Первый поцелуй

«У Святого не должно быть много вещей, — всегда говорил учитель Альбиор. — Ведь никогда не знаешь, куда завтра забросит тебя долг». Шун очень старался жить по этому завету, но всё равно сейчас получалось, что унести в руках всё, чем он оброс за шесть лет на острове Андромеды, было не так-то просто. Да ещё Материя… Шун застегнул молнию на первой сумке и тоскливым взглядом окинул свою хижину, где оставалось столько всего! А на улице тем временем садилось солнце, окрашивая гребни волн в апельсиново-оранжевый цвет. Чайки планировали над морем, то и дело выхватывая из воды мелкую рыбёшку, а потом пировали, расположившись на камнях. Шун вздрогнул, задумавшись о том, насколько он привык к шуму волн и крикам чаек; а ведь уже завтра ему предстояло засыпать без этой природной колыбельной. Уже завтра вечером ему предстояло вернуться в Японию, встретиться со всеми мальчишками из приюта Кидо, увидеть… Шун выронил постиранную рубашку, которую пытался уложить во вторую сумку. Уже через сутки он мог встретить брата. Они не виделись уже шесть лет, с тех самых пор, как Икки решил ехать на остров Мёртвой Королевы вместо него. Шун не слышал о нем никаких вестей, но ни капли не сомневался — брат выжил, он и в самом аду выжил бы, что уж говорить о каком-то острове — и хотел увидеть его больше, чем кого-либо ещё. Сам Шун за эти шесть лет повзрослел и сильно изменился, и наверняка Икки тоже не был больше таким, каким он его запомнил — решительным мальчишкой со стиснутыми кулаками и огнём в глазах. Но каким бы он ни прибыл на турнир — он оставался братом Шуна, и тот знал, что будет рад ему любому. При мысли об Икки Шуну захотелось уехать в Японию немедленно, бросив все эти вещи, которые ещё предстояло собрать, и не дожидаясь корабля, который должен был увезти его отсюда. Он даже сделал шаг в сторону двери, когда в ту постучали, прерывая его мысли. Шун с силой провел ладонями по лицу, сбрасывая наваждение, и отправился открывать. На пороге стояла, повесив голову, Джун. При виде её внутри Шуна всё встрепенулось, но тут же болезненно замерло: он не знал, как будет с ней прощаться. За проведённое на острове Андромеды время она стала для него самым близким человеком, и расставаться было по-настоящему больно. Шун надеялся потянуть время, попрощаться позже, но она сама всё решила — и пришла к нему. — Можно войти? — спросила Джун глухим бесцветным голосом. Шун понадеялся было, что это маска искажает звук, но нет, где-то внутри он понимал — маска тут ни при чём. Он посторонился, и Джун, войдя, уселась на табуретке. Её плечи сгорбились, а голова поникла, и Шун по-настоящему пожалел, что не видит её лица. — Ты уезжаешь? — спросила она то, что и так прекрасно знала. Все знали, что Шун получил материю Андромеды и отправляется на турнир, но почему-то Джун спросила снова. Как будто надеялась на другой ответ. — Да, — он кивнул и, стараясь занять себя чем-нибудь, снова принялся собирать вещи. Странно, но теперь это не вызывало такого воодушевления, как раньше. Он ждал, что Джун скажет что-то — хотя бы «Мне жаль», или «Я буду скучать», или «Давай я поеду с тобой». Но она молчала, рассматривая уже собранную сумку, стоящую возле кровати, и с каждым мигом этой тягостной тишины Шуну становилось всё невыносимее. Когда он уже почти решился сказать то, о чём на самом деле думал, она заговорила: — Там, на турнире, ты встретишься с братом? Шун кивнул, стараясь скрыть вздох облегчения. Зрелище печальной Джун будило в нём чувство вины, а так можно было хотя бы объясниться. — Я надеюсь. Я думаю, он тоже приедет. Он должен был получить свою материю… — А мне не к кому возвращаться, — грустно призналась Джун. Шун осёкся, вдруг осознав, что ничего не знает о её жизни до острова Андромеды. Она была здесь, когда он только приехал — маленькая девочка со светлыми косичками и в металлической маске, и она оставалась здесь, когда он уезжал. Он рассказывал ей об Икки и других мальчишках, а она всегда молчала. — Мои родители меня бросили, — продолжала она. — А мастер Альбиор подобрал. У меня никогда не было родных. Шун вдруг понял, что она сейчас расплачется. Понял, хоть её лицо и пряталось под