***
Середина недели отличалась от остальных её дней нешуточным количеством студентов в коридорах. Тот, кто составлял расписание, смеялся и злорадствовал, добавляя наибольшее число предметов в один день у половины курсов. Теперь достаточно широкий коридор второго этажа был похож на пчелиный улей. Первокурсники галдели, отправляя друг другу зачарованные комочки пергамента, а ребята постарше старались не сойти с ума от этого шума. Кристина Нотт на правах старосты наложила Силенцио на трёх гриффиндорских второгодок, одного слизеринца и двух когтевранцев, которые начали комментировать её действия. Ничего удивительного. Оливия ойкнула, когда поняла, что расковыряла свой заусенец до крови. Теперь маленькая рана вызывала зуд ещё больше. Она вздохнула и промокнула каплю крови краем своего темного кардигана. — Занесёшь заразу, и палец придётся отрезать, — заметил Кристиан, подошедший не так давно. — Не утрируй, — фыркнула в ответ Оливия. — Ну да, как я мог забыть, зараза к зара… — Он замолчал на полуслове, поймав раздражённый взгляд сестры. — Понял, ты не в настроении. Слизеринка закатила глаза и снова принялась ковырять палец. Кольцо на указательном перевернулось камушком вправо и теперь царапало средний, но она всё продолжала отдирать кожу возле ногтя, так некстати мешающую ей. Кристиан наблюдал за ней несколько секунд, с каждым разом поднимая брови всё выше, и в какой-то момент просто не выдержал и схватил ладони сестры, несильно их сжав. Оливия подняла на него свой хмурый взгляд, ничего не сказав. — Что с тобой, кроха? — Я в порядке, — она как-то скованно пожала плечами. — Хочешь поговорить о чём-то? — Кристиан отпустил её руки. Оливия лишь поджала губы, но ничего не сказала. Конечно, она могла поделиться с братом своими переживаниями, но это было слишком сложно. Между ними всегда существовал барьер. Во всяком случае, ей так казалось. Хотя Кристиан никогда не позволял в себе усомниться; он был рядом и поддерживал её, параллельно забавляясь над её ошибками, но оставаясь родным человеком, а в Хогвартсе — единственным, кто вообще общался с ней на более серьёзные темы. У Оливии был шанс поделиться с Клементин, но та была какой-то дёрганной и слишком увлечённой общением с Джеймсом Поттером. Кассандра никогда не отличалась умением слушать, а скорее болтала и перебивала, обращая внимание на себя. И как Скорпиус вообще с ней разговаривал? И вот тут девушка осознала, что у неё нет настоящих друзей. Восхитительно. Она снова вздохнула, а Кристиан устало сбросил с плеча сумку прямо на подоконник позади. Впереди, буквально в четырёх метрах от них, Клементин стояла у стены, а перед ней, вытянув руку вперёд, опираясь на камень, улыбался Джеймс, чуть нависший над девушкой. Слизеринец отвернулся от них моментально, что не укрылось от глаз сестры. — Каково смотреть на неё, зная, что она не принадлежит тебе? — Оливия села на подоконник и опустила юбку чуть вниз. — Это временно, — он сглотнул. — И как, помогает? — О чём ты? — Иллюзия, — пояснила Оливия. — Тебе помогает иллюзия того, что Клементин может быть с тобой? — Нет никаких иллюзий. Есть лишь время, которое однажды придёт. Ты многого не знаешь, Оливия, но это к лучшему. Не стоит тебе забивать голову моими проблемами. — Мне кажется, я единственная, кто готов забить свою голову твоими проблемами. Кристиан тепло улыбнулся и легко хлопнул ладонью по бедру сестры, приподняв бровь, как бы намекая на слишком короткую форменную юбку. Оливия фыркнула и тут же соскочила с подоконника, прикрывая ноги мантией. — Признавайся, мелочь, — он закинул руку ей на плечи, — кто виновник твоей хорошей успеваемости? Она закатила глаза, потому что знала, на что он намекает. Её оценки улучшились неспроста, и Кристиан заметил это. Его радовали успехи сестры, да и мама успокоилась, потому что перестала получать жалобы от преподавателей. И всё было бы замечательно, если бы не одно «но»: Оливия ненавидела учебу. Она могла заниматься чем угодно, но только не