The truth beneath the rose (Истина под розой)

Безликий решил, что сегодня он не будет на кого-либо надеяться и от кого-либо зависеть. Отключив связь с Кейт, он шагал по узкой улице. Здания сегодня почему-то выглядели хищными птицами, выжидающими удобного момента для того, чтобы расправить крылья и опуститься на тротуар, дабы раздавить всё живое на своем пути. Странно, но раньше он ничего подобного не замечал. Может, ему всё это мерещится на фоне стресса ввиду их миссии? Вацлав прекрасно понял, куда именно сегодня с самого утра направился Вордсворт. Его волновал один лишь вопрос: Уильям – это еще пока Уильям или уже некто другой? Сможет ли он, глядя в глаза товарищу, определить, кто именно смотрит на него? Ветер взметнул волосы, и отец Гавел поморщился. Сегодня все знаки сулили что-то недоброе. Не то, чтобы он был суеверен. Святая Вера предполагала, что человек свободен от каких-либо предрассудков. Однако если ты родился в Богемии, где существовала вера в домовых, которым нужно в Пасху говорить «Христос Воскресе», ты поневоле будешь обращать внимание на некоторые сигналы, которые тебе посылает мир. Ничего хорошего знаки не сулили, но с ним ведь вера его в правое дело, а это сила, которая может многое. «Что делать с Профессором»? – этот вопрос опять всплыл в уме Вацлава. Нет, то, что произошло с альбионцем совсем не удивительно. Если вы, батенька, раздолбай, готовьтесь получить тумаков по самое «не хочу», только вот как же его угораздило вляпаться в неприятности именно в самый ответственный для них момент? Ответ был очень простой и лаконичный: «Ну это же Вордсворт!» Честное слово, он уже пожалел, что связался с этой компанией в лице Профессора и Железной Девы. Однако богемец чувствовал себя ответственным за них и даже виноватым. Все-таки это именно он пришел и позвал Уильяма искать артефакт, совершенно забыв о том ребенке, который так неожиданно включается в Профессоре и ищет на свою пятую точку довольно опасные приключения. И ведь самое страшное, что он эти приключения находит! Да еще и не только для себя! Мельхиор был недоволен игрой Дитриха. Конечно, ждать дольше не имело смысла, но блиц рано утром, когда солнце выжигает его кожу, ничем кроме как свинством нельзя было назвать. А способности его жертвы были многообещающими. Он постарался, чтобы в определенный час город оказался обесточен. Его электромагнитное поле могло творить чудеса на небольшом расстоянии, а в этом маленьком городке оно могло устроить небывалые спецэффекты. Но Пигмалион ограничился только сбоем на электростанции и остановкой часов в городе. Это было необходимо, если где-то проскользнет источник высокой активности, коим и являлся доспех Вацлава. Сочетание подобных технологий и человеческого биополя создавало хорошие шумы в восприятии Мельхиора, так что патер не смог бы проскользнуть мимо. Посылая мощный мысленно-энергетический импульс, Пигмалион мог отслеживать в городе любые вспышки электромагнитной активности. Самым настоящим испытанием для Мельхиора была вылазка на улицу. Пришлось одеваться тепло и мазать незащищенные части тела специальным гелем, который ко всему прочему плохо впитывался. Но при своих способностях управлять своим электомагнитным полем Мельхиор мог пойти на те же ухищрения, что и Вацлав - быть незаметным. Электромагнитный импульс являлся частью передачи информации об объекте, и когда опытные иллюзионисты и гипнотизеры использовали уловку подавления биополя, то могли пройти незамеченными куда угодно и где угодно. Именно так и поступил Мельхиор, шагая впереди Вацлава и поджидая удобного момента, когда святой отец окажется в смертельной ловушке. К сожалению, Вацлав очень часто пренебрегал интуицией. То есть она подсказывала, он слушал, но делал по-своему. И очень часто голос разума советовал ему то, что вело к проигрышу, но иначе он зачастую просто не мог. Иногда мы являемся рабами своих собственных принципов. Нам кажется, что сделай мы от них шаг влево или вправо, и