маской. Не зная, что делать, он просто сел на кровать напротив. — Я тоже скоро стану Святой, — сказала Джун. — И тогда, возможно, присоединюсь к вам на турнире… Она осеклась, сгорбив плечи, и прерывисто вздохнула. — Не уезжай, — попросила она. — Пожалуйста, дождись меня. Шун молчал. За эти шесть лет Джун стала для него самым лучшим другом. Она поддерживала его, помогала. Она перевязывала ему раны и сидела с ним — целыми ночами, пока он мучился от боли. Она всегда была рядом, и, хоть он никогда не видел её лица, он научился чувствовать её сердце. Знать, когда она веселится и когда грустит. И сейчас Джун было больно, не надо было даже смотреть на неё, чтобы уловить это. — Я не могу, — беспомощно произнес он. — Там брат… — Я понимаю, — все так же бесцветно ответила Джун, а в следующий миг потянулась к маске. Сердце Шуна пропустило удар: когда-то она рассказывала ему о том, что для девушек-Святых значат эти маски. Мужчина, что увидит лицо Святой, должен быть либо любим, либо убит ею — так говорила Джун, и Шун, хоть и хотел иногда посмотреть ей в глаза, смирился с этим, как смирялся со многим другим. Смирился, но все равно — то и дело приходила шальная мысль снять её маску самому, подловить Джун где-то, взять маску за края и одним движением сорвать с лица. Даже рискуя жизнью. Ведь у него всегда оставалась надежда на второй вариант развития событий… Такие мысли куда больше подошли бы огненному Икки, чем Шуну, так что нерешительность каждый раз побеждала, и он ни разу не попытался совершить задуманное. Джун сняла маску, положила её на кровать рядом со сложенными вещами и подняла голову, посмотрев ему в глаза. В первый миг Шун понял только, что она красивая. Красивая, хоть и совсем не похожа на ту девушку, что нарисовало ему воображение. Джун терпеливо ждала, пока он насмотрится, запомнит каждую её черту, и он запоминал, отмечая цвет глаз — синие, форму губ, носа, длину ресниц. Как же он жалел, что она не сделала этого раньше! А лишь сейчас, когда всего времени у них осталось — до прибытия корабля… — Теперь ты меня убьешь? — все-таки не удержался Шун. Джун почти весело улыбнулась и чуть покраснела. — Нет, живи пока. Просто… просто, сражаясь там, на турнире, помни — я жду тебя здесь. Она взяла маску, встала, легкой походкой прошла мимо него к двери. Шун сидел, словно оцепенев, думая о том, что надо что-то сделать, как-то её задержать, что-то сказать… — Джун! — наконец решился он, и она словно ждала этого восклицания — обернулась у самой двери. Шун не представлял, что скажет ей, ему просто хотелось задержать её ещё на миг, и он стал говорить о чём попало — лишь бы выиграть немного времени, нужного, чтобы найти те самые, главные слова. — Я вернусь, обещаю. Я одержу победу, привезу золотую Материю, встречусь с братом и тогда вернусь. А ты береги учителя Альбиора и всех остальных, ты же скоро тоже станешь Святой… Он говорил, не отводя взгляда от ее глаз, в тени кажущихся тёмно-синими. «Живи пока», — сказала Джун. Значило ли это… Не думая больше, Шун вскочил, в несколько шагов преодолел расстояние между ними, оказавшись совсем рядом, а затем наклонил голову и поцеловал её. Губы Джун дрогнули и раскрылись под его губами, она как-то несмело обняла его за плечи, а руки Шуна сами собой потянулись к её талии и ниже — к бёдрам. Это тоже было больше похоже на Икки, но сейчас Шуну было наплевать. Мелькнула мысль о том, что наверняка он не умеет целоваться, но и это тоже не имело никакого значения. И как только он решился идти дальше, Джун разорвала поцелуй и отстранилась. Шун видел, как сильно она покраснела, и не сомневался, что его лицо выглядело точно так же — всё-таки он был меньше похож на брата, чем ему хотелось бы, и вот так вот просто взять и поцеловать девушку для него стало серьёзным испытанием. Сразу вернулась неуверенность. И как он только решился?.. — П-прости, — только и смог проговорить он. Джун еще немного отстранилась, но рассерженной она не выглядела. Смущённой — да, но не сердитой. — Зато теперь ты точно вернёшься. Ты украл мой первый поцелуй — должна же я вернуть его обратно? — она задорно улыбнулась, надела маску и ушла, закрыв за собой дверь.