домашкой, а теперь вдруг стала получать хорошие отметки и даже зарабатывать баллы для факультета. И Кристиан знал, как работает эта схема. Отличники скатываются к Троллю, а самые отпетые раздолбаи получают заветное Выше ожидаемого. Оливия не была исключением. — Я не буду смеяться, — добавил он, чуть улыбаясь. — Ты смотришь на Клементин без возможности прикоснуться. Я тоже так смотрю на одного человека, но шансов у меня намного меньше, чем у тебя. Они оба взглянули на спину Джеймса Поттера, что сейчас проводил пальцами по единственной тёмной пряди среди платиновых волос Клементин. И у обоих что-то сжалось внутри. Оливия была рада, но в душе так позорно завидовала им, потому что вряд ли у них были проблемы, вряд ли им стоит скрываться или ещё что-то, ведь Джеймс смотрел на Клементин, словно та была единственным светом в его жизни. И ей хотелось того же — почувствовать такой же взгляд на себе, ощутить себя нужной и необходимой. Разве это сложно? Ещё как. Только потому что человек, который занял все её мысли, находится на совершенно другой ступени. И дело было вовсе не в возрасте (Оливия убеждала себя в этом с особым усердием), а в том, что он для неё недосягаем во всех смыслах. — Борись до последнего, — голос Кристиана вдруг приобрёл серьёзные нотки. — Используй любые способы. Было ли это сказано сестре или самому себе? Он не знал. Но оба прокрутили эти слова в голове несколько раз. Знал ли Кристиан, что сподвиг Оливию на поступки, которые не следует совершать, когда тебе пятнадцать? Знала ли Оливия, что Кристиан готов пойти самыми отвратительными путями к достижению своей цели? Нет. Никто из них не знал. И они не были вправе судить друг друга. Пока сердце одной было на краю пропасти, сердце другого разбивалось и склеивалось раз за разом, стоило лишь светловолосой девушке с тёмной прядью взмахнуть ресницами. — Как его зовут? — всё же поинтересовался Кристиан, стараясь отвлечься и не смотреть в спину Поттера. — Не думаю, что тебе следует знать, — уклонилась девушка. — Неужели это профессор Флитвик? Ну и вкус у тебя, сестрёнка! Оливия посмеялась, но мысленно содрогнулась, услышав опасное «профессор» из уст брата. Он был так чертовски близок к правде, которая явно не обрадовала бы. Да, объект её влюблённости не был так стар, но… Совсем разные полюса. Это равносильно тому, чтобы смешать огневиски и сливочное пиво. Ох, и в этом диком коктейле Оливия явно не обладала сильной долей алкоголя. Спустя минут десять толпа постепенно начала разбредаться по кабинетам, а ещё через какой-то небольшой период времени коридор и вовсе печально опустел.***
Кристиан уныло прочесал подбородок, стараясь вслушаться в слова МакГонагалл об особенностях мортимагии и её применении в экспедициях. Интересная тема, вот только Забини никак не мог вникнуть в суть вводного урока, потому что голова была забита совсем другим. Если бы он меньше отвлекался, то, возможно, заработал бы парочку очков за хорошие ответы, но сегодня, да и в любые другие прошедшие дни, Кристиан не утруждал себя учебой, предпочитая заполнять своё время не книжками, а Клементин, украденной из чужих цепких рук. Поттер в этот момент развалился на своём стуле, качая рукой, лениво свисающей со спинки. Малфой по левую сторону от него расслабленно записывал что-то в тетрадь. Скорпиус не был глуп, поэтому знал об отношениях сестры намного больше, чем показывал остальным. Иначе как так вышло, что её «хороший» парень до сих пор не в курсе, где пропадает его девушка, пока готовится к каким-то выдуманным факультативам? Вот так и строится ложь, заманивая в свои сети всё больше и больше участников. Малфои знали, но молчали. Можно было объяснить это тем, что они не хотели лезть в чужое дело, но разве Скорпиус способен был так нагло врать в глаза лучшему другу? Почему-то Кристиан испытывал неприкрытое удовольствие, представляя, как эти двое разругаются к чертям из-за Клементин. Он всегда был эгоистом. Мама бы тотчас его отругала за подобные мысли, хотя