Часть 1
17 февраля 2015 г. в 15:15
Крылья Стихаря почти касались пола, и Икки никак не мог отвести взгляд от этих крыльев. У его Материи таких никогда не было, даже когда она приняла свой окончательный вид. А тут — вот. И размах, наверное, метров пять. Не тяжело ему такое таскать на себе?
— Ты вообще кто? — спросил он, с трудом переводя взгляд на лицо собеседника. Лицо было знакомым, даже слишком. — Только не надо мне гнать пургу про тёмную часть меня и прочее. Я знаю свою тёмную часть, и даже она не рядится в Стихарь.
Спектр криво усмехнулся, снял шлем, и Икки заметил, что шрама на переносице у него нет. Хоть чем-то они отличались.
— Бери выше. Я воспоминание.
— Какое к херам воспоминание?
— Воспоминание о прошлой жизни.
Икки сел на пол. Вообще, всё это выглядело крайне абсурдно с тех самых пор, как вот этот вот Спектр неведомо откуда возник в его гостиной. Сначала Икки удивился — ведь перебили же всех слуг Аида, он сам видел полностью почерневшие чётки Шаки, — потом приготовился драться, а потом…
…а потом посмотрел в его лицо.
— Пошел ты. Я не знаю, что ты задумал, но лапшу на уши мне не вешай.
— Ты же Феникс, огненная птица, — гость уселся на диван, флегматично глядя в потолок. — Ты воскресаешь из мёртвых.
— Допустим.
— А я Бенну, огненная птица. И я тоже однажды воскрес.
Спектр перестал пялиться в потолок и теперь придирчиво рассматривал его, и по выражению его — своего — лица Икки никак не мог понять, о чём он думает.
— Похоже, в этой жизни я не сильно изменился. Но никогда не думал, что воплощусь Святым.
— Что, Спектром привычнее? — ехидно спросил Икки. Какую бы чушь ни нёс гость, он не нападал — а значит, ничего страшного не было в том, чтобы немного его послушать.
Но этот вопрос почему-то того разозлил.
— Да что ты понимаешь! Я делал всё, чтобы защитить господина Алона и владыку Аида! Ты не знаешь, что такое — отдать весь огонь, чтобы спасти то, что дорого!
— Почему не знаю?.. — тихо спросил Икки.
Оба надолго замолчали.
Его звали Кагахо, и, услышав это имя, Икки усмехнулся. Получалось, у них и сияние было одно на двоих, не только лицо. Икки не хотел признавать этого, но, услышав имя, он почти поверил.
А ещё он пытался вспомнить, встречал ли он в Преисподней Спектра в стихаре Бенну, и не мог.
— У тебя есть младший брат?
— Есть. Шун. Он тоже Святой, если тебе интересно.
— И у меня был. Его звали Сай. Он погиб, я не смог его уберечь.
По спине продрал мороз. Надо же. Если на секунду предположить, что этот Спектр не врёт… и что он вообще не глюк больного воображения, не следствие поствоенного синдрома — получалось, их судьбы были связаны куда теснее, чем он думал. Не только лицо, не только имя — жизни тоже. Он ведь тоже боялся не уберечь Шуна, боялся больше всего на свете. И тоже не защитил от всего.
— А потом я встретил господина Алона. Это… тело Аида в моём веке. И он мне так напомнил моего брата…
И тут Икки расхохотался. Он смеялся долго и искренне, как будто услышал очень забавную шутку. Кахаго удивился:
— Что смешного?
— Да так, совпадение… Я говорил, что у меня есть младший брат. Так вот, он и есть тело Аида в моём веке.
Повисла пауза.
— Это… еще интереснее, чем я предполагал, — наконец сказал Кагахо и задумался.
— Вот, я пива принёс, — Икки поставил на стол перед Спектром несколько банок. — В вашем веке уже было пиво?
— Да, хоть и не в такой… таре. Помоги мне открыть, пожалуйста.
Икки выбрал одну банку, сдернул кольцо, вручил её Кагахо. Взял себе другую.
— Ну что, понял то, что хотел, пока я к холодильнику ходил?
— Да, но пока подожду с выводами. Слушай, так, говоришь, вы убили Аида?
Икки пожал плечами, делая глоток.
— Парни верят, что да, и Шун говорит, что больше в нём никто не сидит. Но раз уж ты в некотором смысле я, признаюсь — не знаю. Он же бог. Я вообще сомневаюсь, что его можно окончательно убить.
Кагахо нахмурился, чуть сжал банку в руке.
— И он не узнал в тебе меня? Это же вроде как дезертирство получается. Переродиться не Спектром, а Святым…
— Нет, но ему вообще не до того было: мой братец делал всё, чтобы вышибить его из тела.
— Твой брат сильный, значит. Алон был не такой. Именно поэтому я его и защищал.
Икки пил пиво и молчал, обдумывая сказанное.
— То есть, если бы он не оказался Аидом, ты мог бы стать Святым?
Теперь настал черёд Кагахо смеяться. Он даже пиво расплескал.
— У нас одна душа, но всё равно мы разные. Не надо пытаться превратить меня в себя.
— Да, собственно, я не просто так это сказал, — Икки поднял банку. — За нашу душу!
Кагахо отсалютовал ему.
— Пандора? Она была та ещё стерва. Не доверяла мне… хотя она, кажется, вообще никому не доверяла. Хотела, чтобы Владыка Аид полностью принадлежал ей. А почему ты вообще спросил?
