Свечи в темноте

Она искала его. Каждый раз оборачивалась, чувствуя спиной взгляд, которого не было. Всего лишь видение, мираж, учтиво подкинутый воображением. Но она всё равно искала его. А когда находила — пряталась, стыдливо опуская глаза долу, пока мимо проносились полы длинной мантии, едва касавшиеся её ноги. Тесный коридор. Настолько тесный, что не вздохнуть. Или это тоже воображение нарисовало? Людей было не так много; из окон лился дневной свет, постепенно провожавший зиму, а Клементин всё так же стояла прижавшись плечом к холодной стене. Позорище какое-то. Она вздохнула и выпрямилась, пытаясь отогнать это преследовавшее её чувство подальше, чтобы не вскрывать в себе новые раны... Ну и дурная! Раны! О каких ранах она имеет право говорить, если причиняет столько боли другим? Даже Скорпиус ведёт себя холодно, только иногда передаёт сладости, которые приносит для них мать из дома, да письма, написанные сёстрами. Клементин написала как-то раз Жаклин, пытаясь попросить совет, но та лишь ответила что-то в духе «я же говорила», отчитала её по всем пунктам, да так, что девушка прочувствовала все интонации в каждой букве и точке на пергаменте. Хорошо, что хоть кричалку не отправила. Она вполне могла. Конечно же, сёстры были далеки от её проблемы и судили со своей колокольни, но для Клементин это не имело значения. Элементарной поддержки получить не удалось. Вообще ни от кого. Вот ты и осталась одна, Совершенство. Конечно, если бы Клементин была способна сблизиться не только с семьёй, но и с другими людьми, обзавестись настоящими друзьями, то ей было бы в разы легче. Ей не хотелось делиться подробностями с Оливией, потому что в этом был замешан её брат. Говорить о случившемся с Кассандрой и Айзеком тоже не прельщало, учитывая особенность последнего болтать языком. Оставалось лишь самостоятельно разбираться со всеми проблемами, созданными по собственной глупости. Скорпиус оказался прав, называя её эгоисткой в поиске внимания. Это была чистая правда, которую он видел всегда, но о чём смиренно молчал, щадя сестру. Пожинай плоды, Совершенство, ты сама посадила эти семена. Клементин оттолкнулась от стены. Коридор опустел окончательно — пора возвращаться в подземелья. Пока она шаг за шагом преодолевала расстояние, внутри её сдавливало чувство вины. Почему-то чудилось, будто каждый студент Хогвартса знает, что она натворила. И пусть никто и понятия не имел об её личной драме, она ощущала каждый взгляд на себе как осуждение и презрение. Она сама так смотрела на некоторых однокурсниц, о которых ходили нелицеприятные слухи. Фыркала в сторону Астрид Льюис, которая имела неоднозначные отношения с Максимусом Флинтом; шепталась за спиной Селесты Марш, когда та выходила из туалета для мальчиков следом за Лорканом Скамандером. И так было сотни раз, ведь это школа, а любое учебное заведение полно сплетен. Главный страх учеников — стать посмешищем и объектом всеобщего осуждения. Бойся, Клементин, однажды все узнают. Все — даже отец. Ей было настолько страшно от одной только мысли об этом, что всё естество болезненно сжималось. Представить только взгляд отца, если ему расскажут, как она предала порядочного юношу и лгала всем из раза в раз... Самый настоящий кошмар. Вскоре её встретила сырость, которой всегда пахло в подземельях. Девушка минула проход в гостиную и оказалась внутри. Учебные часы закончились, и теперь тут толпились слизеринцы со всех курсов, заполнив собой абсолютно всё пространство. Излюбленное место у камина занимали Блэквуды, рядом в кресле сидела Оливия, поджав под себя ноги и прикрыв глаза. Сердце больно кольнуло, потому что уже который день Кристиан игнорировал эти посиделки, оставаясь в комнате. Или не в комнате: его просто не было там, где была Клементин. Он отсутствовал продолжительное время — достаточно, чтобы начать волноваться. Но его сестра беспечным тоном говорила, что он просто зарылся в новые книжки, присланные из дома, только Малфой заикалась о Кристиане. Скорпиуса тоже не было видно. Раньше он изредка заглядывал на огонёк, садился на пол возле дивана и клал голову на колени Кассандры, любовно перебирающей его волосы. Но с некоторых пор он проходил мимо, исчезая либо в подземельном коридоре, либо в спальне. Кажется, он вообще перестал появляться в гостиной, ещё когда они вернулись с рождественских каникул. — Эй, Малфой, — окликнул её Айзек. — Топай сюда, я не могу разобрать конспект по Зельям. Кажется, чернила оставили кляксы. — Просто у тебя руки не из того места растут, — хмыкнула Клементин, возвращаясь в реальность, где у неё было всё прекрасно и радужно. Фальшиво. Кассандра пустила смешок. — Не расстраивайся, братец, однажды и ты станешь полноценным. Когда научишься пользоваться пером, например. Девушки рассмеялись, и даже полуспящая Оливия улыбнулась, поддерживая подруг. Айзек отмахнулся, но всё же протянул свиток Клементин, чтобы та помогла разобраться с написанным. Она села на ковёр и скинула душащую мантию с плеч, утыкаясь в кривой почерк друга, выстраивая логическую цепочку из более чётко прописанных слов. Ну, вот, повод отвлечься. Правда, подействовало это на какие-то несчастные несколько минут, пока стена не впустила нового студента. Краем глаза она заметила Эдмонда Дрю, вдруг вставшего со своего места за шахматным столом. — Забини, когда будет собрание? Сердце ухнуло. Стоило невероятных усилий остаться в том же положении и не подать виду, что её чуть не разорвало изнутри в эту секунду. Это был Кристиан. Это он вошёл в гостиную. — В следующую среду, — ответил он, встав