500 километров до Луны

Чернышев что-то говорил мне, целовал, но я отмахивалась. Мне было не до него. Я не знала, что МНЕ делать дальше. Какой ребенок? Мне всего двадцать! Я сама ребенок, тем более, не с моим диагнозом и не понятным пятном в мозгу! А если эти нервные срывы и обмороки часть заболевания неизвестного, и что, ребенок тоже будет дебильным как я? Нет. Не сейчас. Пока рано. Через лет пять, шесть, да, и когда уже университет закончу, и на ноги встану, тогда да. И тем более, мы с Лёшей очень недавно вместе, прямо очень недавно. Может, он вообще не мой мужчина, может, он пока приходящий вариант… Приходящий вариант и заделал ребёнка. Как так – то? Ладно я, в сексе профан, но ты! Тебе тридцать лет! Как так-то получилось?! - Что? – переспросила я. – Что ты там говорил? - Я говорю, это здорово! – он улыбался. - Ты что, больной? Что здесь здорового!!! - Агата! - Что Агата?! Что! Мне двадцать лет, у меня неврозы, а теперь еще и ребенок? Зачем? Для чего? И что мне с ним делать? Растить?! Да я сама еще как дитё малое, ничего не знаю о жизни, не знаю ни целей, ни задач, а тут ребенок, на, пожалуйста!? Нет, спасибо! Еще не поздно сделать аборт! - Что ты такое говоришь?! Это наш ребенок! В тебе живет наш ребенок! Какой аборт! - Он еще даже не ребенок, он размером с кулак или даже меньше! Я отошла от него. У Чернышева глаза были, как у безумца. Он покраснел, то ли от моих слов, то ли от духоты в комнате, то ли от алкоголя. Не знаю. - Не смей такого говорить! – проорал он. - Я сама решу, что говорить, а что нет, - я взяла сумку, кинула туда белье, пару вещей, тетрадь. Попыталась уйти, но Чернышев схватил меня за руку. - Пусти, лучше пусти! - Куда ты? - К себе, - я резко выдернула руку и побежала в коридор, накинула пальто, не зашнуровала кеды и так выбежала из квартиры. Когда приехала в свою однушку, сразу почувствовала одиночество. Сразу. Какой-то серый груз, как будто с неба, упал на меня и поглотил. Не раздеваясь, я упала на кровать и зарыдала. Орала, кричала, и плакала. В голос. Потом успокоилась, легла, в позе зародыша, и уснула. Я две недели уже жила у себя, не общалась с Чернышевым, хотя он звонил и пару раз приезжал. В университете я сторонилась его. Он боялся, то ли за меня, то ли за ребенка, не знаю. Пока об этом никто не знал, кроме него. А зачем говорить, если скоро и его не будет. Я долго думала, и приняла такое решение. Оно будет лучшим для всех. Первое июня. Первый экзамен. Сессия. Я не волновалась, я уже просто хотела сдать его, и еще два, закрыть сессию, и пойти на операцию. Это я так называла. Но парадоксально было то, что я пыталась вот как три недели избежать разговора, взгляда и столкновений с Алексеем Константиновичем, но последний экзамен был у него, тут хочешь – не хочешь. Но поговорим. Мне попался лёгкий билет про литературу 13 века. Там её было мало, но она была. Я вспомнила почти всех писателей и их произведения, особенности и направления литературы того часа, и первая пошла отвечать. - Билет номер тринадцать, литература тринадцатого века, - громко произнесла я, стараясь не смотреть на Чернышева. Не удалось. Либо он изменился, либо я. Но мне казалось, что в Чернышеве изменилось всё! Цвет глаз из ярко синих стал каким-то тускло-серым, его прямой нос стал крючковатым, веки тяжелые, эта пожизненная трехдневная щетина стала редкой-редкой, хотя волосы у него были густые и волнистые. Даже уши как-то заострились, как у эльфа. Мне стало его жалко. И себя. – Вот. Всё. - Ваш ответ на твёрдую пятёрку, давайте зачётную книжку. – Он смотрел на меня в упор. Я то краснела, то бледнела. Наверно, он думал, «Сделала аборт или нет?». Вот сегодня как раз записалась на приём. А завтра, может… он походу прочёл это в моих глазах, потому что как-то смутился… - Спасибо, - почти шепотом поблагодарила я.