Дешёвое вино

Снова вечер в этом гребаном отеле. Господи, когда же мы отсюда свалим? Ты говоришь, что до тех пор, пока мы не завершим свою миссию, об отъезде можно и не мечтать. Наши состайники срулили, оставив нас вдвоем. Перед этим они хорошенько затоварились в ближайшем супермаркете, и теперь на приземистом столике нашего номера громоздятся бумажные пакеты. Я даже не удивляюсь, когда обнаруживаю внутри несколько пачек картофельных чипсов, сырный соус, маршмеллоу, яблочный пирог, еще теплый. Настоящее удивление настигает меня, когда я нахожу в другом пакете две бутылки земляничного вина. Голову на отсечение даю, что эти ахрёмы соблазнились пятидесятипроцентной скидкой. Хотя я бы такое дерьмо не купила бы даже с семидесятипроцентной. Тем не менее нахожу в баре два бокала и разливаю вино. Ты лежишь на кровати с ноутбуком на коленях. Протягиваю тебе один. — Не хочу. — Ты даже не поворачиваешься. — Как знаешь. — Я делаю пробный глоток. Боже, какая гадость. Как будто уксус смешали со спиртом и мыльной водой и добавили красной медовой краски для цвета. Хотя, какая, собственно говоря, разница, если есть желание напиться? Ты снова зависаешь в своем блоге. Не интересуюсь у тебя, что ты там строчишь. Твое напряженное лицо мне мало о чем может сказать, однако я догадываюсь, даже не имея способностей твоей драгоценной Ангел. Ты уже давно решил поведать всему миру свою биографию и рассказать о злоключениях, лавиной обрушивающихся на твою стаю и на тебя в частности, и сейчас, в этот момент, ты делаешь новые записи, а еще отвечаешь на письма фанатов, коих у тебя сотни тысяч. Угадала? Делаю еще глоток, на этот раз увереннее, но все продолжая морщиться от неприятного вкуса. О чем ты думаешь, Клык? Думаешь ли ты обо мне? Есть ли мне место в твоих мыслях? Или твоя прежняя стая настолько несдвигаемая стена, что даже если я исчезну, твоего волнения можно и не ждать? Чувствую, как дешевый алкоголь ударяет в голову. Вкус вина уже не кажется таким противным. Я больше не чувствую холода в нашем номере из-за неисправного кондиционера. Снимаю с себя толстовку на молнии и остаюсь в простом топе на лямках. Ты по-прежнему лежишь, твой взгляд будто пригвоздили к монитору. Ты чертовски красив. Мне нравится твой профиль. Нравится форма носа. Нравятся чувственные губы, чуть приоткрытые, как будто ты хочешь что-то сказать, но в последний момент передумываешь. Нравятся сведенные в напряжении брови, так и просят провести по ним кончиком пальца. Ты не позволишь мне такого, я знаю. Единственная, кому ты разрешишь прикоснуться к себе, — это Макс. Какая горькая ирония. Сотрудники научной лаборатории, должно быть, не один год старались, создавая меня с лицом точь-в-точь как у Максимум Райд, теми же волосами, телосложением, тембром голоса. Поставь нас с ней рядом, вряд ли бы кто-то с уверенностью мог сказать, что она — Макс, а я — Макс-2, как меня прозвали. Но только не ты. Для тебя Макс — единственная и неповторимая. Макс ты найдешь среди тысяч таких, как я. Горестно усмехаюсь. В моей руке до краев наполненный бокал. Интересно, и когда я успела налить себе вина? Неужели напилась до такой кондиции, что и вовсе уже не соображаю, что делаю? Теперь вино пьется, как вода. Тишина в номере нарушается стуком пальцев по клавишам. Что же за душераздирающую историю ты всем рассказываешь? Или это Макс прислала на твой и-мейл сообщение? Осмеливаюсь подойти к тебе и приземляюсь на соседнюю кровать. Ты лишь на мгновение поворачиваешь голову, но тут же отворачиваешься. Если бы ты мог смотреть на меня так, как смотришь на Макс… Хочется сесть к тебе ближе. Я не колеблясь осуществляю план и пробую уместиться на узенькой полосочке кровати между краем и твоим телом. Ты возмущенно шипишь, выражая протест, но мне все равно. Когда девушка пьяная, ее всегда толкает на любовные подвиги. Больше не могу. Обхватываю твою шею рукой и притягиваю к себе. Чувствую сопротивление. Тогда подаюсь вперед, намереваясь коснуться губ. — Стой, — приказываешь ты. — Почему, Клык? — Нет. Нет? Черт побери, я прекрасно знаю! Можешь не напоминать мне в тысячный раз, что я — не она. Молю только об одном: позволь хотя бы одно