напротив. — Скучаешь по дуэлям? — У меня есть цель, и я её добьюсь, — деловито сообщил Дрю, а кто-то из присутствующих засмеялся. — Ты переплюнешь Забини, только если он сломает обе руки и не сможет держать палочку, — добавила какая-то слизеринка. Кристиан ничего не ответил. Скорее всего неопределённо повёл плечом, улыбнувшись, как делал это чаще всего, когда принимал похвалу. Клементин не решалась поднять голову, продолжая пялиться в пергамент, но буквы стали расплываться перед глазами, и в какой-то момент на конспект упала капля, смешав чернила в пятно. Девушка заворожённо смотрела, как влага постепенно впитывается в тонкий лист, образуя потемневший развод. Капля. И ещё одна. Клементин вскинула голову, встречаясь взглядом с обескураженным Айзеком. Он раскрыл было рот, чтобы сказать что-то, но слова застыли у него на языке. Словно прочитав взгляд подруги, он решил, что не будет её рассекречивать, ведь только ему было видно это лицо с влажными дорожками слёз на бледных щеках. — У тебя есть конспект за прошлые занятия? — вдруг спросил он. Малфой сглотнула. — Кажется, в комнате, — буднично ответила она, и голос совсем не вязался с внешним видом: будто бы и не плакала вовсе. — Принести тебе? — Ты — лучшая! И она встала, подбирая с пола свои вещи. Опустила голову, делая вид, что роется в сумке, и, не поворачиваясь к подругам, исчезла в направлении девичьих спален. А по пустому коридору Клементин практически бежала, проносясь мимо комнат софакультетниц. Она почти ввалилась в свою, даже не глядя перед собой, захлопнула дверь и прижалась к ней, жмуря глаза и чувствуя, как горячие капли щекочут кожу. Позволила себе расклеиться, стоило лишь услышать голос Кристиана. Разрыдаться вновь, захлёбываясь в спазмах, возникших из ниоткуда. Сама виновата. Страдай. Не думала о Джеймсе, чьё сердце разбила в дребезги; не думала о Кристиане, готовом отдать ей всего себя за один взгляд. Думала исключительно о себе и стремлении получить чужое внимание, о том, как стать значимой из-за самой себя, а не из-за брата, выстроившего репутацию для неё в школе. А теперь ей приходилось расплачиваться за бездумные действия, за игры с чужими чувствами. И это справедливо. Больно, обидно, но чертовски справедливо. Страдай, Клементин Малфой. Страдай. И, быть может, поймёшь, каково было тем людям, любившим тебя, когда ты поступала отвратительно с ними. Страдай за Джеймса. Страдай за Кристиана. Страдай за Скорпиуса. Пару лет назад, когда одним летним вечером они сидели в беседке в розарии рядом с папой, он ей сказал, что всё ещё чувствует вину за все свои деяния, совершённые в молодости. Он говорил, что никогда не сможет простить себе этого, и порой ему чудилось, что происходящее сейчас — сон. Но сна не было, жизнь продолжалась. Мама простила его, но он себя — нет. Клементин думала, что тоже не сможет простить себя за то, как поступила с дорогими людьми. — Я будто наблюдаю театральную постановку, — раздался голос в комнате. Малфой распахнула глаза, чувствуя как мокрые ресницы слиплись в уголках. На кровати сидела Кристина, одетая так, будто собиралась уходить, судя по перекинутому через стул зимнему пальто. Она оглядела шестикурсницу с ног до головы, задерживаясь на заплаканном лице, и губы её вдруг исказились в противной ухмылке. — Мне подать тебе платок? — хмыкнула Кристина. — Твои уколы неуместны, — выдохнула Клементин, смахивая слёзы с щёк. — Можешь идти, куда шла. Прости, если отвлекла своим появлением. — Ох, нет, — лицо Нотт исказилось, — Ты вовсе не отвлекла. Скорее насмешила. Видит Мерлин, когда бы ещё мне довелось лицезреть твои слёзы. — Слушай, я не настроена… — Думаешь, мне не плевать? — Она встала. — Стоишь тут, рыдаешь, будто кто-то умер. Почему ты вообще плачешь? Кто тебе дал право плакать, Клементин? Тебя кто-то обидел? — Её голос стал наигранно учтивым. — Кто же обидел нашу принцессу? Должно быть, мальчишки дёргали за белокурые косички? Ай-ай-ай, негодники! Разве можно обижать этого ангела? Клементин молчала. Только сжала губы в тонкую полоску и пыталась подавить рвущиеся наружу рыдания, пока Кристина распалялась всё больше, заставляя соседку сжирать себя изнутри ещё сильнее. — Ты хотя бы видела его? — Теперь она звучала жестоко, словно каждый звук был пропитан сталью. — Ты видела, каким его сделала? Видела. Только что в гостиной. — И ты ещё смеешь плакать после того, как поступила с Джеймсом? — Ты бредишь, — выдохнула Клементин, вжимаясь лопатками в дверь. — Да я чёртова сумасшедшая! — воскликнула Кристина, вскакивая с кровати. — И мне плевать, что ты об этом думаешь! Живи в своём идеальном мире и втаптывай людей в грязь, словно мусор под ногами! Они ничего не значат, они лишь массовка в твоём сказочном мире! — Прекрати! Ничего ты не знаешь, чтобы судить меня, — стала защищаться Клементин . — О, я прекрасно знаю, какая ты. Тебе не интересны другие, ты занята лишь собой. Месяцами металась от одного парня к другому, не заботясь о чувствах обоих, а потом решила вернуться к изначальной позиции, наигравшись с новой игрушкой. Только вот Джеймс не игрушка! Он живой человек, а ты сделала из него какого-то призрака! Даже с Кристианом умудрилась поступить так, зная, что он тебя любит много лет. Смотрела ему в глаза, любила его в ответ, но предпочитала другого. А для чего? Разбавить рутину? Поиграться, развлечься, потешить своё эго! А теперь ты тут слёзы льёшь? — Я не считала его игрушкой, никого из них! — разозлилась Клементин, повышая тон. — Откуда тебе вообще знать? Ты сама дальше своего носа не видишь! Пускала по нему слюни на третьем