Корабли

Арсений стоически будил уснувшую Инну, которая только отмахивалась от его бесхитростных попыток. В конце концов, устав бороться по-хорошему, он спокойно открыл дверь с её стороны и вытащил за руку её податливое тело из машины. Окончательно пришла в себя она после того, как пятая точка соприкоснулась с асфальтом, а Инна непонимающе смотрела на Арсения снизу вверх, совершенно не осознавая, как она умудрилась оказаться на холодной дороге, опираясь на дверцу машины. — Ты собираешься вставать или нет? — его голос был раздражённым, губы сомкнуты в тонкую линию, а на челюсти ходили желваки. — Прекращай этот цирк. Инна попыталась встать на полном серьёзе, однако сделать это смогла только с помощью предплечья Арсения и двери, на которую она опиралась. Сознание уже было почти ясным, но тело никак не поддавалось контролю — что было пугающе странным. — Отвали, — промычала она и попыталась пойти самостоятельно в сторону подъезда, но её тело шаталось и совершенно не слушалось. Корсаков теперь уже смотрел на попытки девушки реабилитироваться с жалостью, потому что со стороны всё это — начиная от серьёзного лица и грозного взгляда и заканчивая сжатыми от напряжения кулачками — было слишком забавным. В конце концов, утихомирив свой собственный гнев, он поставил машину на сигнализацию, устало вздохнул и поднял её на руки. — Не надоело, что я ношу тебя на руках? — язвительно поинтересовался он, заметив довольное выражение на лице у девушки. Та в ответ только заливисто рассмеялась, крепче обнимая его за шею. — С принцессами только так, — улыбнулась Инна, устало прикрывая глаза. Арсений не мог не улыбнуться, глядя на засыпающую девушку. Молодой человек точно знал одно: пока она рядом с ним — никакого алкоголя. Даже если она слишком забавная и раскрепощённая, когда пьяная.

***

Следующее утро, как назло, встретило воспоминаниями о прошедшем. Голова раскалывалось на части, словно в отместку говоря: «в следующий раз пить не будешь». Но следующего раза не будет — пора возвращаться в свой мир, без взбалмошных друзей, тусовок и головной боли наутро. Но эти рациональные, как ей казалось, решения необязательно будут соответствовать действительности. Говоря откровенно, у неё не было той необходимой силы воли, чтобы ставить себе такие жёсткие запреты, потому что малейшая возможность сорваться — и она это сделает. И пусть на следующее утро всё повторится вновь: жалость и запреты, ничего не стоящие. Искренность смешивается с фальшью, чувство долга с желанием всё разрушить, сдержанность — с порочными желаниями. А какую сторону выбрать — решает не она, а треклятая совесть, не терпящая эгоистичных желаниях. С трудом разлепив глаза, Инна увидела на прикроватном столике стакан воды и таблетку от похмелья. Мысленно поставив себе галочку, что надо поблагодарить Арсения, она тут же поняла, что и не знает, как с ним разговаривать. Поэтому происходящее больше напоминало чёрт знает что. Кое-как дойдя до ванной, девушка взглянула в зеркало и ужаснулась увиденному. Макияж был размазан по её лицу, а волосы пребывали в полнейшем беспорядке. Неприятное чувство во рту дополняло этот ужас. Сил приводить себя в порядок не было, но, осознав, что в гостиной наверняка сидит Арсений с ехидной улыбочкой на лице, Стоцкая решила взять себя в руки и в очередной раз не упасть в глазах Корсакова, что ночью она с блеском сделала. Как только она вышла в гостиную в коротком шёлковом халатике сапфирового цвета, который она накинула сверху на бельё, Арсений, встретивший её насмешливо поднятыми бровями, скептически обвёл её взглядом и попытался сдержать улыбку. Он ничего не сказал ей, потому что говорил по телефону, и Инна была рада такому повороту событий. Её казнь отсрочена ещё на несколько минут. — Я не вернусь, говорил же, — настойчиво твердил Корсаков своему