С Днем рождения, Мишенька

- Ну, Наталья Владимировна, - укоризненно протянула Миша, поправляя очки и испытывая дикое желание стукнуть заведующую отделением, утаскивающую с красиво сервированных тарелок очередной кусок нарезки, по руке. – Сколько лет, а все как маленькая… - Да ладно, Евгения Ефимовна, ей сегодня можно, - Донцов тоже попытался урвать кусочек колбасы, но вот его-то Миша не пожалела – седой анестезиолог мгновенно получил по руке, но лишь засмеялся, замечая, как воспользовавшаяся этим Бахметьева, разоряет очередную тарелку. Мише же осталось только бросить на нее укоризненный, но пропитанный смехом взгляд. Воспоминания, слишком свежие и яркие, беспокоили сегодня всех. Донцов, окидывая выставленные на столе запасы алкоголя, вспоминает, как дрожали его руки в тот момент, когда все было закончено. Все утро он вспоминает, как трудно было выполнять рутинную, ставшую привычной работу, и как легко было после. Евгения Ефимовна, с лица которой целый день не сходит улыбка, вспоминает сутки страха, слез и надежды и первый момент, когда она поняла – все будет хорошо. На минуту в глазах Миши появляются слезы, но она быстро берет себя в руки. - Наденька, ну наконец-то! – акушерка всплескивает руками, быстро забирает из рук девушки яркий пакет и отправляет молодую студентку мединститута раздеваться. – Паша, ну чего ты там копаешься? - Ну так… я сейчас, Евгения Ефимовна, только Ильиновскую проверю, - парень скрывается в коридоре, а Миша ловит довольную, гордую улыбку Бахметьевой и сама отвечает ей такой же. Да, в тот день было не только горе и отчаяние, в нем были и подвиги. Первые, но далеко не последние. - Ну а Дина где? – Миша окидывает взглядом ординаторскую, словно вездесущая старшая медсестра могла спрятаться под одним из сдвинутых к стенам столов. - Да она Аллу Валерьевну встречает, - Надя вытирает руки и торопливо начинает расставлять стаканы. - Мишенька, не волнуйся, - в порыве счастья, Наташа крепко обнимает акушерку, устраивая подбородок на её плече. – Пока главный виновник торжества не приедет, все равно не начнем. - Ой, и все таки какие вы… - Миша притворно-разочарованно отмахивается, но похлопывает Бахметьеву по скрещенным у нее на груди рукам. Дина и Кашина входят в ординаторскую, и поток смеха и объятий заполняет все пространство комнаты, а Наташа смотрит на все пребывающие лица и вспоминает. Вспоминает свой первый рабочий день, первые проблемы и первые сложные решения. Когда Миша одаривает её удивленным и чуть выжидательным взглядом, Наташа вспоминает первые недели своей беременности, наполненные сомнениями, тревогами и ожиданием. Затем вспоминается радость и снова ожидание и тревога, только другие, радостные, светлые. Словно понимая все без слов, Евгения Ефимовна продолжает руководить балом, позволяя Наталье и дальше вспоминать. И она вспоминает. Вспоминает страх и боль, вспоминает отчаянье, которое овладевало ею на операционном столе и веру в то, что они, все они – Донцов, Кашина, Базанов и еще многие, её команда, - справятся, спасут, не дадут умереть ни ей, ни ребенку. Вспоминает, как первой мыслью, пришедшей ей в затуманенную лекарствами голову, была мысль о сыне и то, какое облегчение она испытала, когда Миша сказала, что его удалось спасти. Вспоминает «лебединую песню» Кашиной и поступок Базанова. Словно в ответ на её мысли, Руслан заходит в комнату, придерживая дверь для Саши, которая так и осталась её единственной подругой. Пока они идут через комнату, чтобы одарить её поцелуями и поздравлениями, Наташа успевает подумать над тем, насколько смешным за год стало их «мы не вместе», и в ответ улыбается им уже искренне и тепло. А Саша и Руслан тоже вспоминают, только их воспоминания омрачены чувством вины, которое за год так и не испарилось. И пусть никто не напоминает Базанову о той истерике, что случилась с ним