курсе, а когда он стал встречаться со мной, то тут же очнулась. Не смеши меня, Нотт, ты ещё хуже. Тебе тоже плевать на других. Ты просто всегда вела себя так, будто все вокруг тебе отвратительны. Поливаешь дерьмом каждого, кто хоть немного тебе не нравится. — Мне не было плевать на Джеймса! Ни на кого из тех, кого я люблю или любила. Даже на тебя! Повисла тишина. Кристина поджала губы, выдерживая удивлённый взгляд Клементин. Последняя фраза была сказана слишком громко и необдуманно, и теперь девушка не знала, что говорить дальше, чтобы как-то изменить ситуацию. — О чём ты? — Малфой пронзала её взглядом. — Не делай вид, будто не знаешь, — девушка махнула рукой. — Всё детство. Каждый раз, когда тебе нужен был друг, я была рядом. Я вытирала твои слёзы и слушала твои проблемы. Мы вместе пакостили Скорпу и мешали домовикам на кухне. Все каникулы проводили вдвоём. Ты переживала о том, что разочаруешь родителей, что не станешь такой же храброй, как сёстры, или что останешься в тени брата. Ты плакала в своей комнате, когда Люциус язвил твоей матери, потому что думала, что это из-за тебя. Ты винила себя. А я всегда была рядом. Клементин опустила глаза, не находя слов. — А где была ты, когда я нуждалась? — вымученно выдавила Кристина, отвернувшись к окну. — Когда мой отец женился, когда родились близнецы, когда он снова забыл обо мне, а потом вспомнил, чтобы в очередной раз оставить одну в ожидании? Почему тебя не было, когда ты была так мне нужна? Почему ты отмахивалась и говорила, что это мелочи, а после уходила с Забини? Что с тобой случилось? Почему ты бросаешь тех, кто любит тебя? Ты бросила меня, бросила Кристиана, а затем и Джеймса, чтобы что? Настрадаться? В чём твоя цель? — Если бы я знала, — сдавленно прошептала Клементин, а по её щеке скатилась очередная слеза. — Ты не можешь плакать! Плачут те, кому сделали больно. А причиняющие боль — ликуют. Так радуйся! Ты добилась всего, что хотела. Побывала в центре внимания, а теперь пожинай плоды. Джеймс никогда не простит тебя. А Кристиан будет игнорировать. Они любят тебя, но я надеюсь, что каждый из них выберет себя. Ты отравляешь людей. Останешься в одиночестве под крылом папочки. Малфой стояла неподвижно, даже не всхлипывая, позволяя слезам стремительно катиться вниз и глухо падать на тёмно-зелёный ковёр слизеринской спальни. И самым страшным оказалось осознание — Кристина права. По всем фронтам права. Клементин не знала, чего хотела, и от этого появлялись проблемы. Не смогла решить, кого любить. Не смогла сказать правду, не смогла понять, не смогла принять. Хотела, чтобы всё внимание было направлено на неё, но по итогу провалилась в яму сожаления и стыда. Перед её глазами по-прежнему стоял образ Кристина в начале года, когда он застукал её в кладовке с Джеймсом. Она видела Джеймса, который говорил с ней жестоко, хотя глаза были наполнены болью и пеленой предательских слёз. А ещё была Кристина, которая в один летний день покинула Малфой-Мэнор и больше не приезжала на каникулы, понимая — она уже не нужна тут. И это детское воспоминание теперь совсем иначе отражалось в её мозгу. Тогда, много лет назад, когда она только пошла в школу, ей не казалось исчезновение Кристины чем-то удивительным, потому что вокруг всегда были другие ребята, которые стремились скрасить её досуг. И постепенно их общение с Кристиной сошло на нет, оставляя лишь шлейф чувства упущенного момента. Конечно, Кристина будет к ней относиться сугубо негативно, потому что Клементин никогда не была хорошим другом для неё. Ни для кого ей не удалось стать другом. — Мне так жаль, — одними губами, едва слышно. — Мне так жаль, Крисси, я столько всего наворотила, что самой тошно… Это ласковое прозвище видимо ужалило Кристину. Она, до боли закусив губу, шагнула вперёд и вытянула руку, чтобы положить её на плечо шестикурсницы. Та вдруг задрожала и резко бросилась к Кристине, крепко обняв. Нотт, не ожидавшая такого порыва, пошатнулась, застыла, но обнимать в ответ не стала. Они так и стояли. Неподвижно. И спина Клементин содрогалась в беззвучном плаче, пока девушка в её объятиях стояла отвернувшись к стене и сжав губы. Она была выше почти на полголовы, из-за чего ей было видно всю комнату. И в зеркале над деревянным трюмо она видела отражение: сгорбленная спина Клементин и тонкие руки, обвивающие неподвижно стоящую Кристину. Стоящую ровно, точно струна, не позволяющую себе обнять в ответ. Потому что она злилась за причинённую Джеймсу боль. Злилась за Скорпиуса, оказавшегося меж двух огней и сделавшего выбор. Злилась за саму себя. За ту маленькую девочку, что нуждалась в поддержке, но не получила её. И она сделала шаг назад, расцепив руки Клементин. Это было самое правильное решение. Любое прощение нужно заслужить. Мало просто извинений, мало слёз. — Я не буду жалеть тебя. Ищи поддержку у своих друзей, Клементин Малфой, — Кристина смотрела прямо в её глаза. — Не у меня. Точка. Клементин вздохнула, облизнула иссохшие губы, наблюдая за темноволосой девушкой, которая поспешно надевала своё пальто. Кристина сунула волшебную палочку за пояс, взяла в руки цветастые вязаные перчатки, никак не сочетающиеся с ней самой, будто снятые с чужих рук, и прошла к выходу из спальни. И когда её пальцы повернули дверную ручку, она на секунду застыла, а после произнесла, не оборачиваясь: — Если ты будешь говорить с людьми, а не бежать от них, то проблем станет меньше. Мне понадобилось время, чтобы понять это. Хлопнула дверь, и Клементин оказалась одна. Слёз больше не было. Осталась лишь она. И привкус сожаления на языке.