мы предадим самих себя. Увы, гибкости Безликому не хватало. Он и сам это часто понимал, но по понятным причинам данное понимание самого себя вслух не озвучивал. Где-то неподалеку хлопнула дверь здания. Звук был подобен выстрелу в громовой тишине и таким неожиданным, что богемец вздрогнул. Наверняка это проделки детей. Он и сам ребенком вытворял подобные штуки. Как-то раз его даже угораздило выкинуть мусор на голову прохожему. Это были кусочки тушенной цветной капусты и листья салата. Мать собиралась надрать ему тогда уши, ибо ее достали подобные выходки сына. Но будущий священник удрал от нее и два дня прятался в костеле, благо там был добросердечный святой отец, угощающий просвирами и всем тем, что Бог пошлет. Почему это все внезапно всплыло в памяти? Так четко и ясно, словно это было вчера? Теперь ему еще стало казаться, что впереди маячит какая-то неясная фигура… Мельхиор водил за нос свою жертву. Его мерцающая тень лохмотьями стелилась на пыльную дорогу и была заманчивым миражом. Нойманн, преследовавший достаточно своего врага, уже знал его путь и догадывался о его следующем шаге. И сейчас он шел невдалеке, исчезая и появляясь то тут, то там, передвигаясь, словно заяц, петляющим путем. Нет ничего лучше, когда не нужно плестись позади и опасаться, что тебя заметят. Сейчас, куда бы Вацлав не двинулся, он придет в его руки, и его еще долго не обнаружат в этих глухих местах... Вацлав остановился. Ему вдруг резко захотелось свернуть в сторону, но он отмахнулся от этого глупого навязчивого чувства. Ну, что он, мальчик, право слово? Просто день выдался изначально таким странным и напряженным, вот и мерещится что-то, нагнетая какие-то страхи и предчувствия. Безликий развернулся и огляделся. Все же улица была пуста. Он был один здесь. И та фигура, что, как ему показалось, маячила впереди, тоже исчезла. Безликий вздохнул и пошел вперед, опять забыв о своих опасениях и страхах. Мельхиор осторожно зашел сзади и расширил свое электромагнитное поле. Воздух засвистел, словно рядом разорвалась бомба, и запахло озоном. Электрическая активность доспеха была подавлена по максимуму. Бледный юноша в очках-стеклышках показался, наконец, и рядом с Вацлавом он выглядел совсем как школьник в строгом костюме и перчатках. Мельхиор хмыкнул, когда увидел монаха, так похожего на Иисуса.       — Кажется, я видел вас однажды, только не припомню, где, — сказал он. — На какой-то старинной картине. Вы и сами как произведение искусства, но мне придется уничтожить вас. Я заранее желаю вам удачи. Он улыбнулся, и его лицо скрыла чешуйчатая пластина из собственной кости. В отличие от своих братьев Мельхиор не регенерировал, огромные острые лезвия, кость вырастала на его теле как естественная защита. Как известно, ничего не было крепче её. Вацлав уставился на появившегося из ниоткуда парня. Мгновения хватило, чтобы понять, что он уже не может стать невидимым. Сомнений не было, перед ним стоял один из Розенкрейцеров, а он, Безликий, просто безоружен перед ним. Богемец отшатнулся от того, чье лицо закрыла костяная пластина.       — Как тебя зовут? — спросил Верующий, чтобы выиграть хотя бы секунду драгоценного времени и решить, что ему предпринять. Хотя, что тут можно предпринять, когда ты остался без своей защиты и оружия. Связь же с «Железной Девой» он вообще отключил самолично.       — Мельхиор фон Нойманн, к вашим услугам. Бойтесь волхвов, дары приносящих! Его силуэт замерцал и исчез, лишь рябящий шлеф указывал, куда двинулся вампир. Он заходил за спину, чтобы прощупать слабые места Вацлава и оценить его реакцию. Его пальцы украшали пластины из костей, и кончики были достаточно острыми, чтобы хорошенько проткнуть Вацлава или распороть артерию. Вацлав сделал шаг назад. Он уже внутренне собрался, ощутив себя в этот момент, чем-то вроде сжатой пружины. Даже если ему суждено умереть, то он постарается уйти в мир иной не в одиночестве, а прихватить с собой этого милого и обходительного юношу. Сосредоточившись мысленно на ощущении внутреннего и беспредельного пространства внутри себя, Безликий втянул воздух в легкие. Какая-то гарь копотью оседала сейчас перед глазами, но это уже было не важно. Верующий уже нашел точку опоры внутри себя и определил ее для себя также и во внешнем пространстве. Взгляд уже определил срединную линию в том, кто сейчас собирался напасть на него. Присутствие Божьей воли сейчас чувствовалось как никогда… Яркая вспышка закрыла дневной свет и все, что было вокруг. Мельхиор отлетел, крутясь волчком, к ближайшей стене от удара невероятной силы.       — Кха... — на острия костяного забрала брызнули капли крови, а в груди появилась невыносимая жгучая боль. Мучительно кашлянув еще раз, Мельхиор неловко завозил ногами по пыльной мостовой, пытаясь встать. У него в голове вертелся срочный вопрос к этому священнику, но вместо слов он выплевывал кровь. И наконец, прокашлявшись, он хрипло спросил:       — Что ты такое? Ты ведь не имеешь отношения к отрекшимся вампирам Ксаверия, ведь нет? — спросил он с надеждой в голосе.       — Ты же знаешь, кто я! – проговорил Верующий. Да, он расслышал про вампиров Франциска Ксаверия, но сознательно не позволил своему вниманию зацепиться за сказанное Мельхиором, сочтя, что это один из отвлекающих маневров, призванных рассеять его внимание и концентрацию. Ощущение собранности, которое сейчас зародилось внутри него, через секунду должно было разорваться во внешнем мире оглушающим ударом энергии. Тонкие иглы внимания сейчас пульсировали во всем его теле, ведь Вацлав уже собирался для очередного броска. Про метоселан, молящихся Свету ночью, Мельхиор был наслышан и очень интересовался этим непопулярным движением, стараясь разузнать все секреты. Ведь что-то же заставляет вампиров принимать веру и служить в храме? По крайней мере, подобного никогда не было в истории. Один раз, сбросив человечество с небес на землю, метоселане отреклись от веры в Бога, ибо настала другая эра - эра, когда сострадание и милосердие к тварям божьим больше не имело никакого смысла после того, что они посмели сделать со своей планетой. Континенты содрогались, готовые вот-вот уйти под воду, моря бушевали там, где когда-то были города, и планета горела в агонии. Как же им повезло, этим людям, что Земля не раскололась на части! Разве могли метоселане с тех пор уживаться со столь подлой и слабой расой, когда были они - Истинные Люди? И как же угораздило вампиров вновь повернуть свое лицо к тому, кто четыре тысячи лет назад позволил себя убить, только чтобы человечество постигло суть радикально новых отношений? Но теперь Мельхиор видел вампира, почти что очеловечившегося, получившего благословение самого солнца. Он стал еще совершеннее, если его плоть подобна острым лезвиям метоселан. Но это означало, что Мельхиора подставили, приготовив ему "жареное"! С воем он набросился на священника снова, не задумываясь о своей защите. Слова здравого рассудка потонули в горячем стыде и желании победить любой ценой или быть убитым. Клочья одежды летали у него перед глазами, острые как бритва щитки пальцев скользили по оголенной броне Вацлава в поисках щелей и продавливали пластины внутрь, причиняя священнику боль. Верующий понял, что Мельхиор словно обезумел. Пережив очередной удар, Розенкрейцер набросился на священника, пытаясь выцарапать его из брони, словно это представлялось возможным. Теперь Безликий не мог применить удар концентрированной силой, ведь противник практически прилип к нему. Боль подобно кинжалам впивалась сейчас уже в его собственное тело, и Вацлав не сразу смог мысленно абстрагироваться от нее. Он шумно вдохнул воздух, облегчая тем самым прохождение потоку внимания, циркулирующему по поверхности кожи. Давление сразу уменьшилось. Переместив концентрацию внимания в район ребер, которые чуть не хрустнули под ударом по пластине щита, отец Гавел позволил ощутить себе пульсацию в районе всей грудной клетки. «Ну, что же мой мальчик, попробуй