Skinny

52 кг С каждым разом становится всё легче и проще. Моё тело принимает изменения, я вижу это каждый день в зеркале в полный рост. Перед тем, как спустится к ужину, я становлюсь к нему спиной, снимаю свои серые домашние шорты и старую майку, которая уже так небрежно свисает на моих плечах (кажется, она уже большая на размера два) и в одном только нижнем белье медленно поворачиваюсь так, чтобы увидеть себя. Я проделываю это каждый раз ради того, чтобы понимать, что всё не зря. Сегодня я сделала аналогичные действия. Шорты, правда, уже сами спадали к моим ногам, еле удерживаясь на бёдрах. Смотрю на себя. Всегда представляла себе эту картину, миллион раз до этого. Год за годом. Но разница лишь в том, что сейчас я себя уже не узнавала. Я даже толком не могла понять, нравлюсь ли я себе, хотя осознание того, что в зеркале девушка, чьё отражение я мечтала увидеть с тех пор, как у меня начала расти грудь и появляться видимость талии — это не я. На меня смотрит уставшая Шейн, с тёмными кругами под глазами, серо-зелёной кожей лица (явно не совсем нормальный цвет). Я могла разглядеть, как просвечиваются скулы, а тонкая, почти что прозрачная кожа, натянута и кажется, что вот-вот исчезнет, и я увижу собственный череп. Чего таить греха — оно на самом деле так выглядит. Я удивляюсь, как такая тоненькая шея может удерживать мою голову, а ниже — ключицы, сливающиеся с предплечиями, а те — с кистями. Шейн, это ты хотела видеть? Такой ты себя представляла столько лет? Ответ очевиден, хотя я до последнего пыталась себя переубедить. Слышу, как мама зовёт меня к ужину, закрываю глаза, моля Господа, чтобы время внизу с родителями за столом пролетело с невероятной скоростью.

***

Последнее время стараюсь избавиться от навязчивой мысли просидеть за ноутбуком перед сном несчитанное количество времени, поэтому сразу же поднявшись в свою комнату, иду к нему, дабы захлопнуть и спрятать подальше от глаз. Только коснулась крышки ноутбука, как приходит уведомление. В голове мелькает мысль о том, кто это может быть, но понимая, насколько она глупая, то я сразу же проганяю её прочь. Но открыв страничку в социальной сети и увидив маленькое окошко с сообщением, понимаю, что всё это было бесплолезно. Чёрно-белое красивое лицо Гарри спрашивает меня, не сплю ли я ещё. Пару раз моргаю, проверяя, не показалось ли мне часом эта картинка, но всё по-прежнему. Знаете, иногда присутствует такое чувство, что кое-какие вещи настолько абсурдные, что просто не могут произойти в твоей жизни; настолько кажутся нереальными, что ты даже и не представляешь их. Это как встретить Одри Хёпберн, которой я так восхищаюсь, и не учесть момента, что её давным-давно уже нет. Вот я сейчас испытываю то самое чувство. Касаюсь пальцами тачпада, открывая сообщение, на ходу формулируя короткий, но максимательно содержательный ответ: Шейн: "Нет, не сплю. Но ты не очень вовремя, так как даже в таком случае я не смогу больше провести времени, отвечая на твои предсказуемые вопросы" Даже не перечитав сообщение, нажала кнопку отправки, отслеживая его статус. Прочитал. Печатает. Гарри: "Что-то случилось?" Застыв на месте от неожиданости, которое появляется во мне из-за его заинтересованости, я даже не понимаю, что он имеет ввиду. Шейн: "Смотря, что ты имеешь ввиду, спрашивая меня об этом" Секунд пять, и ответ от Гарри снова высвечивается. Гарри: "Твоё отсутствие на сеансах" Гарри: "Ты пропустила уже три" Закатываю глаза, но не могу принять тот факт, что внутри меня маленькая девочка радуется такому интересу от него, хотя понимаю, что это не разумно. Да и вообще не к месту. Шейн: "Я на допросе?" Гарри: "Нет. Мне просто интересно" Шейн: "Просто подготовка к учебному году. Не более" Чувствуется какое-то облегчение внутри и совсем необъяснимая легкость, но всё это сменяется чувством злости к самой себе, что вот уже десять минут я опять зависаю в интернете. Решаюсь дождаться посленего его сообщения и выйти из сети, как мой телефон в ногах завибрировал, да с такой силой и неожиданностью, что я испугалась. Сделав глубокий вдох, я потянулась за ним, переставляя свой ноутбук на прикроватный столик. Номер неизвестный, и