***

Внутренний дворик, что некогда был усыпан белым снегом, теперь зиял лужами и комками грязи. Постепенно наступала весна, но холода отступать не планировали, поэтому студенты Хогвартса не спешили сменять утеплённые мантии на более лёгкие, да и чаще на улицу выходить не стали. Но находились и исключения. Альбус Поттер не считал холод чем-то некомфортным — скорее, всё было наоборот. Потому он сидел на парапете, скрестив ноги в щиколотках, и смотрел перед собой, будто в пустоту. Взгляд его был сосредоточен на невидимой точке. И если бы Кристина Нотт, проходившая в это время мимо, не знала профессора, то посчитала бы его поистине сумасшедшим: он был в одном лишь широком пиджаке, висевшем на нём мешком, так ещё и пялился непонятно куда, словно в трансе. Было бы правильно уйти дальше по своим делам, не мешая преподавателю медитировать, что она и собиралась сделать, но он не позволил. Альбус, завидев свою студентку, улыбнулся ей, будто сестре (эти улыбки получали практически все), и кивнул. — Решила прогуляться после занятий? — участливо спросил он. Кристина оглянулась, надеясь, что обращается он всё же к кому-то другому. Но во внутреннем дворике больше никого не наблюдалось. — Да, иногда выхожу на свежий воздух, — пожала плечами она. — В подземельях сыро, верно, — скорее утверждение, чем вопрос, звучащий тепло и насмешливо. — Верно, — вновь согласилась слизеринка. Поттер чуть выпрямился и похлопал ладонью по местечку рядом с собой, будто призывая Кристину присоединиться к нему. Девушка неуверенно шагнула к нему, подозревая неладное. Профессор Поттер всегда был добр к студентам, общался с ними на равных и часто беседовал о многом, но лично ей не доводилось общаться дольше, чем во время занятий или собрания старост с деканами. И она присела рядом, невольно обращая внимание на его пальцы, чуть покрасневшие от морозного ветра. — Вам разве не холодно? — поинтересовалась Кристина, машинально кутаясь в своё пальто сильнее в бесполезной попытке умножить тепло. — Ничуть, — пожал плечами Альбус. — Я считаю, что холод хорошо влияет на здоровье. — Можно получить обморожение, — заметила она. — Соглашусь, — задумчиво ответил он. — Два года назад, когда я ещё работал в аврорате, мне и моей команде пришлось несколько дней провести в горах среди сугробов и жуткого ветра. Использовать чары было запрещено, так как мы искали одну ведьму, которая сбежала от нас очень ловко как раз из-за того, что мы применяли магию. Старая женщина, которая имела опыты с артефактами. Эти дни стали проклятьем для моих товарищей, но мне понравилось. Мы разводили костёр, пользовались заранее зачарованными мантиями, действие которых не было долгосрочным, и много двигались, чтобы согреться. А ещё тогда я вспоминал подземелья, в которых зимой невозможно согреться самостоятельно. — Да, там не так тепло во время каникул, будто магия ослабевает, — добавила Кристина. — Ты оставалась тут на Рождество? — Довольно часто, — она произнесла эту фразу так, будто такое считалось вполне нормальным. Но все знали, что для детей нормально возвращаться домой. В Хогвартсе свои праздничные дни коротали сироты, либо те, чьи родители куда-то уезжали. Можно было остаться разок-другой ради верного друга, но не всегда. — Почему же? — Дома меня не особо ждут. — Не может быть! — искренне удивился Поттер. — Так не бывает, Кристина! Дома всегда ждут, даже если ты думаешь иначе. Девушка не ответила, лишь пожала плечами, скрестив ноги так же, как и профессор. Альбус задумался о том, почему эта студентка упорно думает, что не нужна дома. Это звучало как полнейший абсурд, ведь родители, даже если жутко злились, всегда были рады своим детям. Иначе и быть не могло. — Я бывала в Рождество у Астрид Льюис, — вдруг произнесла она. Словно пыталась доказать что-то. — У неё отец магл. Он очень забавный, всегда расспрашивает меня о разных магических штуках. Мне нравится у них, — Кристина слегка улыбнулась. — Ты шла на встречу к Джеймсу? Девушка смутилась, точно не ожидав такого вопроса. Она была плохо знакома с Альбусом Поттером вне школы, чего не сказать о тех же Малфоях, которые были достаточно близки с его семьей. Поэтому такой достаточно тесный, откровенный для неё диалог вызывал крошечный дискомфорт внутри. В конце концов, это старший брат Джеймса. Забавно, что с Лили таких ощущений не возникало. Может, дело действительно в возрасте? — Да, мы договорились пройтись после занятий. — Это хорошо, — кивнул он. — Джеймс очень тепло о тебе отзывается. — Правда? — это прозвучало намного громче, чем она ожидала, из-за чего губы Альбуса дрогнули в улыбке. — Абсолютная. Говорит, что ты подтянула его в Зельях, и теперь у него больше шансов сдать экзамены на хорошие оценки. — Ну, конечно, — фыркнула Кристина, — что он ещё мог сказать… Поттер заметил эту нотку обиды в голосе, хоть виду девушка не подала. — Думаю, для него этого достаточно. Он очень переживает о своём будущем, — Альбус потёр ладони друг о друга. — А ты не переживаешь? — Нет, — она отрицательно завертела головой. — Недавно говорил с твоим отцом. Он обмолвился, что хотел бы