бы потому что сама была такой и понимала, что это не самый правильный путь. В любом случае, Забини продолжал думать о том, как всё разрушится. Только главная героиня не хотела действовать. В Новогоднюю ночь Клементин плакала. Так честно и открыто, прямо перед ним, сжимая его сердце своими слезами до такой степени, что он сам был готов разрыдаться. Ей было тяжело. Да, она собственноручно оказалась в клубке обмана, но выпутаться из него так и не собиралась, продолжая крутиться на месте, запутываясь, сковывая саму себя по рукам и ногам. Тогда девушка стояла спиной к окну, уперевшись ладонями в подоконник, изливая свою боль на него, на Кристиана, который недавно блаженно её целовал. — Я не могу ему признаться. Мне так страшно стать врагом его глазах. Наверное, ей просто думалось, что Кристиан примет её в любом обличии, поэтому не так переживала о его боли, заботясь лишь о чувствах Поттера. А ведь ему было больно не меньше. Он видел её в коридорах с другим, видел чужие руки на её талии и чужие губы на её щеках. И эти взгляды украдкой, что Клементин бросала на Кристиана, будто извиняясь, подливали масло в огонь его жгучей ненависти. Не к ней, нет. Он не мог ненавидеть Клементин, даже если бы та запытала его до смерти. Он ненавидел Джеймса Поттера, который вообще не был виноват. Да, Кристиан понимал, что вся его ненависть построена на позорной ревности, но ничего не мог исправить. Внутри бушевало адское пламя, испаряя жаром последние капли здравого смысла. Он ненавидел Поттера за эту чёртову гриффиндорскую смелость, что тот проявил, признавшись Клементин в своих чувствах и тем самым заполучив её в свои руки. Ненавидел сам факт, что она считала святошу Поттера слишком хорошим, чтобы причинять ему боль. И вот, когда Трансфигурация практически подошла к концу, Кристиан заметил скомканный красно-золотой галстук на краю той самой парты. Галстук Джеймса Поттера, который он зачем-то снял. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы Кристиан достал свою палочку и одним лишь незаметным взмахом заставил форменный галстук соскользнуть на пол, куда-то под ноги Алана Пьюси, не отличавшегося усиленным вниманием. Вряд ли Кристиан добьётся хоть чего-то таким жестом, но в голове его усердно закрутились шестерёнки. Это подло и низко. Да. Безусловно. Но так плевать, когда собственное сердце крошится в пыль. Кристиан сказал себе это мысленно несколько раз, пока однокурсники покидали аудиторию. Малфой шутливо толкнул в бок Поттера; они вместе вскользнули в коридор, смеясь над своими идиотскими шутками, а Кристиан осторожно подобрал упавший галстук. Он повертел ткань в руках и небрежно бросил на одну из парт, после чего последовал за остальными. В коридоре уже собрались шестикурсники Слизерина и Когтеврана, которые одной большой толпой направлялись к лестницам, чтобы попасть на другой этаж. Судя по всему, следующее занятие у них тоже будет совместное. Найти Клементин не составило труда, потому что её платиновая макушка всегда выделялась среди других. К его удаче, девушка шла прямо у стены, а не в центре коридора, что поспособствовало удобному захвату, когда Кристиан ловко утянул её от однокурсников прямо в пустой класс; несколько минут назад именно там закончилась Трансфигурация у семикурсников. — Кристиан! — успела лишь пискнуть она, но дверь за её спиной закрылась. Юноша аккуратно потянул девушку на себя, попутно обвивая её талию свободной рукой — другая держала её холодную ладошку. — Я скучаю, — шепнул он ей на ухо. Клементин тепло улыбнулась, заглядывая в его синие глаза, после чего склонила голову набок: — Нас могли увидеть. — Но не увидели же, — хмыкнул он. — Могу я хотя бы десять минут провести с тобой, пока никто не увёл тебя снова? — Ты же знаешь, я и так на грани… — Эй, — Кристиан игриво чмокнул её в нос, — не начинай. Просто поцелуй меня разок и убегай на занятия. Она закатила глаза, но всё же выполнила просьбу, когда потянулась к его тёплым губам, чтобы подарить