собеседнику, поджимая губы от услышанного ответа. Инне, конечно, сразу захотелось узнать, в чём тут дело и куда должен вернуться её телохранитель, но девушка мгновенно поняла, что даже не догадывается, о чём может идти речь. Она совершенно не знает Арсения и какие-либо моменты его жизни. Даже не представляет, есть ли у него родители или братья и сёстры. Ничего. Знает только его фамилию и возраст, немного мелочей с их первого знакомства, но ничего важного. Нестерпимое желание узнать его возобладало над ней. Девушка чётко решила, что при первой возможности выведает о нём всё интересующее. Как это сделать — другой вопрос, но об этом она решила подумать позже. — Ты выглядишь определённо лучше, чем час назад, когда я приносил таблетку, — он снова обвёл её взглядом, от чего Инна почувствовала себя неуютно. Он даже и не думал смягчаться, сильнее смущая её своим заинтересованным взглядом, в котором виднелось ещё и презрение. После случившегося он не мог вести себя с ней иначе. Нет, он всё ещё её хотел, особенно в этом чёртовом халатике, который даже не был откровенным. Но презрение к пьющим девушкам и к их поведению брало верх. Ему до одури хотелось отчитать её и запретить пить, но Арсений сдерживал себя. Не время и не место. Да и, по сути, у него не было на неё абсолютно никаких прав. Но это вряд ли его остановит. — Я не буду извиняться, — уверенно произнесла она, но секундой позже мгновенно засмущалась под его испытывающим взглядом. Вот так просто, одним чёртовым взглядом, он выводил её из равновесия, заставляя совершать идиотские поступки, которые минуту назад считались бы правильными. Инне хотелось верить, что она не слабая, а он — только наваждение ранних лет. Но лгать себе сейчас хотелось меньше всего, а лгать ему не получалось бы вовсе. Вот так, совершенно спонтанно, она обнаружила, как чувства — реальные чувства, сносящие голову, — одержали победу. Хотелось, как и обычно, убежать от искренности, потому что отдаться чувствам было бы поступком глупым и безрассудным. — Я бы заставил, но пусть это лучше сделает твой жених, — Арсений встал, приближаясь к девушке и заставляя её медленно пятиться к стене, в которую Инна упёрлась спиной. Их лица были в опасной близости друг от друга, а его руки находились по обе стороны от её головы. Инна несмело смотрела ему в глаза, пытаясь вселить в себя уверенность, но получалось с трудом. Всего лишь одно движение — и их губы столкнутся. Они смотрят на губы друг друга, а Инна задерживает дыхание, ожидая желанного прикосновения. Но проходит секунда, две, а повисшее молчание и словно бы задержка времени так и продолжают находиться между ними. Арсений борется внутри с собственными демонами, пытаясь удержать себя от этого шага, потому что после него пути назад не будет. Случится то, что должно было, и никакие «давай забудем» это не спасёт. Конечно, Корсаков хотел больше, чем просто поцелуй. Стоическое желание проучить её за вчерашнее, показать, что свою тёмную сторону можно выпускать наружу, не употребляя алкоголь для храбрости. Но как это сделать, если ты сам постоянно держишь себя в руках? Она оказалась сильнее него. Храбрее, ответственнее. Устав ждать, девушка решила взять вину на себя после, потому что сейчас нельзя было упустить момента. Их поцелуй не был волшебным, скорее выражающим всю скрытую похоть и ярость. Арсений, конечно, ответил и взял инициативу на себя, жёстко оттягивая нижнюю губу и спуская руки на её поясницу, подвигая ближе к себе. Её руки покоились у него в волосах, притягивая голову ближе к себе в моменты, когда он немного отстранялся. Оковы терпения рвались, пока их влажный и глубокий поцелуй только набирал обороты. До бездны оставался только один шаг, и не сделать его — пожалеть обо всём после. Жалости было и так слишком много, поэтому пора уже послать к чёрту все предубеждения