передать тебе семейное дело. Глаза Кристины округлились. Она вопросительно посмотрела на профессора, пока пыталась понять, где же им удалось поговорить. Поттер покидал территорию школы? Они общались по каминной сети или почтой? Почему они вообще общались? — Мистер Нотт посещал Хогвартс не так давно. Он приходил к Драко Малфою по личным делам, так что нам выпала возможность недолго поговорить. Он спрашивал о тебе. — Правда? — теперь этот вопрос звучал по-другому, по-детски. — И что же он хотел узнать? Не думаю, что его волнует мой табель успеваемости… — Ты права, не волнует, ведь у тебя прекрасные оценки. Я обещал не разглашать тонкости диалога, произошедшего между нами, но могу сказать точно, что он рад твоим успехам в квиддиче, хоть и желает, чтобы ты начала работать с ним. Нотт скривилась, представляя их совместный бизнес. Альбус позволил себе рассмеяться. — Именно такую реакцию я и ожидал, — прокомментировал он её лицо. — Тебя не прельщает заниматься тем же, что и отец? — А вы бы смогли представить меня в деловой мантии с портфелем документов на переговорах с какими-то мерзкими богатенькими иностранцами? Хотя иногда он занимается интересными вещами, когда его вызывают в Министерство для деактивации артефактов и прочих магических штук... Но это точно не моё призвание. У отца вообще мало информации о том, чего бы я хотела. И вот теперь весь этот диалог для Альбуса наконец стал ценным. Но Кристина Нотт никогда не узнает об этом, даже подозревать не станет. А у Поттера в голове постепенно стал вырисовываться более точный и надёжный чертёж плана, с которым он пойдёт к Скарлетт. — Значит, я правильно сделал, что упомянул твои успехи в квиддиче? — Определённо! Теперь уже улыбалась Кристина. Оказалось, что говорить с Адьбусом Поттером невероятно комфортно, и теперь она поняла, почему именно этот профессор в фаворе у студентов. Эдакий старший брат. Да, возможно, он именно так и относился к своим ученикам, будто они его младшие братья и сёстры, как Лили и Джеймс. Или это было просто природное очарование, присущее, видимо, всем Поттерам? Но Кристина знала наверняка: если вдруг ей нужен будет совет, то она придёт к своему декану. Её взгляд вновь опустился на его покрасневшие от холода руки. Всё же весна ещё не наступила, и выходить на улицу без верхней одежды — плохая идея. Сама девушка не чувствовала мороза до такой степени: пальто выполняло своё предназначение сполна. Недолго думая, Кристина стянула со своих пальцев пёстрые перчатки и протянула профессору Поттеру. Он вопросительно на неё взглянул. — Одолжу их вам ненадолго, — пояснила она, вкладывая перчатки в его ладони. — Мне бы не хотелось, чтобы на следующий год ваше место занял другой учитель. — Разве это важно? Ты же заканчиваешь последний курс. — Да. Это важно. Приятно знать, что в Хогвартсе останутся старшие, которые прислушиваются к ученикам, а не к их родителям. Хорошо, что вы больше не Аврор, быть профессором вам очень идёт. Альбус благодарно улыбнулся, а Кристина резво встала и отряхнула пальто. Её ждал Джеймс. И пусть чаще всего он опаздывал и ждать приходилось ей, она ничуть не расстраивалась. Несколько минут беседы подняли настроение. Она действительно хотела заниматься квиддичем. Думала об этом слишком часто, но внутри всегда боялась провала. Несмотря на то, что она наверняка входила в список лучших игроков школы, ей не был чужд страх перед неизвестным. Кристина чувствовала себя уверенно в стенах школы, где знала способности каждого, да и на фоне многих игроков она выигрывала, но всё же сомнения закрадывались в груди, стоило только задуматься об отборочных в крупные команды. Её отец вряд ли приведёт какого-нибудь чиновника из Министерства, чтобы тот замолвил словечко в кругу знаменитых спортсменов. Хотя во время Рождественского вечера у Малфоев отец вместе с Марго Идрис хвалились успехами Кристины перед гостями... Возможно, это было всего лишь для публики. Интересно, что папа делал у дяди Драко? Где-то на самом дне её души стало чуточку обидно, что он был в школе, но даже не дал о себе знать. Не то чтобы она хотела видеться с ним, но почему-то это показалось важным. Кристина тряхнула головой, отгоняя ворох навязчивых мыслей. — Хорошего вечера, профессор! — И тебе, Кристина. Передавай привет Джеймсу и не давай расслабляться, а то он нынче очень рассеянный, — Альбус всё сжимал подаренные перчатки. Нотт кивнула и постепенно стала отдаляться, направляясь к месту встречи с Джеймсом, который по обыкновению всё равно опаздывал. А Альбус, взглянув на перчатки, удручённо вздохнул. Вряд ли Кристине были известны подробности работы Теодора Нотта, но попытаться стоило. Он и так знал, что тот занимается артефактами по просьбе главы аврората, но этого было ничтожно мало. Зацепиться было не за что. Мистер Нотт не будет идти навстречу: он не заинтересован в подобных делах, в которые молодой профессор мог бы его посвятить. Но у Теодора был абсолютный доступ ко всем артефактам, имеющимся в Министерстве. Был ли дукат там? Вероятность ничтожно мала. Даже само его существование под вопросом. Может, Драко