1
19 февраля 2015 г. в 10:47
— Очнись, очнись!
— А? — сквозь опухшие от сна глаза я пытался выпутаться из сонного царства. Мое едва робкое дыхание отбрасывала на углы тень.
— Очнись!
— Я бесполезен. Маленькая девочка, в глазах которых мутило машинное масло, и её осмысленный, словно живой взгляд.
— Открой глаза! Откр-о-ой!
— Я и открыл. Как я оказался в этой пустоши… Кажется, я слишком много бегал от себя. Если в мои жилах что-то и течёт — то это ртуть. И я часто завидую тем, жизнь которых зависит от машинного масла. Мой бесцельный путь по планетам скрывался одиночеством, но я не отказывал себе в возможности потянуть руку небрежно к небу!
— Принц, а Лис сегодня придет? — спросила она ненавязчиво и бесцельно. А вспомнил, что нужно быть аккуратнее, а то разойдется по периметру тела нанесенный в схватке с судьбой, оскалившейся в проседи застывшего хмурого неба шрам.
— Мое сердце еще вчера не билось, согнув к верху солнечного сплетения руки, согнув… — Я слышу музыку твоего сердца, тарелки с бочкой удар за ударом разливаются стуком по комнате… Я слышала когда-то, что люди вырвали нам, жертвам машинного масла, сердце чтобы мы не были бельмом в глазу… И слышала, что только безнадежные дураки могут посвятить механическим отродьям душу.
— А я слышал, что машины не ищут смысл жизни… И даже если машина существует — то существует ли она для себя, или беспомощно должна созерцать?
— Жизнь слишком сложная штука, — рассмеялась, словно вынув, из памяти остатки человечности.
Я пытался собрать кусочки своего сознания, подклеивая их трафаретом, собирая пазл. Я умилялся, наблюдая как куклы осознаю смерть, а подделки правят миром. Я бесконечно мчался через эту пустую от всхлипов расплакавшихся звезд планету… Я искал её отражение на обсохших конечностях губ, изъеденных солью. Я искал в свете проклятых лун волчицы с брошенными детьми сумеречный вой. Я пытался вспомнить, как и зачем я сюда пришел, но этот мир — этот город, это воспоминание забирает у меня все тепло. Я смотрел на звездное небо, и не видел дно. Я смотрел на беспомощной птицы уставшие глаза, видя в нем отражения себя. Искать можно вечность, но у меня больше нет — нет сил встать. Бог собрал из коробки неё, дав железное, крепкое тело, оставив мне хрупкую беспомощную оболочку. Мне ну нужен ответ на вопрос — зачем я сейчас живу? Мне даже не хочется слышать о вопрос, почему устрою встаю с кровати и бреду к звездам, бреду…
Уйдя из остывший хижины в чистый луг, глядя на первый снег, окутавшую поляну своим теплом. И я хотел бы поиграть в снежки, но один и хрусталь потом обратит мои глаза в ничего.
— Снег смотрит на меня, или я смотрю на снег? Принц, мне был важен ответ. Из чьих хрусталиков греется твоя душа, из чьи слез рождается твоя тоска. Мне интересно кто я — ведь я кукла, я пустота.
— Слишком яркий свет радужки глаз для полностью безжизненной куклы.
— И я слишком тусклый для того, кто родился под светом звёзд.
Слышен где-то рядом чьей-то стон. Я смотрю — я снова пустой. Дорога к звездам никогда не досталась бы просто — это ведь даже не дорога в путь иной. Открытое пространство — внутреннее окоп убранство. Бесконечных город в сияние рассыпавшихся площадей, я в нем искал тебя… В нем искал отражение, из которого лакала вечность звезда. В пустых переулках я одиноко брел, мне надоело это место… Я не хочу жить в нем — гори оно все огнем. Если отринуть суть — откроется космос. Но даже над бескрайним космосом рано или поздно умирают звезды…
— Так весело шататься бесцельно со мной по пустым переулкам?
— Существовать бесцельно, хоть и в мой программе этого нет — но скрипичным ключом не откроешь путь к сердцу.
— Сердце это, сердце это… — взбудоражено продолжил Принц, — сердце это комната, где ты хочешь утаить частичку тепла, впрочем, для куклы это слишком.
— Слишком для тебя иметь сердце, а не иметь сердце для куклы.
— А, не важно.
«Сколько бесцельно мне пытаться на неё наткнуться», — спросил я у себе сам. Да и вообще я тут задержался. Сильно задержался. Я искал её. Но потерял только себя.