Стыдно вспомнить

      Научившись варить зелье против тошноты и прочих прелестей интересного положения, Гермиона вздохнула с облегчением. Теперь она могла учиться в том же ритме, что и раньше. Хотя всё же не в полную меру. В голове постоянно были мысли о ребёнке и о будущем, ожидающем её.       К вящему удивлению, девушка стала замечать, что общается с Панси Паркинсон чаще, чем переписывается со своими лучшими друзьями. Она каким-то неведомым образом, словно ураган, ворвалась в размеренную жизнь бывшей гриффиндорки, привнеся в неё новые ощущения, переживания и мысли. Теперь Грейнджер было с кем поговорить о том, о чем она не могла рассказать ни Гарри, ни Рону, ни даже Джинни, которая, в общем-то, знала о беременности.       Время летело очень быстро, сменяя летнюю жару на пасмурные осенние дни. Скоро должна была начаться первая экзаменационная неделя за первый семестр. Токсикоз практически отступил, напоминая о себе лишь при взаимодействии с резкими запахами. Но несмотря на изменения в своей внешности, которые уже начали понемногу проявляться, Гермиона всё дальше откладывала признание в своём безрассудном поведении. Поведении, повлекшем определённые последствия. Она писала длинные письма и Гарри, и Рону, рассказывая об учёбе, спрашивая об их успехах, требуя писать почаще, чего они, конечно же, не делали. Но ни в одном из них не было и намёка на беременность, хотя сказать всё же предстояло, ведь не сможет она вечно скрывать это. В конце концов, это тебе не котёнка от матери прятать. К Рождеству у неё уже такой живот будет, что ничем прикрыть не получится, а значит, ей теперь в Нору дорога либо заказана, либо придётся изъясняться со всеми Уизли и Гарри. Жуть, как этого не хотелось, но время неумолимо торопило. — Грейнджер, доброго денёчка, — пропела своим слащавым голоском Панси, без зазрения совести вваливаясь в спальню бывшей гриффиндорки.       Последнее время она завела себе такую привычку — навещать Гермиону после её дневных занятий в Академии. Надо признаться, это не особо нравилось последней, но бывшей слизеринке вообще до этого никакого дела не было. Она просто приходила и начинала, словно полорешная птичка, трещать без умолку. Вот и сейчас она совершенно наглым образом плюхнулась на кровать к Грейнджер, затаскивая на постель ноги в узких туфельках-лодочках. — Ты не поверишь, — с наигранным вздохом защебетала Паркинсон, — я сегодня получила уже целых два письма от моего благоверного. Я так тронута. Так тронута… — Это-то понятно, — несколько хмуро проговорила Гермиона, отодвигаясь подальше от наглой собеседницы. — Ты когда ему про ребёнка сказать собираешься? Ты же ведь наверняка ничего ему не сказала. — Как я скажу? — возмутилась в тот же миг Панси, всплескивая руками, при этом почти задевая наманикюренными ноготками лицо Грейнджер. — Думаешь, если ты так всё затянешь, он потом тебе спасибо за это скажет? — со всей серьёзностью сказала Гермиона, которой не очень хотелось поднимать эту тему, потому как Панси очень рьяно желала докопаться до сути и узнать, кто же сумел «обрюхатить», как она выражалась, заучку Грейнджер. Это бесило, надо сказать. — Я просто наслаждаюсь его обществом и общением с ним, пока это возможно, — пожала плечами Паркинсон, на что бывшая гриффиндорка закатила глаза. Она уже жалела, что научила эту девицу наводить морок на свой внешний вид, за которым так удачно можно было спрятать округлившийся живот. Это, конечно, лишь обман зрения, и если прикоснуться к телу, то определённо можно почувствовать настоящее телосложение. — Мне кажется, он должен обо всём узнать, если ты хочешь и дальше с ним оставаться, — продолжала холодно настаивать Гермиона. — Иначе потом он почувствует себя настолько преданным, что не захочет тебя даже слушать. Угомонись уже и признайся. Глядишь, он всё осмыслит и захочет тебя поддержать. — Нет! — воскликнула Паркинсон, вскакивая с кровати. — Ты не знаешь какой он… Вернее, он знает, какой я была… А он принял меня. Если я ему подложу такую свинью, то он просто возненавидит меня. — Голос девушки затих, и она едва слышно