Therapeia

Элли закрывает глаза – чтобы скрыться от света лампы или еще от чего-то – она не желает знать. Музыка вспыхивает на заднем плане и, словно прозрачная вода, заполняет комнату, тонким слоем растекаясь по полу, шурша и поблескивая на первых нотах. Она слышит, как он подходит к ней, и глубоко вздыхает, заставляя себя не двигаться. Его руки... ласковы и очень осторожны, и она вздрагивает, будучи не готовой к этому, так что он на мгновение останавливается, но она открывает глаза и едва заметно качает головой, и он, поняв, в чем дело, возвращается к начатому. Быстрый осмотр, мягкое прощупывание, оценка ситуации – проблема существует, но, определенно, не успела разрастись, и это понимает даже Элли. Музыка нарастает, поднимается до лодыжек, подшучивает, играет, ластится к ногам. Спросить у него, что это за пьеса. Он заканчивает осмотр, и Элли спрашивает себя, нужна ли ей передышка. Кажется, это никого не интересует. Он двигается быстро, сосредоточенно, его жесты точны и уверенны, словно отрепетированы и выверены годами тренировки, но вместе с тем, они абсолютно естественны. Элли переводит дыхание. Кажется, у него какой-то свой ритм, который невозможно нарушить, – ему можно только подчиняться. Музыка течет и волнуется уже под самой рукой, меняя акценты, летя, подбираясь совсем близко. Страх отощавшей крысой спрыгивает с корабля, и впервые за много лет это означает, что судно сможет вернуться в гавань. Два коротких укола, почти безболезненных, и она едва успевает настроиться на неприятные ощущения, как все заканчивается. Он не глядя выключает лампу, откидывается на спинку стула и, вытянув длинные ноги и скрестив руки на груди, закрывает глаза. Минут пять они ждут, пока подействует наркоз, и Элли почти погружается в ленивую дрему, когда свет над ней вспыхивает снова и, придя в себя, она видит рассматривающие ее рысьи глаза. Полностью пропавшая чувствительность верхней челюсти защищает от боли, и она почти отстраненно следит за тем, как он один за другим берет и кладет на место нужные инструменты, как его пальцы обхватывают наконечник бормашины, как в его руках мелькают лезвия, иглы и шпатели. Он почти не говорит, только изредка, желая, чтобы она сделала то, что ему нужно, роняет пару слов тихим властным голосом, и это больше похоже на команды, чем на просьбы, и Элли неожиданно хочется улыбнуться. Она закрывает глаза, но теперь уже не потому, что хочет спрятаться, а потому, что так просто удобнее, и оказывается, что отсюда ей не удастся проскочить поворот, за которым – с каждой минутой все больше теплеющая музыка, нахальное визжание бора и ощущение его руки, аккуратно касающейся ее, чтобы переместить в нужную сторону, сталкиваются внутри. Элли вдруг понимает, что отчаянно цепляется за собственное напряжение, потому что это единственное, что здесь понятно и объяснимо, когда музыка достигает высшей точки и начинает смеяться, взмывая волной и превращаясь в чистый прозрачный фонтан. Она смеется!.. Хан отпускает ее, скользнув по шее подушечками пальцев, и, потянувшись за пультом, убавляет громкость. Элли мельком думает, что ей не стоит, наверное, смотреть так удивленно. Но поделать с собой ничего не может. Это было то, чего она боялась?.. Шопен фыркает промокшей под дождем дворовой кошкой и лениво сворачивается в углу, продолжая, однако, наблюдать за ними горящими зрачками чуть приоткрытых глаз. Элли задумчиво смотрит перед собой, машинально касаясь языком свежей пломбы. Все это как-то... – Мисс Бертон, не помню, чтобы я давал вам снотворное. – в голосе Хана слышится улыбка, и, наверное, ей нужно возмутиться, но почему-то у нее для этого нет ни малейшего желания. – Возможно, так было бы лучше, – чуть слышно бормочет она. – Почему? Я отнял у вас нечто очень ценное? – его глаза откровенно издеваются. – О потере чего вам не следовало бы знать? Элли чувствует, что ей снова становится весело. – Безусловно, – кивает она. – Если только веру в несправедливость мира можно считать таковой. Хан задумывается. – Пожалуй, – спустя мгновение изрекает он. – Но я не вижу тут никакой проблемы. Могу заверить вас как специалист, что при надлежащем образе жизни и регулярно прилагаемых усилиях эта травма быстро исчезнет. Так что на вашем месте я бы не расстраивался. Они некоторое время молча смотрят друг другу в глаза, а затем принимаются безудержно хохотать.