был прав, говоря о переизбытке амбиций? Потому что просто так найти едва существующую волшебную монету — очень сомнительная идея. Во всех смыслах. Сродни бреду умирающего. Но кто-то действительно умирал. По глазам Малфоя было видно, что он не спит ночами, смешивая новые зелья, пробуя их на проклятых детях. Да, был результат, но не тот. Кровь по-прежнему покидала их тела, хоть и не в таком количестве, как это было в самом начале. Зелья работали. Драко выигрывал время, но не более того. А время всё равно утекало. Сколько месяцев прошло с тех пор, как Эмилия Томас оказалась на больничной койке? Полгода? Она пропустила Рождество… Многие пропустили это Рождество. В голове Альбуса не переставали работать шестерёнки, подкидывая новые и новые мысли. Его ежедневник был исписан множеством разных теорий и планов, а Скарлетт Морель, чаще всего помогавшая ему доводить до конца любое умозаключение, иной раз раздосадованно вздыхала, понимая, что они топчутся на месте. Никаких толковых зацепок, кроме Теодора Нотта, так удачно посетившего Хогвартс на днях. Альбус даже не задумывался о цели его визита, потому что Драко Малфой был колдомедиком, пусть давно не практиковал эту деятельность, предпочитая ей разработку новейших снадобий. Должно быть, Нотт консультировался по здоровью: в конце концов, его жена, как Альбус слышал, была в интересном положении. Почему бы другу семьи не быть семейным доктором? Многие чистокровные семьи пользовались услугами определённых представителей колдомедицины чуть ли не веками. У чистокровных вообще свои заморочки. И тут гениальная идея родилась в его голове. Гениальная и одновременно сомнительная. Альбус вскочил, чуть не выронив перчатки. Он даже не удосужился очистить одежду после длительного сидения на парапете и просто рванул с места — что есть мочи, прямо в замок. Боясь, что упустит что-то важное, он буквально пролетал по коридорам школы, держа путь к кабинету директора. Тяжело дыша, наконец, он остановился напротив величественной горгульи, ожидая, когда она его впустит. И стоило лишь Поттеру перешагнуть порог просторного кабинета Макгонагалл, он тут же выпалил фразу, из-за которой у неё мог начаться нервный тик: — Директор! Я пришёл к гениальному выводу! — Ох, Альбус, — вздохнула женщина. — Я ещё не принимала свою настойку. Это может подождать? — Но это срочно! — не унимался он. — Альбус, право, я уверена в вашей компетенции в полной мере, — протянула Макгонагалл. — Вы прекрасный преподаватель, аврор. Но вы не думаете, что нужно немного поубавить свой пыл? — Я хочу довести дело до конца! Минерва устало прикрыла глаза и как-то смиренно махнула рукой в сторону кресла напротив её стола. Поттер воодушевлённо плюхнулся на мягкое сидение, склонив корпус вперёд так, будто наседал на пожилую директрису. Она взглянула на него, уже даже не утруждаясь предвосхитить очередную безумную идею молодого профессора. Наверное, она уже тысячу раз пожалела, что взяла его на работу вопреки здравому смыслу. Интуитивно глянула на портрет Дамблдора на стене. Он дремал в своём кресле, но казалось, будто наблюдал из-под опущенных ресниц за происходящим в некогда своём кабинете. И за своим удивительным тёзкой. — Всем ведь известно о том, что чистокровные семьи полны секретов, верно? — начал Альбус, и голос его звенел каким-то детским восторгом. — У них есть семейные лекари, адвокаты и, конечно же, реликвии. И я уверен, что если золотой дукат существует, то он находится в каком-то хранилище, принадлежащем знаменитой фамилии. У нас не так много таких… — Все известные артефакты хранятся в Министерством под охраной, — перебила Макгонагалл. — Известные! — воскликнул он, хлопая ладонью по подлокотнику. — Но многие ли знают о дукате? Что вообще о нём известно? С его помощью можно найти то, что ищешь! Он буквально кладёт в руки нужные вещи, стоит лишь пожелать! Это ведь опасная вещица, вы не находите, профессор? Минерва молчала, поджав губы. Не нравился ей его энтузиазм, знала она этого молодого человека слишком хорошо, понимала, что большую часть его идей ждёт провал. И это не только пугало её, но и вдохновляло. Такого количества энергии и рвения в одном человеке она давно не встречала. Альбус не боялся набить себе шишки, пробуя раз за разом что-то новое. Эти его амбиции лились через край. Но в данной ситуации «шишки» имели значительные последствия. Изучать магические артефакты — не значит использовать их. Нельзя предугадать последствия. И кто знает, что случится, если заветный дукат — если он существует, конечно — окажется в не самых умелых руках. Да и тот факт, что он не был исследован должным образом, оставаясь лишь сказкой для тех, кто имел дело с подобным, настораживал только больше. Много ли легенд оказывались правдой? — Вам не кажется, что вы слишком, — Макгонагалл сделала паузу, раздумывая, как выразиться лучше, — педантичны в этом вопросе? Я имею в виду, что мистер Малфой разрабатывает зелье, способное помочь. — Он сам сказал, что всего лишь тянет время! — настаивал он. — Драко хорош у своём деле, но он не спаситель, уж простите! Это его слова, а не мои, и