теперь уколоть или порезать меня и посмотрим, что у тебя получится» - пронеслось в голове Безликого. Защита была уже выстроена, но встал вопрос, каким образом оторвать от себя нападавшего, чтобы нанести удар и не задеть себя при этом. Мельхиор понимал, что его коротких щитков не хватит, чтобы снести голову священнику, а именно так убивали вампиров во все времена. Но именно это могло бы обеспечить ему успех операции, и надо было срочно что-то предпринимать. Он бы мог выколоть сперва глаза Вацлаву, чтобы тот не мог больше сопротивляться, но опасался его острой реакции, из-за которой он останется без рук. Нойманн исчез из поля зрения, словно растворился. Но в этот момент он задействовал адреналиновую вспышку, которая обеспечивала ему удвоенную силу и скорость реакции. Он уже находился в прыжке, решив ударом своего тела сбить голову вампира. И да поможет несчастному Свет! «Да прибудет сила Твоя!» — мысленно подумал Верующий, даже в этот момент он не мог не вспомнить Бога и не обратиться к нему за поддержкой. Когда Мельхиор исчез, Вацлав не стал обманывать себя надеждой, что Розенкрейцер испугался и решил удрать, было ясно, что парень решил убить его во что бы то ни стало, поэтому священник лишь перестроился в пространстве. Логика была отключена, осталось лишь какое-то бессознательное чутье или, возможно, божье провидение. Инстинктивно он метнулся в сторону и ничего не увидел, но вдруг ясно понял, что сейчас на него обрушится удар. Он сконцентрировал всю свою силу и, ощутив поток воздуха со стороны, ударил туда, откуда надвигалась опасность. Тело вампира шлепнулось вниз, так и не добравшись в смертельном прыжке до своей цели. Мельхиор лежал ничком в пыли, с неестественно изогнутыми руками. Под ним медленно растекалась лужа крови. Кости, которые должны были служить панцирем, провалились внутрь, изрезав внутренности. Он лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Рана не была для него смертельной, но сейчас вампир не представлял для Вацлава опасности. Вацлав посмотрел на тело, распластавшееся перед ним. Он еще раз ударил его сгустком энергии, а потом, перешагнув через Мельхиора, побрел дальше. Добивать врага ему было мерзко и противно. Одно дело убить его в равном поединке, а другое - валяющегося в твоих ногах. Но удар, которым он припечатал Розенкрейцера, был приличным, и потому Безликий предполагал, что в ближайшее время Нойманн просто физически не сможет его побеспокоить. Мельхиору требовалось много времени, чтобы восстановиться. Адреналиновый раж высосал из него все силы, и он потерял достаточно крови. Когда вампир очнется, не поздоровится тому, кто пройдет этой дорогой. Обычно раненые метоселане обретали возможность трансформировать свое тело ужасающим образом, но у Мельхиора это было спонтанным явлением, от которого его уже на протяжении долгого времени лечил Исаак. А Вацлаву необходимо было побеспокоиться о Профессоре и Железной Деве, раз на него так дерзко напали. Вряд ли это было случайное одиночное нападение. Вацлав включил связь.       — Сестра Кейт, хочу сообщить, что только, что меня атаковал один из Розенкрейцеров. Поэтому предпринимайте меры и для своей безопасности. Возможно, это только начало…       — Господи, отец Гавел, вы меня напугали! — голос монахини был встревоженным. — Я же все это время пыталась с вами связаться…       — Я отключил связь, а потом вся улица была обесточена, даже щит мой утратил невидимость, но сейчас, я смотрю, все нормализуется. Кстати, где Профессор? Я думаю, что ему тоже угрожает опасность. Хотя можете не отвечать, я и так уже догадался.       — Боже мой...       — Не переживайте, я сейчас буду на месте, – Безликий выключил связь. Он не сомневался, что в какой-то момент Кейт Скотт записала его в лица, недостойные доверия, но теперь он, скорее всего, реабилитирован в глазах капитана их воздушного корабля. До монастыря, в котором, как он уже понял, был спрятан Богемский Крест, оставалось совсем немного.