я хотела уже сбросить его, но интерес взял верх, и я тут же провожу пальцем по экрану и прикладываю его к уху. — Алло? Мой голос неожиданно охрип и сел, и я подозреваю, что минералка из холодильника была не самым лучшим вариантом утром. — Это я, — проговаривает голос на том конце провода, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы сложить все пазлы в голове, пытаясь нарисовать образ человека, чью фотографию я только разглядывала на экране ноутбука. — Узнала? — Знаешь, это выглядит уже совсем не смешно, — внутри меня действительно появляется это непонятное чувство нарастающего страха, когда до меня доходит, что у этого парня, который якобы является ассистентом у меня в группе поддержки, есть моя страничка в социальной сети, а теперь ещё и номер телефона. Слышу тихий смешок и шорох, а затем его голос снова заполняет тишину между нами. — Ты не пугайся, я твой номер взял в анкете, которую ты заполнила, — голос его уверенный и ровный, что действительно заставляет меня поверить ему. Но потом в моей голове всплывает тот момент, когда перед первым сеансом группы поддержки мне выдали два листа с напечатанной анкетой для посетителя. И вторым пунктом после имени был мой действительный номер телефона. Теперь совсем маленькая доля страха сменяется успокоением. — В твои обязанности также входит созвон с каждым больным? Я поворачиваюсь к ноутбуку и всё же закрываю его, включаю ночник и встаю с кровати, пока парень на том конце провода думает ответ на мой вопрос. — Я предпочитаю другое слово. Гость звучит куда менее страшно, правда? Я хихикаю, поражаясь его подбору слова. Красиво описывает нас, будто мы на самом деле не больные подростки, а лишь на какое-то время погостевать заходим. И мне это нравится. — Возможно. Я предпочитаю вообще об этом не думать, честно говоря, — меряю мелкими шагами периметр своей комнаты, отслеживая маленькие огоньки от ночника, которые двигаются по стенам. Внутри меня на секунду поселяет умиротворение, да такое, что я забываю обо всём происходящем. И даже о том, чьи мои мысли были заняти последнее время. И это не может меня не радовать. — Так значит подготовка к учебному году? К этому нужно готовиться? — голос Гарри становится более серъёзным, что выводит меня из некого транса, в который ввел его нежный и пьянящий голос поначалу. — Я бы воспользовалась любой другой возможностью, лишь бы только не ходить туда. Но эта выглядит более или менее адекватной ещё, так что ответ на твой вопрос: да, я к этому готовлюсь. — Хорошо, поверю на слово. — Так это проверка? — спрашиваю я прежде, чем сама понимаю, о чём говорю. Сейчас меня радует тот факт, что я одна в комнате и меня никто не видит. Какой ответ я ожидала услышать? — Почти. Вернее, можно и так сказать. Я, как ассистент, должен был выяснить причину твоего отстутствия, но сообщениями не передать всего шарма разговора, поэтому я предпочитаю телефонные звонки, — говорит он, прерывая мои мимолетные раздумия. Одновременно и этот ответ, и не этот. Обхожу кровать, осматривая каждый уголок своей комнаты и замечаю фото, которые стоят у меня на комоде. На них тринадцатилетняя Шейн, которая совсем не похожа на ту девочку, которую я вижу в зеркакле. Казалось даже, что я живу в совершенно чужой мне комнате. Я ничего не узнавала, ничего из этого мне уже не пренадлежало. По крайней мере, это чувство было у меня на протяжении последних дней, и только сейчас я осознала это. Подхожу к комоду и лёгким движением руки опускаю рамку фотографией вниз. Стоит вообще её убрать подальше от своих глаз. А от чужих так тем более. — Ты на часы смотрел? Кажется, твоя рабочая смена давно закончилась, так что я могу освободить тебя от твоего долга выяснять такие ненужные вещи, Гарри. У тебя должно найтись занятие куда более интересней, чем допрашивать меня, тебе не кажется? — Не злись, Шейн. Если бы ты не хотела со мной говорить, ты могла бы сбросить звонок, как только поняла, что это я. Но ты ведь этого не сделала, — слышу, как вместе с этими самоуверенными словами он улыбается, подстверждая свою правоту. Я чувствую, как эта улыбка доносится до меня. И мне одновременно неловко и присутсвует чувство, будто