я согласен. Он делает много, намного больше, чем кто-либо из нас, но недостаточно, чтобы решить проблему окончательно… Она вновь поджала губы, кажется, в миллионный раз. Раздумывала. И ни к чему не могла прийти. — Я правда знаю, как найти золотой дукат, — голос Альбуса почти молил. Ох, она знала, что даже если не позволит, — он сделает всё сам. Поттер. Может, ей просто снять с себя ответственность и пустить всё на самотёк... Но могли быть последствия... А в это время где-то за ширмой в Больничном крыле чуть дышали обескровленные дети… Минерва выразительно посмотрела на Альбуса, не произнося ни слова, но судя по восторгу, зародившемуся в его глазах, он понял её взгляд правильно. — Я думаю, что такими вещицами не хвастаются среди коллег на работе, — многозначительно начал он, чуть понижая голос. — Если бы я владел артефактом, то о нём знали бы только доверенные лица. Особенные люди. Я бы спрятал его туда, где никто бы и не подумал искать. И Министерство даже не догадалось бы о его существовании. Поттер сделал паузу, собираясь с мыслями, пока директриса уже представляла, как принимает свою заветную настойку, успокаивающую нервы. — Семейное хранилище! Не то, что в Гринготтсе, конечно, ведь его тоже можно ограбить. Но дома чистокровных семей чаще всего имеют особую магию, накопленную столетиями. Так почему бы не оставить дукат внутри своего поместья, которое само будет охранять, — он подался чуть ближе. — Знаете, я облазил каждый уголок на Гриммо, но до сих пор могу найти там что-то новое. — Хотите сказать, что кто-то уже владеет дукатом? — предположила Минерва. — Конечно! Да, директор, кто-то им владеет! Может, это Блейз Забини? Может, Драко Малфой? Они никогда не скажут никому о таком сокровище. — Вы же понимаете, что подобное грозит тюремным сроком? — Макгонагалл заметно напряглась. — Хранить у себя запрещённые волшебные предметы чревато сильными последствиями, с которыми справиться не так-то просто. — Назовите мне хотя бы одного успешного волшебника, который не нарушал бы закон, — самодовольно хмыкнув, Альбус откинулся на спинку кресла. — Мой отец, мой дядя и моя крёстная ограбили Гринготтс будучи подростками. Так что я не думаю, что пара-тройка артефактов в домашнем сейфе кого-то может напугать. — После войны, — начала Минерва, переплетая свои пальцы в замок, — были совершены рейды на все дома, принадлежащие в то время семьям Пожирателей Смерти или тем, кто следовал взглядам уже поверженного Волдеморта. Тогда были изъяты многие ценности, включая и артефакты. Гарри Поттер лично присутствовал во время их уничтожения или отправки в хранилище Министерства под охрану. — Всегда можно что-то упустить! — Сомневаетесь в своём отце? — изумилась женщина. — Да! — воскликнул Альбус. — Он же столько ошибок сделал, так почему я не могу сомневаться в его действиях? Я тоже делаю ошибки, и вы сомневаетесь во мне, директор. — Я не сомневаюсь в вас, профессор Поттер, — она вздохнула. — Я скорее опасаюсь последствий. — Все последствия я беру на себя. — Это безрассудно! Нельзя взять и найти то, чего нет! — А если он есть? Если дукат лежит в нижнем ящике стола у кого-то дома? — Вы готовы рискнуть? — Готов. — Альбус выпрямился в кресле, готовясь встать. — Я зайду в каждый дом, чтобы удостовериться. Их не так много, так что это не будет бесконечный список фамилий. — И с кого же начнёте? — задала она интересующий её уже давно вопрос. — Малфои? — Поттеры. Макгонагалл удивлённо вскинула брови, будто ослышалась. — Площадь Гриммо хранит много тайн.

***

Скорпиус раскинул руки в стороны, лёжа на мягком ковре, так хорошо согревающем его. Где-то слева валялась опустошённая бутылка бурбона, что была украдена у старика Люциуса ещё летом на случай чрезвычайной ситуации. И таковая произошла. Совсем недавно, буквально несколько дней назад. Теперь бутылка невесело валялась на деревянном полу, отражая языки пламени в камине. Где-то справа, обнявшись с уже другой бутылкой, сидел Джеймс, напевая под нос известные лишь ему мотивы. Да, они напились. Бессовестно. Посреди учебной недели. Прямо в классе для прорицаний. Переживали ли они о возможных последствиях? Отнюдь нет. Скорпиус вдохнул полной грудью, да так, что щёки покраснели от напряжения в лёгких. Задержал дыхание, высчитывая, сколько сможет продержаться. Конечно, алкоголь не поможет в этом деле, но попытаться стоит. Пробка от бутылки прилетела ему прямо в лоб, из-за чего юноша шумно выдохнул и закашлялся. — Я чуть не умер, — захрипел он, приподнимаясь на локтях. — Класс, ещё одна смерть на моей совести, — ответил Джеймс, рассматривая жидкость за коричневым стеклом сосуда. — Начинается, — Малфой закатил глаза. — Ты такая депрессивная задница. Как ты вообще выживаешь? — Я мёртв внутри, принцесса, — Поттер сделал глоток прямо из горлышка. — Какой пафос, — фыркнул Скорпиус. — Опылился. Оба юноши хмыкнули, отзеркаливая друг друга. В последнее время общаться удавалось всё реже и реже. Признаться, так получалось по инициативе Скорпиуса. Он испытывал чувство вины перед своим другом за то, что умалчивал о похождениях своей сестры. И