Может, это любовь? Или как там у вас по Фрейду?
У него ненависть въелась под кожу и уставшие глаза нарика со стажем. У нее песочные замки и обветренные губы. А еще дефицит тепла, как по Полозковой. Они любят пить вместе, они много смеются – играют. Она улыбается, и про себя зовет его сукиным сыном. Внешность обманчива, он улыбается мягко, она кажется невинной, смотрят как старые друзья, но яда в каждом из них хватит на полмира. Ей от него хочется лезть на стенку, глотать таблетки, забиться в угол и рыдать, рыдать, рыдать. Она знает, он за спиной поливает ее грязью. Она знает, он – полная мразь, но так хочет увидеть, как он кончает. Ей хочется рассказать всему миру, каждому встречному поперечному, как он умеет смотреть так, что внутри становится душно. Как хочется его себе и для себя и никому больше. Как страшно и больно ревнуется и как еще больней быть посторонней. Той, с которой случайно по пятницам, если больше некуда и не к кому. Той, с которой не спится даже по-пьяни, и чаще взглядом всклозь. А для нее он не забывается. Ни в огнях, ни в чьих-то криках и смехе или чужих пальцах на коже. Только мысль – «вот бы был здесь, было б по-другому». А она видит его потерянным мальчиком, запутавшимся и уставшим, погрязшим так глубоко, что и не вытащишь, не спасешь. Только вот спасать и не хочется. Хочется за ним, в омут, дальше, глубже, так чтобы не прожить, а прожечь. Чтобы ярко-красным и огнями. Чтоб задыхаться в дыме. И пусть потом будет горько, и пусто, и раздирает горло. Пусть судят те, кто безгрешны.Январь
5 марта 2015 г. в 03:07