меня поймали на серъёзном преступлении. Сажусь на кровать, опустив голову вниз и разглядывая свои ноги. Разве это уже ноги? Разве об этом я мечтала раньше? Я молчу и, кажется, это молчание заполняет не только пространство в моей комнате, но и накаляет обстановку в этом разговоре. Я не знала, что ему ответить на это. А хотела ли я вообще что-то отвечать? — Ты сдерживаешь своё обещание? — звучит вопрос, одновременно выводя меня из равновесия. Я не сразу понимаю, о чём он, но затем в голове всплывает картинка Кленбутерола, и всё сразу становится на свои места. — Что ты хочешь услышать? — я откидываюсь на кровать, оставляя ноги болтаться. — Не важно, что я хочу услышать, — голос Гарри становится невозможно тихим, что мне приходится прижимать телефон к уху, дабы его расслышать. — Важно то, что ты хочешь мне сказать. В этот момент мои мысли абсолютно точно запутались, и я действительно не могла понять, что сейчас происходит. Я лежу на кровати и разговариваю по телефону с парнем, который является ассистентом в группе поддержки, куда я хожу из-за, так называемого, моего психологического расстройства из-за, так называемой ещё раз, анорексии. Звучит смешно. — Правду, — я сглатываю слюну и закрываю глаза, вспоминая, что происходило последнюю неделю. — Я выпила последние три таблетки Кленбутерола, что у меня были, а упаковку выбросила по дороге в парк, в который прогуливалась, чтобы мама не увидела его в мусорном ведре дома случайно. Ну или не случайно, кто её знает. Я по-прежнему считаю, что у меня есть те лишние несколько килограм, хотя моё отражение в зеркале говорит обратные вещи, — я перевожу дыхание и снова продолжаю. — Цифры не сходятся с моим пониманием в голове, что стоит, возможно, прекратить. Но тогда мне нужно будет признать, что я больна. Тогда все будут ликовать и говорить, что были правы. А все, все люди вокруг, включая и тебя, возможно, подумают: "ну, эта девочка опять себе напридумала проблем больше, чем смогла вынести и проиграла". Понимаешь? Но я ведь не больна, и всё это... — я обвожу рукой свою комнату, будто собеседник может меня увидеть. — Всё это просто игра на публику, дабы меня на самом деле не сочли таковой. Я ведь знаю себя лучше, чем кто-либо другой. Я останавливаюсь и понимаю, что мне не хватает воздуха, а по моим щекам струятся слёзы. Убрав телефон от уха, я быстрым движением вытираю мокрые следы и делаю глубокий вдох. Мне нельзя плакать, нельзя, чтобы другие люди увидели мою слабость. Даже сидя в своей комнате, где никто меня не видит, но слышит этот парень — Гарри, — я не должна дать ему понять, что я могу сдаться в любой момент. Это будет означать лишь то, что я не сдержу слово, данное самой себе в начале этого пути. Разве так будет справедливо: сдержать не собственное, а какого-то незнакомца? Хотя мне кажется, не такой уж он незнакомец, что я болтаю с ним вот так вот вечером по телефону, чего не делала ни с кем прежде. — Шейн, — медленно проговаривает он моё имя, и я прихожу в себя. В основном из-за того, как звучит моё имя голосом другого человека. Я застыла, ожидая продолженя. — Иногда стоит довериться. Не все люди несут зло в этот мир, и ты должна это понять. — Это кто же, например? Ты что ли? — мои слова показались какими-то слишком резкими, и я поспешила опомниться, поскольку парень не сказал ничего плохого в мою сторону, а я начинаю его аттаковать, сама того не понимая. — Прости, я не это имела ввиду. — Я один из тех людей, которые видят в тебе просто заблудившегося человека. И какой в том прок, что я буду желать тебе зла? Я задумалась. Действительно, в этом нет никакого смысла. Так зачем же я извожу себя мыслями, что каждый встречный мне человек в моей жизни приходит в неё с целью добить меня ещё больше? — Знаешь, ты мне напоминаешь одного человека, — голос Гарри смягчается, а тихий вздох говорит о том, что за этими словами таится какая-то история, о которой мало кто может знать. Я молчу, не желая его перебивать, и терпеливо жду продолжения. Чувствую, как моё сердцебиение выравнивается и слабовать разливается по телу. И я этому поддаюсь, вслушиваясь в голос на том конце провода. — Представляешь, когда я был такого