пусть сам Джеймс даже не думал винить его в этом, у слизеринца всегда что-то ныло под ребрами, когда они разговаривали. Напиться предложил именно Джеймс. Алкоголь достал Скорпиус. Бурбон Люциуса, подаренный дедушкой Венделлом, и несколько бутылок эльфийского от Монтегю — Тиберий протаскивал алкоголь с завидным упорством. И вот, открывая двери Выручай-комнаты, двое друзей думали о совершенно разных вещах: Джеймс переживал душевную боль и хотел заглушить её, а Скорпиус старался подавить нарастающую вину за чужое разбитое сердце. — Эй, Малфой, — окликнул его гриффиндорец. — Чего? — лениво протянул тот. — Как думаешь, где мы окажемся через десять лет? Долгая пауза повисла между ними. Вопрос, озвученный с пренебрежением и беззаботностью, вдруг застыл в воздухе, запуская процесс в голове каждого. Задумывались ли они о будущем настолько глубоко? Вряд ли. Всё казалось чем-то недосягаемым: подготовка к сдаче экзаменов, болтовня о жизни после школы и подобное. Но никто из них не решался заглянуть дальше одного года. Что будет через десять лет? Может, кто-то и не доживёт до этого момента? Глупости, но так упорно скребутся в голове, вороша какие-то потаённые желания каждого. Действительно ли Джеймс хотел пойти по стопам отца, или это всего лишь навязанное им самим желание? Правда ли Скорпиус видел себя в профессиональном спорте, или это только собственные амбиции и желание быть лучшим во всем? Очень сомнительно и спорно. — А сам как думаешь? — задумчиво спросил слизеринец. — Думаю, к этому времени я женюсь. Десяти лет хватит, чтобы найти жену, верно? — Верно, — кивнул он. — Но тебе не надо будет искать. — Да? — удивился Джеймс, прозвучав точно ребёнок. — Разумеется! Девчонкам нравятся болваны как ты, так что не пропадёшь. — Кретин, — Поттер вытянул ногу и пнул друга куда-то в бок. Скорпиус хмыкнул, а потом внезапно расхохотался. Так громко и заливисто, что Джеймс сам не удержался и подхватил этот смех. И стены Выручай-комнаты практически зазвенели от этого хохота, отражающегося эхом от всех поверхностей, пока двое юношей валялись по полу в приступе, хватаясь за животы. Но спустя несколько минут всё же стихли. Джеймс улёгся рядом с другом, положив свои руки под голову и устремив взгляд в потолок. — Моё сердце разбито, — тихо сказал он. Скорпиус сжался внутри. — Оно разбито, а собирать его некому. Мне кажется, я просто изнутри весь сломан. Дышать тяжело, знаешь, будто в лёгких металл. Колет так, ноет, тянет вниз. Я не могу смотреть на людей, которые улыбаются. Хочу, чтобы всем было так же больно, как и мне. Я эгоист, да? Думаю лишь о том, чтобы мне было легче. Малфой молчал в ответ, стараясь не издавать ни звука. — Не вижу смысла идти дальше. Я застрял, Скорп. Вновь тишина, а горечь так и застыла на языке Скорпиуса. Он не мог набраться смелости, чтобы сказать хоть что-то в поддержку. Он вообще не умел говорить слова поддержки. — Я вижу её, когда смотрю на тебя, — почти беззвучно прошептал Джеймс. — Но ты ни в чём не виноват. И он не выдержал. — Она такая тупая дура! — в сердцах воскликнул Малфой. — Я так чертовски зол на неё, что даже смотреть не могу! — Скор… — Серьёзно! — Он резко сел. — Как можно было сделать это, вот скажи? Почему она так бессовестно пользуется людьми? Тобой! И я не смог повлиять, хотя знал об этом! И мне стыдно за то, что тебе приходится страдать по вине моей избалованной сестры! — На самом деле, — Джеймс также поднялся, — это было вполне очевидно, что наши отношения далеко не зайдут. Я попросту был слишком слеп, чтобы заметить. — Ты слепой кретин, но она... у меня слов нет. — Я не хочу, чтобы ты из-за меня ругался с Клементин. — Ничего не могу поделать, — Скорпиус пожал плечами. — Я уже зол и не собираюсь это исправлять. — Не оставляй её одну, — Джеймс сжал край своего джемпера. — Она почти всегда одна в коридорах, даже если рядом её подружки. Уверен, что у Клементин есть причины. — Нет причин поступать таким образом! — Всегда есть причины, просто они незаметны. В любом случае, не оставляй её. Я всё ещё её люблю. Даже если она любит другого. И разбитое сердце Джеймса так и оставалось лежать осколками на дне души, царапая острыми краями при каждом вздохе. А Скорпиус, взглянув на опечаленного друга, из чьих глаз медленно текли слёзы, протянул ему спасительную бутылку. Она ни черта не спасала. Но так хотелось верить, что глоток алкоголя хоть как-то сможет заглушить боль. Мнимая иллюзия. Но рядом с другим становилось чуточку легче. Рядом с другом можно было сказать, из-за чего так болит внутри. Не страшно было плакать. Через несколько часов они покинут Выручай-комнату пьяными, разбредутся по своим спальным, а на утро каждый будет вести себя так, будто всё отлично. Джеймс улыбнётся всем вокруг, Скорпиус отпустит саркастичную шутку. Но сердце первого едва ли возможно собрать воедино. А сердце второго вот-вот разорвётся от неозвученных чувств к той, что отвергает. Поэтому здесь и сейчас самое время. Обнять бутылку, приложить к губам горлышко и сделать обжигающий глоток. На секунду забыть. И вновь дать слезам рисовать дорожки на небритых щеках.