год назад, но каждый раз, когда ему хочется поступить «как проще», воспоминания о той ночи заставляют его быть лучше, делать усилие над собой и поднимать планку своего мастерства еще выше. - Ну, все собрались? – Саморядов-старший заглядывает в ординаторскую, окидывая собравшуюся компанию. – А где Лазарев? - Тут мы, тут, - Андрей заходит в комнату, и Наташа уже в который раз поражается тому, насколько открытой и счастливой стала его улыбка за последний год. Из глаз Лазарева исчезло загнанное, угрюмое выражение и иногда даже казалось, что и дышать ему стало свободнее, словно с его плеч был снят тяжелый, если не сказать неподъемный, груз. Морщины вокруг глаз разгладились, а губы все чаще складывались в улыбку. И казалось, что каждый раз, когда его взгляд останавливался на Наташе, все вокруг наполнялось светом и теплом. Тот мир, наполненный виной перед женой, болью от её смерти и опустошенностью, которую он испытывал каждый раз, отталкивая робкие попытки сближения с Наташей, остался позади, и сам Андрей был этому рад. В одну ночь, в ту самую, роковую ночь, он не просто смог покончить со всем, что разрывало его на части. В ту ночь он нашел то, что так долго искал. - А вот и наш именинник, - Миша тут же заворковала, принимая из рук Андрея крестника. – Какой же ты уже большой. - Ну и кто вспомнит, что год назад в нем и двух килограмм-то не было, - сложив губы в саркастичную, но в тоже время добрую, наполненную светом улыбку произнесла Кашина, легонько касаясь светловолосой головки. – А теперь смотрите, какой богатырь! Пока Мишенька переходит из одних рук в другие, Наташа подходит к Андрею, мгновенно оказываясь прижатой к его боку. Они оба вспоминают о том, что год назад именно Лазарев сутки боролся за жизнь малыша, так рано решившего появиться на свет. Сутки, наполненные борьбой. Борьбой Кашиной за возможность Бахметьевой иметь детей. Борьбой Наташи за собственную жизнь. Борьбой Андрея за хрупкую, слабо теплящуюся в крохотном теле жизнь. Борьбой самого Мишеньки. - Ну, когда нас порадуете вторым, Наталья Владимировна? – Донцов подкидывает мальчика и с радостной улыбкой наблюдает за смеющимся малышом. - А вот как Алла Валерьевна вернется к нам в клинику, так сразу и… - Бахметьева улыбается, ловя смеющийся взгляд Кашиной, а Миша и Саша подмигивают ей, понимая то выражение лица, с которым смотрит на Наташу Лазарев. Никто не знает, что у них впереди, но Бахметьева уверена в том, что они справятся со всем. Если они пережили тот декабрь, пережили первые, самые сложные дни, складывающиеся в недели и месяцы, если они смогли справиться с этим, то смогут справиться со всем, обязательно смогут. И Андрей тоже в это верит, потому что он чувствует, что готов пуститься в новое плаванье, с детским смехом, ужасающим характером невесты и днями, наполненными упрямством, смехом и постоянной борьбой. Мишенька, обеспокоенно завозился, и громким воплем напугал только что взявшего его на руки Саморядова-младшего, мгновенно побледневшего и напомнившего Бахметьевой самые первые дни работы с интерном, казавшимся абсолютно безнадежным. - Я… Честное слово…. Я… Наталья Владимировна, я ничего… - бормотание Павла Олеговича прерывает Наташа, с улыбкой забирающая сына из его дрожащих рук и прижимающая его к себе. Вокруг звучат разговоры, смех и звон бокалов, но Наташа и Андрей не замечают ничего, кроме улыбки своего ребенка. Лазарев прижимается губами ко лбу малыша, и щекочет его бородой, так нравящейся его матери. Мишенька смеется, а затем громко, перекрывая общий гул, произносит первое в своей жизни слово: - Папа! – в глазах Наташи блестят слезы, и она понимает, что Андрей тоже прячет совсем не позорные для мужчины слезы. – Папа! Папа! - С днем рождения, Мишенька… - шепчет Наташа и понимает, насколько изменил все вокруг последний, такой не простой для них для всех год.