и начать жить. Арсений резко подхватил Инну за ягодицы, вынуждая обвить его бёдра ногами, и вплотную прижал её к холодной стене. Холод неприятно сковывал её спину, но обращать на это внимание сейчас было глупо, потому что этот момент мог закончиться так же неожиданно, как и начался. Корсаков целовал губами бьющуюся жилку на её шее, и Инна не смогла сдержать стона, когда Арсений провёл в том месте языком. Но он всё же прекратил это. Отстранился, опуская её на пол и мысленно одёргивая себя. Спокойствие вновь возобладало над молодым человеком. — С тебя хватит. Ты же сама потом будешь жалеть, — с напускной уверенностью и равнодушием сказал он, хотя в действительности он пытался убедить в этом больше себя, чем её. Инна нахмурила брови, пытаясь сдерживать раздражение и разочарование. Но высказать ему всё сейчас было бы лучшим выходом, как рассудила она. Слишком долго приходилось терпеть и сдерживаться. — Ты опять за своё, да? Не надоело, Арсений? — девушка старательно избегала его вопросительного взгляда, направленного прямо на неё. Арсений совершенно не понимал, о чём она говорит, но в глазах Инны это выглядело как хорошая игра, безупречное притворство. Он никогда не был похож на хорошего актёра, но сейчас, пожалуй, она осознала все его поразительные способности. — Может, ты мне объяснишь сначала? Или нравится делать вид обиженной и разъярённой фурии без причины? — Иди к чёрту, слышишь меня? — её глаза наполнялись слезами. — Конечно, ты не помнишь, как три года назад растоптал меня, прикрываясь каким-то глупым желанием сохранить мою «чистоту». Но я помню слишком хорошо, чтобы это каждый раз не возвращалось ко мне и не душило меня. Только сейчас я не та, кем ты пытаешься меня сделать. Я не чистая, не светлая и не настоящая. Я погрязла в своей лживой любви к жениху, от которого мне нужны деньги, в своём желании к тебе. Мне хочется снова хоть что-то почувствовать, кроме убийственного спокойствия, но я боюсь. Потому что моя жизнь выверена и идёт самым наилучшим образом. Под конец гневной тирады слёзы уже лились из её глаз, но она продолжала легонько бить кулаками по груди и плечам Арсения, чуть ли не воя от досады. Но он помнил. Помнил её смущённый взгляд, когда она врезалась в него в университете и чуть не пролила кофе, восторг, смешанный со страхом, в её глазах, когда он подъехал к той злосчастной остановке, искреннюю улыбку во время одного- единственного вечера, после которого они не должны были увидеться. Инна, по его мнению, не должна была знать о причинах его ухода тем вечером. Признаться ей в этом — означало бы непременно почувствовать её сожаление и самоуничижение. Да и зачем ворошить прошлое? Скажи он сейчас о том, что шанс на их встречу после той ночи был ничтожно низок из-за того, что через совсем короткий срок он идёт на верную смерть, — девушка посмотрела бы на него с неверием. Потому что она уже давным-давно составила в своей голове придуманную историю, благодаря которой боль сойдёт на «нет». — Настолько наилучшим образом, что ты вешаешься на меня? — он рассмеялся, схватывая её запястья и не давая ударить себя ещё раз. Она снова позорно разрыдалась, утыкаясь лицом в его грудь. Арсений несмело, но крепко обнял его, мечтая поскорее это закончить. Но сейчас её слёзы вызывали в нём искреннее желание помочь, а любые чувства делали всё происходящее только хуже. Из этой ямы им обоим уже не выбраться. — Ты понятия не имеешь, что я чувствую, — как мантру, шептала она, изо всех сил прижимаясь к нему. Корсакову только и оставалось, что прогнать прочь скованность, расслабиться и спокойно гладить её по спине, успокаивая. Всё пространство сократилось до их маленького мира, где молодой человек с обуревавшими его непонятными чувствами нежно обнимает девушку, уткнувшуюся ему в грудь и заливавшую его футболку своими слезами.

