Здравствуй, Эмма

      – Здравствуй, Эмма, – глубокий и медленный голос прозвучал в ее спальне, заставляя девушку взвизгнуть. Эмма в ужасе развернулась, чувствуя, как руки против воли разжимаются, и фата, которую она бессознательно мяла в руках, падает на пол.       Он был страшен. Мужчина стоял у распахнутой двери и усмехался, причем рот его кривился каким-то звериным оскалом. Девушка боялась проронить хотя бы слово, и только сердце отчаянно стучало, почти что пытаясь вырваться из груди. Кричать? Никто не придет, отец на приеме у какого-то лорда. Слуги? Они не помогут...       – Милая Эмма... – прошипел гость, – я пришел поговорить с тобою...       Голос его звучал как-то странно знакомо, но Эмма не могла припомнить, где и когда слышала его. Быть может, то было в бреду или во сне... быть может, это лишь мираж или игра разума... и голос, и человек?       – Ты думаешь, что я – твой ночной кошмар? – спросил гость, приближаясь. Эмма с удивлением отметила, что, хоть шляпа и была явно найдена в подворотне, снял он ее с достоинством джентльмена. Он скинул плащ на ее чистую кровать, и Эмма вздрогнула. Гость ее был высок, и ему, совсем как Генри, она едва ли доставала до груди.       – Могу ли я узнать ваше имя? – она попыталась предать своему голосу больше уверенности.       – Эдвард Хайд, – он вальяжно опустился в кресло и продолжил, не поднимая головы. – А ты смелая малютка, Эмма Кэрью... Подойди!       Девушка не шелохнулась.       – Сейчас же! – прорычал ее гость, вскакивая и рывком притягивая ее к себе. Какие ужасно знакомые руки... бесконечные мозоли и шрамы... Эти мягкие прикосновения, этот... страх? Он боится причинить ей боль? Нет, какой абсурд!       – Не смейте трогать меня! Я буду кричать!       Она вырвалась, с удивлением понимая, что он не держит более. Эдвард Хайд опустился обратно в кресло.       – Ну зачем же... – он произнес это приторно-сладким голосом, но тут же прекратил паясничать, прежде чем Эмма успела открыть рот. – Я пришел поговорить с вами, Эмма. Насколько мне известно, вы собираетесь выйти замуж...       Он резко встал и поднял с пола фату. Эмма вздрогнула и подалась вперед. Нет! Никто не должен трогать ее свадебное платье! А особенно этот жуткий человек...       – Да, но какое отношение моя помолвка имеет к вам? Извольте покинуть мой дом! – она рывком потянула фату на себя, и тогда он вновь схватил ее, на сей раз за шею.       Безумные черные глаза блеснули из-за растрепанных волос. Глаза, в которых не было и не могло быть более ничего человеческого... Глаза, которые почему-то напоминали ей самые родные... Глаза Генри. Глаза Хайда.       Эмма тонко вскрикнула, когда Хайд с силой напялил на нее фату, словно стремясь причинить боль. Секундой спустя он суетливо – совсем как Генри! – поправил ее прическу, заправляя почти ласково темные пряди за уши. Девушка замерла на пару мгновений и бесстрашно сжала руку гостя.       Правую ладонь пересекал характерный шрам. Эмма прекрасно помнила его форму... Однажды у Генри взорвалась пробирка, и один из осколков распорол ладонь... и вот теперь она видит шрамы Хайда. А сколько мелких!       – Ты никогда не выйдешь замуж, Эмма... Ты слишком умна для женщины... Слишком прозорлива! – Эдвард Хайд явно язвил, сжимая ее ладошки в своих. Она с тревогой заглядывала ему в лицо, пытаясь понять, почему ее разум проводит такие странные параллели. Нет, нет, это все бред сумасшедшей... она сходит с ума от тоски по любимому, только и всего, и потому ей видятся везде родные черты.       Эдвард с силой притянул ее к себе, не давая пошевелиться.       – Посмотри на меня, Эмма. Ты. Никогда. Не. Выйдешь. Замуж.       Он чеканил каждое слово, и в этом было что-то особенно жуткое. Это не был зверь, каким являлся монстр из ее худших снов, но это был садист, воплощающий свои мечты рядом с ней.       Она знала его.       Этот человек был всегда частью ее жизни.       Всегда рядом.       – Ты поняла? – прошипел он, наклоняясь к самому ее лицу. – Эмма...       Она вздрогнула и по какой-то странной привычке коснулась его лица. Хайд дернулся и со смесью страха и страсти накрыл ее губы своими.       Эдвард Хайд целовал ее, а Эмма не пыталась отодвинуться. Она наслаждалась каждым мгновением этого отчаяния. Каждый поцелуй посвящался ей одной, и каждый был прощальным.       Каждый связывал их нерушимой связью.       И теперь Эмма не боялась.       Она его не потеряет.       Генри Джекилл? Эдвард Хайд? Как имя того человека, кого она любит?       Гость отстранился и поспешил к дверям, забрав плащ и шляпу. Эмму молча стояла у кресла, глядя ему вслед.       Она всегда знала правду.       – Дурная примета – видеть жениху невесту в свадебном наряде до свадьбы, – донеслось из-за дверей.       Девушка истерично всхлипнула и опустилась обратно в кресло.       Генри Джекилл давно уже мертв, и сейчас она видит это. От него остался лишь тот, кто забирает жизнь ее любимого. Генри – лишь оболочка, что скоро рассыпется на осколки...       Эмма Кэрью никогда не выйдет замуж, потому что нет среди живых человека, которого она поклялась назвать своим мужем.