короткое мгновение побыть ею. Будь, что будет. Снова пытаюсь прильнуть к твоим губам. Тогда твои руки ложатся мне на горло. Клык? — Ты — не Макс. Чувствую, как горло сжимается до размеров отверстия в игле. Начинаю кашлять. Твои пальцы давят все сильнее. В какой-то момент становится ясным, что ты не остановишься, пока меня не прикончишь. Мои руки машинально накрывают твои и стараются разжать пальцы. Бесполезно, ты сильнее. Говоря начистоту, во мне не так сильно бьется желание бороться за свою жизнь. Я готова принять смерть от твоей руки. Но все же… Это так хреново, когда ты любишь до беспамятства, а ответ на твои чувства один: ненависть. Я вижу насколько четко она проступает в твоем взгляде и ничего с этим поделать не могу. Своей жаждой убийства ты напоминаешь мне ирейзера: жестокого, холодного, беспощадного. Шею сдавливает, словно тисками, из горла вырывается подобие стона. Прощай, Клык. Я люблю тебя. И всегда любила. …стало легче дышать. Мою шею больше ничего не держит. Странно. На моем плече — теплые ладони, и у меня нет сейчас никаких сомнений в том, кому они принадлежат. Секунду назад эти же самые ладони душили меня. — Проснись. Я заснула? Открываю глаза и понимаю, что лежу на кровати поверх засаленного покрывала. Рядом сидишь ты. Выглядишь обеспокоенным и повторяешь мне: «Проснись». Резко сажусь на кровати. Моя шея до сих пор горит, но ты выглядишь так, будто ничего и не произошло. Приснилось? Или я уже умерла? — Ты кричала во сне. Все же приснилось. Боже, во рту стоит этот мерзкий вкус дешевого вина, а голова как в тумане. До меня только теперь доходит весь тот ужас пережитого — пусть и во сне, — и я прижимаюсь к тебе. Знаю, что рискую услышать самую горькую из всех истин на свете, но мне откровенно до фонаря. Просто жмусь к тебе сильнее, чувствую, как соприкасаются наши ребра. Да, Клык. Я люблю тебя и буду любить. Даже если пройдет сто лет, даже если ты станешь ирейзером. Даже если придется вновь стать подопытной крысой. Я все равно буду любить тебя, Клык. Ты как-то странно замираешь. Оказывается, что последнюю фразу я произнесла вслух. Решаюсь посмотреть в твои глаза. Ты в смятении. Как будто бы ведешь борьбу. Тебя по-прежнему смущает мое абсолютное сходство с Макс? Ты неуверенно касаешься моих губ. Снова задаю себе вопрос: не сплю ли я? Следом за ним встает другой вопрос: кого ты целуешь сейчас, меня или Макс? Но это все не сейчас. Недолго думая, отвечаю тебе. Со всей любовью целую тебя так, как умею. Поцелуй затягивается. Никто из нас не хочет его разрывать. А уже далее мы с тобой оказываемся в горизонтальном положении. Я ничуть не против того, чтобы ты запустил руку мне под топ и провел ею по телу. Ощущения для меня новые и непривычные, но безумно приятные. Хочу, чтобы ты так делал снова и снова. Подаюсь тебе навстречу. И дальше нас уже не остановить. Я так долго лелеяла надежду, что однажды получу желаемое, пусть и не навсегда, хотя бы на один короткий миг. Тогда я думала, что это сделает меня счастливее всех. Как наивно. Сейчас я осознаю, что мне нужна вечность. Вечность рядом с тобой. О, как же сильно я хочу этого, но каковы мои шансы?.. Да. Как же хорошо с тобой, Клык. И как жарко. Наше с тобою дыхание сливается в одно. По полу разбросана мятая одежда. В любой момент могут вернуться наши олухи, но нам с тобой до них дела нет. — Ма… Вот оно. — Ма… Макс. Секунда. И я как будто падаю в обрыв. Какое-то время я ничего не соображаю. А потом осознание происходящего заполняет мою голову. Все, сказке конец, сказке, которая только началась. Я уже устала плакать от бессилия и проклинать несправедливость этого мира. Но, Боже. Как же это больно, когда ты не принадлежишь тому, кому готов отдать все. Расходимся с тобой по разным углам. Ты ведешь себя, как и до этого, и мне кажется, что ты жалеешь. Неспешно натягиваешь штаны, интересуешься, не надо ли мне чего. Уходишь на свою кровать раньше, чем я успеваю тебе ответить. Все возвращается на круги своя. Ты со своим ноутбуком на коленях, я — съежившаяся в кресле номера с бокалом дешевого вина. Никому и никогда не придет в голову, что я — Майя, не Макс-2 — тоже человек и мне тоже может быть больно.