возраста, как ты, когда ещё учился в школе, я даже и не представлял, что пойду учиться на врача. Это всё было так далеко от меня, и это была совершенно не моя история. Я бредил мечтой поступить на архитектора, ночи напролёт проводил за макетами и эскизами. Порой рисовал портреты, но все они были редким исключением для одного только человека... Слова обрываются, и только сейчас я понимаю, что его голос дрожал. Он так аккуратно и точно подбирал слова, словно пытался всё в точности пересказать мне. Будто для него эти слова были так ценны, что он не хотел расстрачивать их попусту. — Когда мои знакомые решительно подавались в медицинский и на юриспруденцию, я же про себя думал: "ты что, Гарри, ты же не такой балбес, чтобы сделать так же! У тебя есть мечта, иди за ней", — он хмыкает и вздыхает, обдумывая, по всей видимости, слова, которые сказал. Или те, которые вот-вот скажет. — И что? Почему ты изменил своё решение? — спрашиваю я, удивляясь сама себе такой решительности. — Случился самый страшный день в моей жизни. Это было в начале последнего учебного года. Помню, было ещё достаточно тепло, как для октября. Это был выходной, и моя мама оставила меня с младшей сестрой дома, ей нужно было поехать в соседний город на пару часов. Это было что-то срочное, должно быть, потому что в противном случае она бы отложила эту поездку, — он делает несколько глубоких вдохов, пытаясь перевести дух. На мгновение мне кажется, что он может плакать. Но затем я представляю его лицо и то, что такой мужественный и увереный в себе парень может заплакать. И это совершенно не укладывлось в моей голове. — Элли была совершенно спокойной девочкой в свои шесть лет, была достаточно любопытной, но никогда не делала наперекор кому-то. Это меня в ней и очаровывало. В те выходные, естественно, у меня были планы, но я не мог сказать об этом маме, поскольку она так редко просила меня о каких-то одолжениях. И когда мы с Элли наигрались в её новую настольную игру, которую я ей подарил, она уснула на диване в гостиной. Я даже не хотел её тревожить, чтобы перенести в её комнату, просто укрыл малышку. Напряжение в голосе Гарри возрастало с каждый словом, и я уже немного насторожилась, что не могла спокойно лежать на диване. Ожидая, пока спокойное молчание прервется продолжением истории, я соскочила с кровати на ноги, чувствуя, как они стали похожи на сахарную вату. — Я решил, что могу выйти на некоторое время из дома, пока она спит. Я не собирался оставлять её надолго, просто собирался встретиться со своей девушкой, с которой мы поссорились днём ранее. Я так и сделал, — моё тело как будто застыло от слов, которые вязались в предложения и лились голосом Гарри в динамик моего телефона. Я застыла, ожидая продолжения истории. — Я не знаю... Не знаю, чем я тогда думал, честно говоря, понимаешь? Меня не было дома не больше часа, но когда я вернулся, я увидел скорую и полицию. Я помню, как в тот момент моё сердце сдавилось до минимально возможного размера, я помню, как бросился к дому, даже не заметив, что глаза заполнились слезами и я уже ничего не мог различить перед собой. Но эта картинка до сих пор мелькает перед глазами: как я вбегаю в гостиную дома и вижу маму, которая сидит на полу и кричит. Щелчёк в моей голове — и я смотрю на место, где лежала Элли, когда я уходил. И её там не было. Я понимаю, что не могу стоять на ногах, они меня не держали. В моём теле отбивалось каждое услышанное слово, я будто прокручивала, проигрывала в голове эту картинку, хотя на самом деле я даже боялась представить это. Я боялась услышать от него продолжение, но уже догадывалась, чем закончилась эта история. — Её маленькое, настолько хрупкое тельце лежало рядом на полу. Её упаковывали в чёрный непромокаемый пакет с застёжкой. И с тех пор я каждый день просыпаюсь и перед глазами эта картина. И что бы я не делал, как бы я не пытался избавиться от неё — я не могу. Я понимал, что из-за меня она через три дня была опущена в свежевырытую могилу, и только я являюсь тому причиной. Каждое утро я просыпаюсь и пытаюсь понять, чем я заслужил прожить ещё один день, а она нет, — вот теперь я услышала тихий всхлип, который, по