, как женщина, никак не могла этому препятствовать.