Так будет лучше (наверно)

Когда однажды ночью Кояма умирал в своей комнате, удерживая рвущийся наружу крик, чтоб никому не помешать, и хоронил свои чувства с ощущением абсолютной и полной безысходности, у него не было никого, кроме Бога, и он мог только молиться, чтоб отболело скорее. Он жался в комок под одеялом и ждал рассвета, чтоб собраться, надеть маску и идти на работу. Он поджимал пальцы ног в попытке спастись от холода, от которого не было ни шанса сбежать, ни спасения. Холод овладевал им медленно, изнутри, и он уже подумал, этот холод теперь станет его постоянным спутником, из тех, что едва заметно добавляли в его улыбку немножко скорби или грусти (боль и осознание). И для того, чтоб терпеть этот кромешный ад, была всего одна единственная причина, и она перечеркивала всю боль, что росла и крепла в его груди, выбивала воздух из легких, туманила расфокусированный взгляд и рвала всю душу. И этой причиной было понимание. Понимание, что так будет лучше им обоим (наверно). Когда однажды ночью Кояма умирал в своей комнате, у него не было никого, кроме Бога.