поцелуй. Ей нравилось это, пусть и без устали пугало. На дне сознания что-то заверещало, требуя отойти от притягательного юноши, но ей вновь стало плевать на всё остальное. Существовал лишь он. И так позорно она проваливалась в эту пропасть, даже не прилагая усилий спастись. Ей хотелось падать туда, потому что там был он. Близкий, родной, но отчего-то ставший запретным. Может, поэтому так сладок его вкус? Кристиан сомкнул руки вокруг её талии, целуя где-то в области шеи, пробегаясь пальцами по позвоночнику, отчего она вдруг улыбнулась, ощущая то самое тягучее тепло прикосновений. Клементин отклонилась назад, чтобы заглянуть в знакомые с самого детства синие глаза и увидеть там… что-то потрясающее. От этого дух захватило, а сердце начинало биться с удвоенной силой. Этот взгляд был всегда. Полный обожания и невероятного трепета, будто она — самое настоящее сокровище. Где-то там, глубоко внутри зарождалось необъяснимое волнение, предвкушение чего-то доселе неизвестного и до невозможного желанного. Забини смотрел заворожённо, словно впервые увидел её, словно пытался запомнить каждую мелочь на её лице, каждое пятнышко невидимых веснушек, едва заметных на бледной коже, каждую венку на шее, каждый волосок единственной тёмной пряди. Клементин дотронулась ладонью до лица юноши, проводя пальцем линию скул, спускаясь к губам… Хлопок. Кристиан замер, смотря за её спину, и крепче сжал её талию, не позволяя развернуться корпусом к двери. Но она обернулась. Мерлин тому свидетель, лучше бы она так и стояла, лишь бы не видеть того, кто вошёл. Но было поздно. Ещё в тот момент, когда она оказалась втянута в кабинет, всё пошло совсем другим чередом. Джеймс шумно выдохнул и, запнувшись, попятился назад. Внутри всё похолодело, заморозило то тепло, которое ещё две секунды назад исходило от Кристиана. — Стой! Она выбежала из кабинета вслед за гриффиндорцем, оставляя позади Забини, который почему-то улыбался. Он был рад этому стечению обстоятельств. Впервые он был рад Джеймсу Поттеру, потому что это означало, что лжи настал конец. Всё закончилось. Маски сорваны. Он бы соврал, сказав, что ему жаль. Ему нисколько не жаль. Это не тот случай. Ему незачем жалеть Поттера, ведь тот заслужил знать, что есть кто-то лучше для Клементин. Это сладкое превосходство растекалось по его венам вместе с кровью, доставляя маниакальное, дикое блаженство. Он бы все отдал, лишь бы увидеть это снова. Снова, снова, снова! Такая дурацкая победа в сражении за главный приз. Слизеринец подошёл к той самой парте и взял гриффиндорский галстук. Даже не верилось, что он вернулся именно за этим, а ушёл с суровой правдой в руках. Да, Поттер заслужил. А Клементин?***
А Клементин бежала за ним по коридору, боясь упустить из вида макушку каштановых волос. Она запиналась, чуть не упала на лестнице, но он шёл всё быстрее и быстрее, практически убегал от неё, пока не остановился в какой-то момент. — Джеймс! — вдохнула она сипло, теряя последний запас воздуха в лёгких. — Скажи, что я ошибся, — произнёс он, разворачиваясь к ней лицом. Она молчала. Не могла выдавить ни слова в свою защиту, потому что… Это было бессмысленно? Да. В этом не было никакого смысла. Сделанного не исправишь никакими словами. Она могла придумать сотни и тысячи оправданий, миллион объяснений, объяснить, что всё было не так. Что Кристиан Забини только что не обнимал, не целовал её в пустом классе, что это обман зрения, да что угодно, но… — Скажи, прошу. Его голос скрипел. На грани страха и истерики. — Джеймс, я правда... — Она задыхалась собственным голосом, а язык немел. — Выслу… — Какого чёрта это было? Джеймс смотрел на неё, будто не узнавая. — Я лгала. — И у Клементин внутри всё обрвалось. Сгорело. Разбилось. И слёзы вдруг начали катиться по щекам. — Пожалуйста, Джеймс, пожалуйста, я не… Я правда не хотела… мне… мне так жаль… — Она снова всхлипывает; слова едва ли становится возможным разобрать сквозь накатывающую панику. — Мерлином клянусь, я не хотела делать