***

Дана нетерпеливо постучала в дверь ещё раз. Её подруга уже пять минут «летела» открывать ей дверь, но сил ждать больше не было. Бутылка красного вина, виноград и конфеты — атрибуты их небольшого торжества на сегодняшний вечер. Они договорились пересмотреть «Дневник Бриджит Джонс» по старой традиции. Алина и Дана познакомились четыре года назад на дне рождении у общего знакомого, когда Алина подвозила Дану домой (благо, что ей было по пути). Девушки разговорились и нашли много общих тем. Позже их отношения стали идти по нарастающей. Хотя, нужно добавить, что близко общаться они стали довольно быстро. Алина Корсакова очень хотела познакомиться с Инной, о которой Орленко часто говорила. И, по её рассказам, Стоцкая была очень интересной личностью, что не могло не импонировать Алине. — Киса, извини, я долго заканчивала последние приготовления на кухне. Если бы опоздала хоть на минуту — нашего пирога бы уже не было, — весело щебетала улыбающаяся Алина, когда встретила свою подругу и пропустила Дану в коридор. Орленко рассмеялась, снимая одежду и проходя в гостиную, совмещённую с кухней. Интерьер у подруги был, мягко говоря, стильный и баснословно дорогой. Заработок родителей и брата позволял жить роскошно, а сама Корсакова зарабатывала себе на жизнь в сфере пиара, поэтому проблем с деньгами у неё не было. — Пирог? Да у нас с тобой сегодня праздник какой-то. Хотя, учитывая фильм, это нормально, — улыбнулась Дана, выкладывая еду на блюда, пока Алина доставала из шкафа бокалы. — Лучше бы сегодня действительно был какой-то праздник, — грустно покачала головой девушка, открывая бутылка вина. — Отец совсем помешался на работе моего брата. Алина, будучи девушкой доверчивой, без задней мысли могла делиться с подругами такой информацией. Она была воплощённым ангелочком: добрые глаза, нежная улыбка и миловидная хрупкая внешность. Для полного комплекта не хватало только крыльев за спиной, как говорила Орленко. — Что-то серьёзное? — Снова желает отправить его в горячую точку на службу, хотя брат давно уже покончил с этим. В последний раз он чудом выбрался живым, когда все его сослуживцы погибли. Но отец непреклонен, потому что его не устраивает работа Сени. Знакомое имя мазнуло по слуху, но Дана не придала этому никакого значения, искренне переживая за подругу. — Ты уверена, что он попросту не откажется? Взрослый мальчик уже. Сколько ему, кстати? — заинтересованно спросила Орленко. Взгляд Корсаковой потеплел, когда она начала рассказывать о любимом брате. Их отношения были настолько близкие и доверчивые, что сторонние люди поражались такой сплочённости родственников. Алина вкратце рассказала об их отношениях и посетовала на редкие встречи из-за его работы раньше, но радостно отзывалась о нынешних частых разговорах и проведённых вместе вечерах. Такая искренняя любовь к брату не могла не производить впечатление. — …Но сейчас мы видимся редко, потому что последний месяц ему нужно охранять какую-то девушку. Но работа, по его словам, не слишком ему нравится. Ещё бы, подчиняться кому-то — не в его стиле, — щебетала Алина. — Но отец никогда не любил его работу, его фирму. Видит Сеню продолжателем его карьеры. И папа не отступит, пока брат в очередной раз не отправится на верную смерть. Он уж знает, как убедить Сеню. Дана, услышав историю о его работе, насупилась. Она искренне надеялась, что её догадки окажутся неверными. Потому что тогда мир окажется смехотворно тесным и всё это действо больше будет похоже на насмешку. Но, как назло, над ней снова кто-то посмеялся, потому что Алине пришло голосовое сообщение от брата на телефон, которое она без стеснения включила при подруге. Знакомый Дане голос говорил о том, что завтра на ужине скажет отцу о своём согласии и Алине не стоит переживать насчёт этого, потому что он её любит и с ним ничего плохого не случится, как и всегда. Теперь все точки сошлись. Это, определённо, какая-то неудачная шутка.