видимому, Гарри держал в себе на протяжении всего рассказа. Я только сейчас заметила, что сижу на полу, подобрав под себя ноги и вцепившись в телефон обоими рукаи, будто если я не буду его держать, он тут же выпадет. Я не знала, что мне стоит сказать. Стоит ли вообще что-то говорить в таком случае? — Когда я ушёл, у Элли начался приступ. Это случилось почти сразу же после моего ухода. Я не учёл момент, что она принимает лекарства почти всю свою жизнь и что у неё этот приступ мог произойти в любой момент, не выпей она их. Я об этом знал, но был так зациклен на своей проблеме, что совершенно забыл об этом. Останься я дома, будь я немного приземлённей, она была бы жива. Понимаешь меня? Я чувствовала, как непонятное что-то, липкое и вязкое образовалось у меня в груди. Я не могла сделать вдох, не могла перевести взгляд от угла стола, на который я смотрела последние несколько минут. Пыталась подбирать слова в голове, прокручивала их, проговаривала в голове, пытаясь понять, точно ли эти слова хочет услышать Гарри на свою вопрос? Я боялась издать хоть какой-нибудь звук, будто парализованная, боялась услышать конец этой истории, но всё же. — Я пытаюсь понять, — ответила. Я не могла понять его, потому что никогда не была и не смогу быть на его месте, это была бы совершенно другая история. Зато я сказала правду, разве не это важнее? — Я виню в этом только себя. Здесь нет ничьей больше вины, и все это понимают, это ведь так очевидно. Тогда я не знал, куда себя подевать. Я понимал, что как только вхожу в класс рисования у меня перед глазами её лицо. Как только беру карандаш в руки сидя перед большим белым листом — вижу её большие голубые глаза. И тогда я поставил крест на моей мечте лишь потому, что я знал, что у меня не хватит сил даже начать её осуществление. Я понимал, что рисование до конца жизни будет напоминать мне о том, какой я идиот, что моя сестра сейчас мертва. Поэтому я решил найти себя там, где мою боль будет перекрывать чужая. Я знал, где мне стоит сделать правильный выбор. Так я считал, что смогу помочь кому-то, если не смог помочь Элли. Я чувствовала, как тоненькая нить холодка поползла вниз по моему позвоночнику, и только потом я поняла, что плачу. Когда слёзы коснулись моих губ, я ощутила их солёный привкус и совершенно забыла о том, что это всё происходит наяву, что вот мы разговариваем с Гарри, что он рассказывает мне настолько личную историю из своей жизни. — Гарри... — только и могла выговорить. Мысли путались в голове, и я пыталась соединить всё воедино. — Всё хорошо, — он делает глубокий вдох и прочищает горло. Слышу, как стучит стекло и что-то наливается в ёмкость, и мне хочется верить, что это лишь стакан с водой. До последнего гоню от себя мысли, что меня это по сути не должно волновать. Я лишь посетитель группы поддержки, а Гарри там ассистент. Всё это временное явление и долго оно не продержится. — Прошло уже достаточно времени, чтобы я немного усмирил свой страх перед принятием всего этого. — Поэтому ты и оказался в группе поддержки? — Это своего рода спасательный круг для меня. Я понимал, что мне нужно куда-то деться от всего этого и знал, что только там, где людям нужна будет помощь, я смогу жить дальше. Это трудно, но пока я хорошо с этим справляюсь. — Сейчас выходит так, что я твоя группа поддержки, — смиренным голосом отвечаю ему, дабы разрядить обстановку, и в ответ слышу приглушенный смешок. Я сажусь на диван, осознавая, что мне по душе такие разговоры. Я так давно с кем-то говорила просто так, не цепляясь за конкретные темы, что сейчас ощущала себя максимально живой. Чувствовала себя такой, как все. И мне это нравилось. — Теперь ты одна из тех немногих, кто знает мой секрет, — говорит он, и моя улыбка уверенно поползла вверх, хотя я и не знала причину его такого доверия ко мне. — Почему ты решил рассказать мне об этом? — спрашиваю его, проводя мальцами по узору своего пледа. — Ты ведь меня по сути не знаешь. Ну... если не учитывать анкету, которую ты, по всей видимости, уже прочитал. Он хихикат, и я ловлю себя на мысли, что мне это нравится. Тут же понимаю, что мне нужно прекращать с этим, не нужно замечать эти