прошептала: — Я надеюсь, что смогу расстаться с ним по-хорошему. Скоро… — Ты глупая курица, — фыркнула собеседница на это и отвернулась. Признаться, она могла понять бывшую слизеринку, но не хотела. Или, может быть, начинала слишком много параллелей проводить с собой, и это ей не нравилось. — На себя бы посмотрела! — вспылила Паркинсон, начав закипать. Она не могла себя сдерживать практически никогда, а теперь, когда гормоны диктовали ей, что делать, вообще превратилась в полную истеричку. — Ты сама спряталась ото всех. Закрылась в четырёх стенах и боишься сунуть нос на улицу. Кого ты боишься? Папочку своего отпрыска? Ты даже не можешь признаться, кто он такой! Не тебе мне говорить, что делать.       Грейнджер на мгновение поддалась горячности Панси и уже хотела было признаться во всём, но тут же прикусила язык. Ведь если эта девица узнает, что отец ребёнка — Малфой, с которым она переспала, будучи пьяной в стельку, то ничего хорошего из этого не выйдет. Будут только насмешки и упрёки. А возможно, она тут же помчится обо всём рассказать этому самовлюблённому снобу, чтобы потом ещё больше посмеяться. — Это мой ребёнок и больше ничей! — отрезала Гермиона, тоже поднимаясь на ноги и вперивая холодный взгляд в Паркинсон. — Я тебе уже говорила, что знать не хочу отца этого малыша. И он тоже никогда не узнает о ребёнке. Мы не подходим друг другу, мягко говоря. Это мой ребёнок, и всё тут.       Брюнетка яростно вперилась в собеседницу, видя по лицу, что та на полном серьёзе и её не переспорить. Она не понимала, почему та так рьяно охраняет тайну отцовства, но не могла не согласиться, что девушка имеет на то полное право. Она смягчилась и расслабленно прикрыла глаза. Да, её новая подруга была совершенно не такой, как прежние, которым вообще ни до кого не было дела, лишь до флирта и денег. Она сама такой же была всегда, но не теперь. Общаясь сейчас с Грейнджер, Панси понимала, что вот такой и должна быть настоящая дружба, но боялась, что та не думает таким образом, потому что у неё были лишь Поттер и Уизли в друзьях. Она никогда не видела, чтобы та общалась с какими-нибудь девчонками на протяжении всего их обучения в Хогвартсе. Возможно, она просто не понимала и не умела дружить в женском коллективе. — Хорошо, не кипятись, — примирительно проговорила Паркинсон, подходя ближе к Гермионе. — Я немного перегнула палку. Давай успокоимся и пойдём попьём чаю. Кстати ты слышала, что открылось новое кафе, недалеко от Мощённой улочки. Говорят, его открыли сестрёнки Патил. Ты, кажется, училась с одной из них на Гриффиндоре. Хотя другая мне нравится куда больше. Не люблю я гриффиндорцев. — Закончила она со вздохом.       Грейнджер нервно покусывала губу, размышляя над тем ударить ей Панси или приложить Петрификусом. Уж больно надоедливая она, а Гермиона не привыкла к такому. В конце концов, Рон с Гарри никогда не уделяли ей столько времени и не доставали день за днём. И происходящее сейчас немного настораживало её. — Давай договоримся, — наконец сдалась она под щенячьим взглядом Панси, которая к тому же ещё так смешно морщила свой маленький курносый нос, что ещё больше становилась похожей на мопса. — Больше этот разговор мы заводить не будем. Информация об отце моего ребёнка не должна тебя заботить. Вы с ним не знакомы. — Ложь далась с трудом, но, казалось, Паркинсон ничего не заметила. — Я тоже больше не буду настаивать на том, чтобы ты поговорила со своим возлюбленным. Заметь, я не достаю тебя вопросами, кто же это такой. Договорились?       Бывшая слизеринка некоторое время помолчала, кривясь, словно боролась с собой, но потом всё же кивнула. Грейнджер вздохнула с облегчением, поворачиваясь к зеркалу, чтобы проверить свой внешний вид, прежде чем отправиться с новоявленной подругой в кафе. Всё было как и прежде — волосы бурной копной топорщились в разные стороны, на лице ни грамма косметики, а под глазами залегли тени. Ужасный вид, но девушка лишь пригладила непослушные кудри ладонями, и направилась к двери. — Ты такая неряха, — покачала головой Паркинсон. — Но я возьмусь за тебя.