500 километров до Луны

Как-то так совпало, что эта тяжелая глава имеет номер 13. Магия! ************************** Мария Юрьевна была вновь подавленной и рассеянной. Она что-то говорила, но забывала, зависала, и думала о своем. Я тоже думала о своем. Точнее, о Павле Валерьевиче, и о том, что произошло на днях. -Агата, пошли покурим? – предложил Матюхин. -Тебе что, не с кем больше? -Хочу с тобой. -Я не самая приятная компания для тебя. -Почему? Напротив. Они меня все раздражают. Мы стояли за корпусом и курили. Снег медленно застилал на землю. Снежинки кружились в своем необычном танце, а сигаретный дым добавлял этому какую-то красоту. -Матюхин, что ты от меня хочешь? – в лоб спросила я. -Ты достала! Ничего! Просто я хочу общаться! -А я не хочу! -Тогда заткнись и кури! Курили молча. -Ты в аудиторию? – спросил Матюхин. -Да. А что сейчас? Теория текста? -Да. Закинь мою торбу, пожалуйста. Я взяла его пакетик. В коридоре толпились студенты, их шум раздражал. Я полезла в сумку за наушниками, их там не оказалось. Чёрт! Они на подоконнике в кабинете Марии Юрьевны. Медленно поплелась за ними. -Маш, что случилось? – дверь была приоткрыта, в кабинете кто-то разговаривал с преподавательницей. Я невольно стало подслушивать. -Ничего. – Ответила она. -Маш, это все видят, ты сама не своя, - незнакомец настаивал. -Кирилл, - обратилась она к неизвестному, - ты же меня давно знаешь, я бы тебе первому сказала. – Послушался звук отодвигающегося стула. Стук каблуков. -Подслушивать, не красиво, - раздалась над моим ухом. Я отпрянула. Алексей Константинович прищурил глаз и выразительно смотрел на меня. -Я… не… вы что… я просто… -Красноречиво. – Чернышев удалился. Я решила, что пора зайти в кабинет за моими наушниками, но из него в тот же миг вышел Матюхин и Мария Юрьевна. Кирилл! Черт! Матюхина же точно Кирилл зовут! Черт с этими наушниками, я быстро пошла на занятие. Вечером ко мне заехал Паша. Вернее не ко мне, а за мной. Не знаю, как он уговорил меня выйти прогуляться. Он был одет в темную спортивную куртку, невыразительные коричневые брюки, и серые ботинки. Ужас! -Привет, - он поцеловал меня. Я отпрянула. -Горло болит, - соврала. -Ничего, - он обвил меня руками, как осьминог. И вновь поцеловал. Через минуты три сам отпрянул. Интересно, его не смущает, что мои язык и губы, девяноста восемь процентов времени находятся в состоянии покоя? Очевидно нет. Меня только смущало другое. Надеюсь, Паша не мой первый и последний парень. Ну он считал, что я его девушка, а я так решила, что он как бы мой парень, просто сунуть чужой язык в мой рот я бы не позволила никому. И все же, вернусь к своей мысли, надеюсь, что Павел не является моим последним парнем, ибо всю жизнь испытывать отвращение к поцелуям. Бррр… а секс? Стоп!!! Ты о чем думаешь, Савельева! Ты только что подумала о сексе с Стрельцовым! Фууу!!! Я закашлялась, ибо почувствовала, еще минута и мой ужин окажется на земле. Подступающая рвота меня напрягала, поэтому я отошла от Павла на приличное расстояние и откашлялась. Если что, рыгать можно будет в кусты. -Что такое? - спросил он. -Я ж тебе сказала, горло болит, - злилась я. -Прости, тогда иди домой. – Он хотел погладить меня по голове, но я быстро побежала к подъезду. Переступив порог своей ванной комнаты я тут же кинулась к унитазу. Ужин оказался плавающим на дне толчка. -Ты не заболела? – в дверях стояла полупьяная мама. Опять с бутылкой. Опять! Каждый вечер она стала выпивать, и никого не слушала. Ни меня, ни отца, ни даже Люсю. Она запустила себя, стала выглядеть точно также, как бомжихи у вокзала. Сальные волосы, бесформенный халат, круги под глазами, пренебрежение личной гигиеной. Мне было противно. -Отвали! И выйди из комнаты! Я же просила, без стука ко мне не входить! – Я встала, пошатываясь правда, и подошла к двери, чтобы закрыть ее, но мать сопротивлялась. Тогда я попыталась ее оттолкнуть, но она оказалась сильнее меня. – Уйди! Выйди!!! На мой крик прибежал отец. Он в недоумении смотрел на нас. -УЙДИ! ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ! ИДИ И ПЕЙ СВОЕ ЧЕРТОВО ПОЙЛО НА КУХНИ! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! НИКОГДА! ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ! ДОСТАЛА! УЙДИ! НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИДЕТЬ! -Агата…- прошептал отец. Я попыталась вновь пихнуть мать, но та отошла, кинула бутылку на пол, та разлетелась на миллион кусочков, или на сто миллионов, а красное вино намертво въедалось в мой ковер. Одной рукой мать схватила меня за руку, а второй влепила звонкую тяжелую пощечину.