мелочи. Как известно, до добра они не доводят. — Знаешь, я увидел в тебе то, чего нет во всех тех, так называемых, гостях в группе поддержки. Они приходят туда, потому что так нужно, потому что им так сказали, вот они и делают. А ты противилась своему присутствию там, потому что в глубине души ты понимала, что тебе там не место. Должно быть, ты считала, что тебя вовлекли во всё это несправедливо. Ведь по тебе видно, что ты хочешь жить. Это в тебе горит, Шейн, — я вслушиваюсь в его слова и боюсь признать, что он прав. Впервые мне кто-то решился сказать то, о чём я боюсь даже думать. — Я хочу тебе помочь, но для этого мне нужно, чтобы ты мне доверяла. — Так ты всё это с самого начала спланировал? Заявка в друзья, звонки? — удивляюсь своей прямолинейности, но так даже лучше. Мне нужно было сразу узнать это, нежели потом теряться в догадках. — Нет, это я не планировал, — говорит он, и я немного расслабляю мышцы пальцев, которые жадно вцепились в телефон. — Признаться честно, я сам не ожидал, что позвоню тебе. И об... Элли я тоже не хотел рассказывать. Просто увидел в тебе эту наивность и такую детскую душевную простоту, которой ты мне её напомнила. Мне было приятно, что он поделился такой личной историей. Но всё же до конца в моей голове не укладывалось, почему мне стоит доверять ему. Я чувствовала, как страх, который заложен глубоко во мне, может пробыть со мной всю жить, а я так и не научусь совладать с собой, чтобы открыться кому-то. — Сменим тему, — неожиданно для меня быстро и довольно бодрым голосом проговорил Гарри. — Я хочу, чтобы ты пришла на следующее занятие. Если у тебя получится, конечно. Я поняла, что этот парень снова берёт с меня слово. С одной стороны это кажется, будто кому-то наконец-то на меня не всё равно. Но с другой я не понимала, стоит ли мне соглашаться на всё это или всё же притормозить и попытаться понять, что за человек передо мне предстал. — Я же говорила тебе... — начинаю говорить, как он меня перебивает, не дав закончить предложение. — Да-да, я помню, школа и все дела, — слышу, как он улыбается. — Но давац будем честны друг с другом, Шейн. Ты ведь просто ищешь отмазку. Я ведь тебя раскусил уже, так что хватит искать отмазки. Поражаюсь тому, как этоот парень ловко преграждает мне путь, совершенно не беспокоясь о том, что меня может это начать раздражать. Удивительный человек. — Ты ведь не можешь заставить меня, так что выбор всегда за мной. — Не забывай, что я ассистент той самой группы поддержки, так что у меня тоже имеются свои тузы в рукаве, — теперь-то он даже не скрывает своего смеха. Напротив — он пытается показать мне, что имеет какое-то превосходство надо мной. Да кого он вообще из себя возомнил, в конце-то концов? — Да и к тому же я тебе кое-что принесу. Уверен, твой интерес возьмет вверх. У меня заканчиваются аргументы на его слова, поэтому всё, что я могу сделать, это взять телефон в другую руку, набрать лёгкие воздуха для придания голосу большей уверенности и на одном дыхании вылить на него свой ответ. — Я думаю, что тебе стоит позвонить дальше по списку, ассистент Гарри Стайлс, потому что ты и так занял меня... — я забираю телефон от уха, чтобы посмотреть, сколько минут длится разговор. — На целых двадцать три минуты, представляешь? Это в сумме больше, чем бы я говорила по телефону за весь этот год. Так что вынуждена попрощаться с тобой. Слышу, как его только веселит моё взбунтовавшееся настроение, и совершенно нет той нотки злости, как у меня. — Понял тебя, — он прочищает горло, и я жду, когда смогу нажать кнопку сброса звонка. — Тогда до встречи, Шейн. И я просто не успеваю, так как он сбрасывает вызов первый. Во мне перемешались все возможные эмоции. Я и зла на него за такую самоуверенность, за эти сообщения и звонки. Но в то же время во мне присутсвует доля сочувствия за то, что он пережил. Не знаю, что я должна чувствовать после всего этого, да и я была настолько уставшая, что уже и не хотела разбираться в этом. Я могла понять только одно: за эти двадцать три минуты я говорила с человеком больше, чем с кем-либо за последнее время, исключая врачей, психологов и родителей. А это уже о чём-то, да говорит.