тебе больно, это вышло случайно… мне стоило сказать… я так испугалась… Простипростипростипростипрости. Она рыдала, глядя на Джеймса, пока он пытался сообразить, пока собирал лёгкий пазл из фактов. Он опустил голову, а когда поднял, его глаза застилали слёзы. Нет, только не это. Он не заслуживает такого, только не он. Это ведь Поттер — тот самый, который всегда улыбается и веселится, который до безумия любит свою семью и друзей, который готов заслонить собой всех своих близких, принять любой удар. И Клементин была в числе близких людей. До этого момента. Карие глаза были пустыми. В них больше не плескался огонёк вечного озорства и детской непосредственности. Он будто утонул в пелене слёз, норовивших скатиться по щекам вниз, к самому полу. — Я был пустым местом для тебя? — вымученно спросил он. Клементин Малфой вновь расплакалась. Такая вечно холодная и неприступная, всегда безупречная. Джеймсу показалось, что даже сейчас каждая её слезинка — это искусство. Чёртово искусство убивать. — Прости меня, я… ты… ты не заслужил такого. Я отвратительна, я знаю это, но не смотри так, прошу, умоляю, не смотри так, будто я вырвала твоё сердце, — девушка с силой смахнула капли с подбородка. — Как давно? — Что? — растерянно. — Как давно ты скрываешь это? Перестань, наконец, быть трусихой и скажи мне грёбаную правду! — Он закричал, зажмурившись, будто бы отгоняя непрошеные мысли и слова, режущие изнутри его плоть. — Клементин… — Я не знаю, наверное, давно, я не могу сказать точно… Пожалуйста, не смотри так, я не могу это выдержать. — А разве я могу? Могу ли я выдержать то, через что ты заставляешь меня проходить? Забини? Серьёзно, Клем, Забини? Твой лучший друг? Я какая-то шутка для тебя? — Нет, ты не… — Замолчи! — Снова крик. — Закрой свой чертов рот! Ты меня использовала, чтобы переключиться, но ничего не вышло, я прав? Я готов поспорить, что так всё и было! Ты... ты — лгунья! Они плакали, глядя друг на друга. Джеймс стоял прямо, молча позволяя слезинкам прокладывать свой путь вниз, пока Клементин ревела, и рёв её отражался от стен пустого коридора. — Что я сделал не так? — Вымученно, почти безжизненно. — За что ты так со мной? Она не знала, понятия не имела. Просто в один момент не смогла признаться, а после комок вранья стал набирать пугающие размеры, и распутать клубок было практически невозможно. А теперь он распутался самостоятельно. Самым простым, но болезненным способом. Проще было выпустить Круцио прямо в грудь. Он догадывался, но так слепо верил, что ошибался. Видел взгляды, замечал её отсутствие вместе с Забини, но всегда — всегда, чёрт возьми! — верил ей. И это практически детское доверие спасало от жестокой реальности. Оно светилось в его сердце, создавая тепло и надежду. Сердце разбилось. Огонёк погас. — Прости, Джеймс, — снова выдавила она, утирая слёзы. — Ты не заслуживаешь этого всего. Ты слишком хороший, а я так боялась признаться, что… — она осеклась. — Что, Клементин? Девушка замолкла, не имея ни капли сил сказать хоть слово, потому что «ятебянелюблю» застряло в горле колючим комом, не давая даже сделать вдох. Клементин не переставала плакать, желая повернуть время вспять, исправить все те ошибки, чтобы Джеймс Поттер никогда не узнал, каково чувствовать боль и предательство. Она ощущала себя отвратительно; её выворачивало от самой себя, выворачивало наизнанку, заставляя все органы гореть адским пламенем. Он не заслуживает. Кто угодно, но только не он. — Прости… Джеймс запустил пальцы в волосы, оттягивая пряди, приходя в себя и вспоминая, что это происходит не во сне, а наяву. Страшно. Жестоко. Нет ничего больнее разбитого юношеского сердца. Он потерянно огляделся. Коридор всё ещё был пуст. Клементин, сгорбившись, стояла напротив, непохожая на себя, такая уязвимая и потерянная, попавшая в собственную ловушку и не имеющая понятия, как спасаться, словно… — Не веди себя так, словно тебе больно. И он ушёл, оставляя позади эхо своих шагов и всхлипывающую слизеринку.