Икки поставил на стол ещё пару банок, оттягивая момент, когда на заданный вопрос всё-таки придется отвечать. Было странное ощущение — словно он бредит. Такое бывало, когда он умирал, но сейчас он совершенно определённо был жив. И вот — его предыдущее воплощение в Стихаре сидело перед ним, дуло пиво и рассказывало обалденные истории из собственной — и его, Икки, прошлой — жизни. Сказал бы кто ещё вчера, что так будет — Икки ему точно не поверил бы.
— В нашем веке она помогла мне добраться до Гипноса и Танатоса и за это погибла. Танатос её убил.
— И?.. — Кагахо, похоже, знал его куда лучше, чем думал Икки, по крайней мере, он чувствовал, когда сказано ещё не всё.
— И мне было больно её терять.
Кагахо поставил банку на стол, схватил бутерброд с блюда, поставленного Икки на стол чисто для того, чтобы не напиваться без закуски, и запихнул в рот сразу весь — Икки подумал, что он подавится. Но, тем не менее, Кагахо как-то умудрился всё прожевать.
— Мда. Если бы мне кто сказал, что в следующей жизни я втрескаюсь в Пандору — летела бы его голова дальше горизонта.
— Если бы мне кто сказал, что в прежней жизни я был Спектром и защищал Аида!.. — резко начал Икки, но Кагахо не дал ему договорить:
— Да знаю я, я просто удивился. В моё время она была первостатейной сукой.
— Ну а в моё время она оказалась жертвой Гипноса и Танатоса. И она была… искренней.
Кагахо покачал головой и взял еще один бутерброд.
— Слушай, а не может быть так, что твой брат — новое воплощение господина Алона?
Икки был пьян. Пиво в холодильнике заканчивалось, бутерброды тоже — а этот безумный разговор всё продолжался и продолжался.
— Не знаю. Это ты тут спец по реинкарнации.
— Просто я… — Кагахо поморщился, как от боли. — Я перед смертью пообещал воскреснуть из мёртвых и снова защищать его. Но я не воскрес, а воплотился в тебе. Логично, что я и защищаю того, в ком воплотился он.
— Не знаю, — Икки пожал плечами. — Шуна никогда не навещали призраки его прошлых жизней. Ну, или он просто мне не говорил. Кстати, а как ты умер вообще? Чего мне опасаться?
Кагахо усмехнулся.
— Тебе — ничего. Меня ваш Святой убил, Весы. Доко, кажется, его звали.
— Доко? — пьяная голова соображала туго, но все-таки это имя припомнила. — Учитель Ширю? С Пяти Древних Вершин?
— А что, он дожил до вашего времени? — удивился Кагахо. — Надо же. А хотел вместе со мной убиться, правильно я его на землю отправил.
— Ты хочешь сказать, мне надо остерегаться Ширю?
— Я хочу сказать, что никогда не думал, что перерожусь таким идиотом. Пей свое пиво, Феникс.
— По зубам хочешь?
— Пей пиво.
Икки взглянул за окно. Там занимался серый, мрачный рассвет. Надо же, всю ночь просидели, а он и не заметил. С другой стороны, когда ему ещё выпадал шанс познакомиться с самим собой?
— Нам надо сходить за добавкой, — он перевернул банку и вытряхнул последние капли пива на пол.
— Мы достаточно пьяны, да и поздно уже. Светает, мне скоро надо будет идти.
— Куда идти? — быстро спросил Икки.
Кагахо усмехнулся и не ответил.
— Мы птицы, Икки. Две огненные птицы, золотая и чёрная. Феникс и Бенну.
Лежавший на полу на спине Икки поднял голову:
— Да, ты был прав, мы достаточно пьяны, и добавки не требуется.
— Нет, ты точно идиот. Дослушай сначала. Я переродился в тебе, чтобы исправить свои ошибки. Всю свою жизнь я шёл из света во тьму, а ты, получается, выбирался обратно, попутно исправляя мои косяки. Брата вон спас, одно это многого стоит.
— Сначала я его чуть не убил, — справедливости ради заметил Икки. Кагахо махнул рукой.
— Ну так не убил же. Да и вообще, получается… — он замолк, глядя на медленно вылезающий из-за горизонта огненный круг. Икки вдруг понял, о чём он подумал, и так испугался, что даже протрезвел:
— Получается, нашим следующим воплощением снова будешь ты. Я исправлял твои ошибки, а ты будешь исправлять мои. Две птицы, золотая и чёрная, но огонь у нас один, и мы едины в этой двойственности. Мы одно и то же, символ возрождения, и мы будем возрождаться снова и снова.
Кагахо молчал.
— Офигеть перспектива, — прошептал Икки.
— Это всего лишь догадка, Феникс. Никто не знает, как будет, когда ты окончательно умрёшь. Может, у нас и вовсе появится третье воплощение.
Икки не знал, что ответить. Всё это, всё происходящее, было настолько безумным, что странно было подходить к этому рационально.
— Мне пора, — Кагахо встал с дивана, на котором просидел всю ночь. — Обними брата за меня.
— Непременно, — Икки тоже встал, глядя в его лицо — точную копию своего. — Заходи ещё, я запасусь пивом.
Кагахо улыбнулся.
— Смотри, — показал он рукой. — Солнце взошло, и оно золотое. Это твоё время, Феникс.
Икки всего на миг отвернулся к окну, а когда повернулся обратно — в гостиной уже не было никого. Только валялись на столе пустые банки из-под пива. И лежало что-то на диване.
Икки поморгал и подошел поближе — чтобы поднять с подушки забытое чёрное перо.